Выброшенная жена для генерала дракона
Пролог
— Господин, туда нельзя! Там первая брачная ночь… Молодые совсем недавно вошли и…
Но дверь распахнулась.
С таким треском, будто сама тишина разлетелась на осколки.
И в покои тяжелой величественной поступью вошёл лорд Арвейн.
Отец моего мужа.
Не постучавшись. Не предупредив. Просто бесцеремонно отодвинув перепуганную служанку с дороги тростью.
Ещё мгновение назад Йенсен, мой муж, целовал меня — осторожно, почти благоговейно, будто я была хрупким стеклом. Его пальцы касались моей кожи, как перышко, а дыхание пахло вином и обещаниями. Я думала: вот оно — начало. Новое имя. Новый дом. Новая жизнь.
Боже, как же я соскучилась по человеческому прикосновению.
После того как меня с ножницами в груди выкинуло из мира, где боль снимали таблеткой, а не магией, я думала: пусть даже этот мир жесток — здесь я не одна.
— Где приданое? — закричал лорд Арвейн, нахмурив брови и глядя на меня.
Погодите, я еще в шоке… Разве можно так врываться в спальню во время первой брачной ночи?
— Приданое? — переспросила я, натянув одеяло на грудь.
Голос дрожал — не от страха. От осознания: что-то пошло не так!
Лорд Арвейн скривил губы и посмотрел на меня. В его взгляде сочилось столько обжигающего презрения, что я невольно отпрянула на подушки.
Он был высок. Его лицо, изрезанное морщинами, казалось приклеенной маской. Глаза — мутные, без тени тепла. Он смотрел на меня не моргая, словно удав на кролика. В руке — трость с набалдашником в виде волчьей пасти, оскалившейся клыками.
Каждый его шаг звучал как приговор.
Он молча вытащил из кармана сложенный лист пергамента, встряхнул его, расправляя в руках.
— Твоя мать прислала это всего несколько часов назад, — процедил он, будто вонзая нож в мою грудь. — Хочешь, зачитаю? Маленькая паскуда!
— Кто вам дал право меня оскорблять! — возмутилась я.
— Молчать! — трость ударила об пол.
Прошелестела бумага.
Старый лорд развернул письмо.
Прочитал, медленно, с издёвкой, каждое слово — как удар:
«Милостивый лорд Арвейн… С глубоким сожалением сообщаю, что приданое за моей дочерью передать не представляется возможным. Обстоятельства вынудили нас…»
«…просим простить нас за это недоразумение. Наша дочь — послушная, трудолюбивая и…»
«…мы надеемся, вы проявите милосердие…»
Он со злостью швырнул письмо на кровать.
— «Послушная»? — фыркнул он, кончиком трости отбрасывая одеяло с моих босых ног. — Ты? Ты, которая даже не удосужилась предупредить моего сына, что приходишь к нему нищей? Та, которая осмеливается мне перечить!
Я смотрела на бумагу. На почерк матери. На её извинения, написанные в ту самую ночь, когда я надевала свадебное платье, чтобы и дальше проживать чужую жизнь в чужом теле.
Быть такого не может!
Я верила, что семья отпустила меня с любовью.
А они просто обманули мужа! Пообещали приданое — и решили его не давать! Но только решили уже после свадьбы!
И ведь даже не потрудились сказать правду — ни мне, ни жениху.
Просто пустили, оттолкнули семейную лодку с улыбкой и ложью.
Всего несколько часов назад.
Пока я целовалась с Йенсеном у алтаря, моя мать уже знала: я войду в этот дом — без защиты, без чести, без гроша. С опущенной головой, вжатой в плечи, с виноватым взглядом и дрожащими руками. Знала — и поздравляла меня, желая счастья!
Я медленно повернулась к Йенсену.
Он сидел на краю кровати, сжимая простыню так, что костяшки побелели.
Йенсен был красив — по-мальчишески, с мягкими чертами и светлыми волосами, растрёпанными от поцелуев. Но его глаза… Его глаза уже не смотрели на меня как на жену.
Он опустил взгляд.
И прошептал:
— Прошу тебя, не спорь с папой!
В груди — не сердце, а дыра, через которую уходит всё тёплое.
Потому что предала не только мать.
Предал муж.
Тот, кто только что клялся любить и защищать меня.
