Ознакомительная версия. Доступно 38 страниц из 189
«Глупая случайность» старался уверить себя Шлейхер. Но теперь инстинкт подсказывал ему, что это вовсе не случайность, а первые признаки той страшной пустоты, которая образуется вокруг человека, когда он выпадает из игры. Спокойствие покидало его. Он наспех предупредил Бредова, что сейчас будет у него, и отправился в Берлин.
Разговор с Бредовым не принёс утешения: признаки того, о чём говорил Рем, были налицо, — тревожные признаки приближения развязки, которая в исполнении Гитлера могла оказаться ужасной.
Шлейхер очутился в тенётах тех самых интриг, которые он с таким искусством и до сих пор не изменявшим ему успехом плёл в течение пятнадцати лет. Но он ещё не мог и не хотел поверить тому, что дело непоправимо. Он говорил Бредову:
— Настало время показать ему когти.
Бредов молчал.
Шлейхер терял спокойствие:
— Мы должны дать ему понять, что нанесение мне какого бы то ни было вреда будет означать опубликование самых компрометирующих обстоятельств жизни этого животного, — в раздражении говорил он.
Бредов отвечал тем же молчанием. Он только с беспокойством поглядывал по сторонам, словно опасаясь, что стены могут слышать этот разговор.
Его молчание вывело Шлейхера из себя:
— Дайте мне бумаги, я сам составлю публикацию, которая, в случае…
На этот раз Бредов не дал ему договорить.
— Бумаг… у меня нет.
Шлейхеру казалось, что он ослышался. У него едва хватило голоса, чтобы переспросить:
— Нет бумаг?!
Словно это выходило за грань мыслимого.
Бредов ответил было молчаливым кивком головы, но, видя выражение лица генерала, которому вот-вот сделается дурно, поспешил добавить:
— Я отправил их за границу.
— Сейчас… сейчас?
— Именно сейчас.
— Когда от них зависит все, зависит, может быть, моя жизнь?..
— Их нельзя было дольше держать здесь. Моя жена полетела в Швейцарию, чтобы положить их там на хранение.
Шлейхер уронил голову на руки. Едва слышно он бормотал:
— Вы сошли с ума, вы просто сошли с ума…
— Мы примем меры, чтобы получить копии, — сказал Бредов, но так неуверенно, будто и сам не верил в возможность того, что говорил.
— Вы сошли с ума! — повторил Шлейхер. — Когда улетела госпожа фон Бредов?
— Вчера.
— Куда?
Бредов снова опасливо огляделся и ответил неопределённо:
— В Швейцарию…
— Ах, боже мой, — воскликнул Шлейхер. — Они же всё равно знают, куда она улетела. Они же давали ей заграничный паспорт.
— Паспорт взят… совсем не туда, где будут храниться бумаги, — ответил Бредов.
— А вы не думаете, что за ней могут следить и там, везде…
— Конечно, — Бредов пожал плечами. Как контрразведчик он понимал, что уберечься от слежки гитлеровской службы было трудно. — Но я надеюсь, что следит за нами не кто иной, как Александер.
— Как бы не так… Они давно знают наши отношения с Александером. Конечно, за вами, а значит, теперь и за вашей женой следит Гиммлер. И то, что он будет знать местонахождение документов, — просто ужасно, — тоном отчаяния проговорил Шлейхер.
Он поднялся с кресла и стал в волнении ходить по комнате. На своём пути он притрагивался то к одной, то к другой вещи, брал со стола первые попавшиеся предметы и тут же рассеянно ставил их на своё место.
Бредов исподлобья следил за этой нервозной прогулкой.
— Место хранения бумаг останется нашей тайной, — уверенно проговорил он. — А что касается копий, то…
— Ну же?..
— Я должен сам вылететь в Швейцарию, чтобы их получить.
Шлейхеру пришло в голову, что если Бредов улетит, он останется тут совершенно один, без всякой к тому же гарантии, что Бредов вернётся. Ведь если дела оборачиваются так, как сам он только что говорил, самым разумным со стороны Бредова будет остаться в Швейцарии. Бумаги — капитал, с которым он просуществует. А здесь — нуля в затылок?.. Нет, Бредов должен остаться. Он единственный надёжный заложник за целость бумаг.
— Вы не должны лететь в Швейцарию, — поспешно проговорил он. — По вашему следу они уже наверняка доберутся до бумаг. Надо послать кого-нибудь другого.
Бредов достаточно хорошо знал Шлейхера, чтобы угадать возникшие у него опасения. Но на этот раз он ничем не мог его успокоить: послать следом за женой кого бы то ни было — значило открыть тайну, которой никто не должен был знать.
Разгорелся спор. В конце концов, Шлейхеру ничего не оставалось, как согласиться, потому что единственный человек, за которого он мог поручиться в этом деле, кроме Бредова, был он сам. Но не мог же он ни с того ни с сего лететь в Швейцарию. Обратиться в такие дни за паспортом — значило обнаружить свой страх перед Гитлером, то-есть выдать себя с головой… Но, боже правый, как хорошо было бы сейчас оказаться за пределами этой проклятой страны!..
— Хорошо, пусть будет так: вы летите. Но сделать это нужно немедленно, сегодня, тотчас же… — И вдруг лицо его просветлело, как от неожиданно пришедшей радостной мысли: — Я устрою вам это… — воскликнул он, — да, да я устрою все так, что они не будут знать, куда вы полетели…
Он тут же соединился по телефону с Нейратом, но по его недоуменно-взволнованным репликам, по тому, как ему пришлось убеждать министра иностранных дел в неотложности служебной поездки Бредова в Швейцарию, полковник понял, что из этого ничего не может выйти. Пока шёл этот бесполезный и, как казалось Бредову, ошибочный, — так как он обнаруживал ещё одному человеку их намерения, — разговор, он сам мучительно размышлял над тем, как действительно поскорее выбраться из Германии. Непривычная нервозность Шлейхера передалась и ему. Ему самому уже начинало казаться, что земля под ним горит, что нельзя терять ни часа — нужно немедленно показать Гитлеру камень, который они для него припасли.
К тому времени, когда Шлейхер в раздражении бросил телефонную трубку на рычаг аппарата, у Бредова было готово решение: копии документов должны быть как можно скорее доставлены Гитлеру. Ему самому прямо в руки, без посредников! Чтобы он оценил по достоинству не только их угрожающий смысл, но и действительную готовность Бредова не передоверять тайн фюрера никому на свете. Шлейхер?.. Ну, в конце концов это уж дело генерала, как он сумеет выбраться из передряги. На то он и «генерал от политики»! Сейчас Бредов должен думать о себе самом.
