— Знаешь, какое самое большое наслаждение в жизни? Нет, не знаешь — сейчас объясню. Это когда у тебя автомат и два рожка патронов, перевязанные скотчем, и ты идешь и стреляешь, стреляешь, стреляешь, стреляешь, стреляешь, пока у тебя не кончатся патроны…
Журналист почему-то подумал в этот момент, что говорить о таких вещах могут только люди с патологической страстью к насилию — врожденной или, скорее, приобретенной.
— Да, убивать… — пробормотал Дмитрий.
— Простите, — вставил журналист, — значит, вы воюете только потому, что вам нравится убивать?
Емельянов, немного поразмыслив, сказал утвердительно:
— Да. Я воюю тут не ради денег… Думаешь, у меня ничего нет? — спросил он и покосился на Злату, стоявшую поодаль. — У меня есть баба, местная, хорватка, любит меня. Не знаю, как она меня до сих пор терпит, не знаю, почему согласилась перебраться в этот город; наверное, действительно любит. У меня есть деньги — большие деньги, начальник, тебе такие и не снились. Но деньги, женщина, которая тебя любит, — это еще не все. Главное в жизни — убить врага!..
Наемник еще долго рассказывал о своей жизни в экс-Югославии, а Злата, стоявшая поодаль, с трудом сдерживала слезы.
Когда он закончил и, пожелав всего хорошего, ушел, журналист уселся в автобус и закурил сигарету.
Он хотел сосредоточиться на том, как именно, в каком ракурсе будет более выгодно подать этот материал, но в голове у него постоянным рефреном звучали слова наемника:
— Знаешь, какое самое большое наслаждение в жизни? Нет, не знаешь — сейчас объясню. Это когда у тебя автомат и два рожка патронов, перевязанные скотчем, и ты идешь и стреляешь, стреляешь, стреляешь, стреляешь, стреляешь, пока у тебя не кончатся патроны… Это, наверное, и есть сама жизнь…