— Встань! — рявкнул лорд Арвейн. Кончик трости упёрся мне в грудь. — На колени! Как делали все женщины этого дома, которые посмели прийти в него с пустыми руками! Ты здесь — никто, запомни это. Ты должна преклоняться перед мужчинами этого дома, потому что они тебя содержат! Тебя взяли из милости! И терпят из милости!
— Вы шутите? — вырвалось у меня. Я смотрела на него, не веря своим ушам. — Во-первых! Это наша первая брачная ночь! Вы врываетесь сюда, как будто это ваша спальня⁈ А сейчас требуете, чтобы я стояла перед вами на коленях, как провинившаяся служанка?
— Ты хуже служанки, — огрызнулся старый лорд Арвейн, шагнув ближе. — Ты спишь на кровати, купленной на мои деньги! При этом не принесла ни лорнора! Ты дышишь воздухом моего дома! И если хочешь здесь остаться — будешь делать всё, что я скажу. Быть может, если бы за тебя дали приданое, я был бы немного помягче. Но сейчас, когда выяснилось, что ты — жалкий плевок на репутации моей семьи, я не собираюсь с тобой церемониться!
Я повернулась к Йенсену. Взглядом умоляя: скажи хоть слово. Защити меня. Я, вообще-то, твоя жена!
Йенсен резко вскочил с кровати.
Его пальцы сжались в кулаки. Губы дрожали.
Он сделал шаг вперёд — будто тело наконец услышало сердце.
Лорд Арвейн мгновенно перевёл взгляд на сына. Не крикнул. Не ударил. Просто посмотрел.
— Если ты сейчас встанешь за неё, — произнёс он тихо, почти ласково, — ты больше не мой сын. Ни дома, ни имени, ни монеты на хлеб. Ты будешь жить в канаве. Как она.
Он сделал паузу. Усмехнулся.
— Ты этого хочешь, сынок?
Йенсен замер.
Взгляд скользнул на меня. Потом муж посмотрел на отца. Опустился на его трость.
И через мгновенье остановился на руке, где рядом с обручальным кольцом был старинный перстень с гербом в виде волка.
«Нет, Йенсен!», — прошептала я в своих мыслях. — «Йенс… Ты чего?»
Муж медленно… опустился обратно на край кровати.
— Прошу тебя, не спорь с папой, — прошептал он, не глядя на меня. — У него больное сердце. Ему нельзя нервничать.
Больное сердце?
Как будто это оправдание!
Как будто моё унижение — пустяк по сравнению с его «больным сердцем»!
Я посмотрела на старого лорда. Потом — на мужчину, за которого вышла замуж. На того, кто клялся хранить и защищать.
И впервые почувствовала, как внутри что-то ломается — не трещит, не гнётся… разлетается на куски. У меня дёрнулся глаз.
— Нет, — сказала я чётко, глядя лорду Арвейну прямо в глаза. — Я не буду стоять на колени. Ни перед вами. Ни перед кем. Вы — не король!
— Я — король этого дома! Я — твой хозяин! И хозяин всего, что ты видишь! — произнёс лорд, пока я сжимала кулаки, стараясь держать себя в руках.
— На колени! — страшным голосом закричал лорд Арвейн.
— Нет, — прошептала я сквозь стиснутые зубы.
Лицо лорда Арвейна побагровело. Он задохнулся от ярости.
— Ты! — прошипел он, тыча в меня тростью, кончик которой я отбросила в сторону. — Ты приползла сюда без гроша, без приданого! Ты стоишь мне двести лорноров в день — на еду, на стирку, на уборку, на выполнение слугами твоих прихотей. А взамен — ни гроша, ни приданого, ни даже приличного поведения. Завтра кредиторы сожгут мне поместье, а ты лежишь здесь, как принцесса. Вставай. Ты не гостья. Ты — долг. И будешь его отрабатывать! А мы еще на свадьбу поиздержались! Пришлось заложить фамильные драгоценности! Чтобы узнать, что за тебя и гроша не дают⁈
Я сжала губы. В горле стоял ком. Но я не заплакала.
Потому что боль уже переросла в ярость.
— Вы не имеете права, — сказала я звенящим от гнева голосом. — И будьте так любезны — покиньте нашу спальню!
В этот момент лорд Арвейн схватился за грудь.
— А-а-а… — выдохнул хрипло, роняя трость из рук. Она с гулким стуком упала на каменный пол.
— Сердце… капли… капли в карете… Сынок…
