Ознакомительная версия. Доступно 28 страниц из 136
На прощание Фу Би-чен спросил:
— Полагаете ли вы, председатель, что я смогу принести пользу делу освобождения моего народа? — И, чуть запнувшись, прибавил: — Под вашим руководством, председатель…
Уже много позже он понял, что последние слова были лишними: Мао Цзе-дун был лишён всякого честолюбия. Он никогда не придавал своему участию в революции значения исключительности, хотя оно и было огромно.
В ответ на слова Фу Би-чена он улыбнулся и сказал:
— Не я буду определять правильность или ошибочность вашего поведения в революции, а то, поймёте ли вы сами, чего от вас ждёт наш народ и единственная партия, которая ведёт его к действительному освобождению, — наша, коммунистическая партия.
— Но вы — руководитель партии! — воскликнул Фу Би-чен.
— Допустим, что так… — сказал Мао Цзе-дун. — Но Центральный Комитет — вот линза, в которой собирается свет коллективного разума и энергии партии. Очень важно, чтобы вы поняли: только в луче коллективного разума партии вы можете отыскать правильный путь в беспредельных просторах и в сложном лабиринте истории. Вспомните Чэн Ду-сю — вот пример того, к чему приводит отрыв от разума и воли партии. Это политическая смерть. Скатившись в объятия троцкистов, Чэн Ду-сю неизбежно стал таким же предателем дела революции и освобождения своего народа, как сам Троцкий.
— Это я уже понял, — несмело проговорил Фу Би-чен.
— И ещё многое должны будете понять… Чтобы найти правильный путь на нынешнем этапе нашей революции, вам следует близко, очень близко познакомиться с путями нашего крестьянства. Крестьянское движение в наше время приобретает в нашей стране небывалые размеры и огромное значение. Это будет подъем миллионов и миллионов крестьян. Я убеждён: они разорвут все связывающие их путы и устремятся на путь освобождения. Родившись в Хунани, это движение уже охватило Хубэй, Цзяньси, Фуцзян, весь Китай. Под нашим руководством. И в этом сила нашей партии. И если вы, товарищ Фу Би-чен, хотите оставаться верным сыном своего народа…
— Клянусь вам… — начал было Фу Би-чен, но тотчас смолк, так как Мао Цзе-дун продолжал:
— Нет, не клясться, а понять… понять на данном этапе китайского крестьянина, — мягко проговорил Мао. — Понять, что иной путь, кроме пути коммунистической партии, в крестьянском вопросе — ошибка, — вот что вам нужно. Если вы хотите итти с нами, то должны приготовиться к величайшим испытаниям. Они будут долгими. Многим они покажутся лишёнными надежды. Но мы не боимся их, потому что видим победу. Безусловную и окончательную победу.
— Я с вами, я с вами! — воскликнул Фу Би-чен и тут же смущённо добавил: — Если только не может помешать то, что я ещё не так хорошо знаком с партийной наукой, чтобы сказать: «Я марксист, я ленинец». Теперь я вижу, что занимался в Америке совсем не тем, чем следовало.
— Вы не правы, — спокойно возразил Мао Цзе-дун. — Ваши знания нам пригодятся. Именно теперь вы сможете взглянуть на них с позиций марксизма и разоблачить то, что является в них ложным и враждебным — Мао Цзе-дун протянул Фу Би-чену руку: — Идите же отдыхать, завтра мы продолжим беседу.
Но на следующий день Фу Би-чену уже не удалось ни услышать Мао Цзе-дуна, ни повидать его Фу Би-чена пригласил к себе Пын Де-хуай и дал ему первое задание. К удивлению Фу Би-чена, это задание не имело ничего общего с авиацией. Но на выполнение его Фу Би-чен должен был отправиться немедленно.
Через полчаса Фу Би-чен был уже в пути к первой ступени в лестнице испытаний, приведших его к тому, над чем он думал сейчас: как покончить с последней колонной японцев, стоявшей на его пути к соединению с главными силами Чжу Дэ. За время, что Фу Би-чен двигался по этой длинной лестнице, разрозненные отряды успели слиться в единую могучую Красную армию Китая. Она успела совершить свой легендарный двенадцатитысячекилометровый поход через весь Китай. Потом Красная армия Китая превратилась в 8-ю и новую 4-ю народно-революционные армии. За эти годы Фу Би-чен почти забыл, что учился летать, — он стал ветераном пехоты. Никогда и никому он не выдавал чувств, которые вспыхивали в нём иногда при виде самолёта. Но на данном этапе военной истории Свободного Китая пехотные командиры были нужнее лётчиков, и Фу Би-чен только изредка тешил себя надеждой, что когда-нибудь это положение изменится…
Фу Би-чен знал, что разбить стоявшую перед ним колонну японцев и соединиться с Чжу Дэ — значит преодолеть ещё одну очень важную ступень к окончательной победе над силами врагов. Теперь-то уж он знал, что означают для Китая сказанные в Москве слова:
«Характерно, что перед началом вторжения Японии в Северный Китай все влиятельные французские и английские газеты громогласно кричали о слабости Китая, об его неспособности сопротивляться, о том, что Япония с её армией могла бы в два-три месяца покорить Китай. Потом европейско-американские политики стали выжидать и наблюдать. А потом, когда Япония развернула военные действия, уступили ей Шанхай, сердце иностранного капитала в Китае, уступили Кантон, очаг монопольного английского влияния в Южном Китае, уступили Хайнань, дали окружить Гонконг. Не правда ли, все это очень похоже на поощрение агрессора: дескать, влезай дальше в войну, а там посмотрим».
Фу Би-чен на себе и на своих людях испытал уже, что означает это «посмотрим». Но чем больше он это испытывал, тем твёрже становилась его уверенность в победе и над японцами, которых поощряли к агрессии, и над теми, кто намеревался «посмотреть».
Из шалаша санитарной части вышел Чэн. Рука лётчика покоилась в повязке, в расстёгнутом вороте куртки белели бинты, но недавняя бледность уже исчезла с его лица. Увидев командира, он улыбнулся.
— Как дела? — спросил Фу Би-чен.
— Прекрасно, — ответил Чэн, — через два дня буду, как новый. Кости не задеты, пустяшная царапина. Одним словом, все очень хорошо.
Сидевшие на обгорелом бревне Стил и Джойс подвинулись, чтобы дать место раненому.
Мимо них два солдата провели высокого сутулого человека в рваном ватнике.
— Пленный? — спросил Чэн.
— Перебежчик, — ответил Фу Би-чен.
