Элинор Портер
Поллианна взрослеет
Серия «Яркие страницы. Коллекционные издания»
Eleanor H. Porter
Pollyanna Grows Up
Перевод с английского Дарьи Самсоновой
Литературный редактор Влад Чарный
В оформлении орнамента на обложке использована иллюстрация:
mart / Shutterstock.com
Используется по лицензии от Shutterstock.com / FOTODOM
© Самсонова Д., перевод на русский язык, 2026
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2026
Глава 1
Откровенный разговор
Делла Уэзерби взбежала по довольно внушительным ступеням дома ее сестры на Коммонуэлс-авеню и энергично нажала пальцем на кнопку электрического звонка. Вся она, от верхушки ее широкополой шляпы до подошв туфель на низком каблуке, излучала здоровье, деловитость и решительность. Даже ее голос, когда она поздоровалась с горничной, открывшей дверь, звенел радостью жизни.
– Доброе утро, Мэри. Моя сестра дома?
– Д-да, мэм, миссис Кэрью дома, – замявшись, ответила девушка. – Но… она не желает, чтобы её кто-то беспокоил.
– Вот как? Что ж, я никто, – улыбнулась мисс Уэзерби, – так что меня она примет. Не беспокойся, я возьму вину на себя, – кивнула она, увидев испуганный протест в глазах горничной. – Где она, в своей гостиной?
– Д-да, мэм, только… она сказала… – Однако мисс Уэзерби уже была на середине широкой лестницы, и горничная, беспомощно глядя ей вслед, умолкла.
Наверху Делла Уэзерби без колебаний прошагала по коридору к полуоткрытой двери и постучала.
– Мэри, – отозвался голос, в котором звучало «Боже, ну что еще», – разве я не… О, Делла! – Теперь голос был удивленным и потеплевшим. – Моя дорогая, откуда ты здесь?
– Да, это Делла. – Молодая женщина, безмятежно улыбаясь, уже прошла в комнату. – Я была на воскресном пикнике на пляже еще с двумя сестрами милосердия, а сейчас возвращаюсь в санаторий. А это значит, что я не задержусь. Я зашла только ради этого, – и она сердечно расцеловала обладательницу недовольного голоса.
Миссис Кэрью нахмурилась и с некоторой холодностью отстранилась. Проблеск радости и оживления на ее лице угас, оставив лишь брюзгливое уныние, явно куда более привычное ей.
– О, конечно! Мне ли не знать, – сказала она. – Ты никогда не задерживаешься… здесь.
– Здесь! – Делла Уэзерби весело рассмеялась, всплеснув руками. Но вдруг её голос и поведение изменились. Она посмотрела на сестру серьезно и с нежностью. – Рут, дорогая, я не могла… я просто не могла жить в этом доме. Ты же знаешь, – мягко сказала она.
Миссис Кэрью раздраженно поерзала в кресле.
– Не представляю, почему, – парировала она.
Делла Уэзерби покачала головой:
– Нет, ты знаешь, дорогая. Ты знаешь, что мне совсем не по душе все это – меланхолия, бесцельное существование и пристрастие к тоске и горечи.
– Но мне действительно тоскливо и горько.
– Так не должно быть.
– Почему? Что еще у меня есть в жизни?
Делла Уэзерби нетерпеливо отмахнулась.
– Рут, послушай меня, – начала она. – Тебе тридцать три года. У тебя хорошее здоровье – вернее, было бы, если бы ты следила за собой должным образом, и у тебя определенно сколько угодно времени, а денег и того больше. Любой тебе скажет, что в такое великолепное утро ты могла бы найти себе занятие получше, чем киснуть в этом доме, похожем на склеп, и велеть горничной никого не принимать.
– Но я не хочу никого видеть.
– Тогда надо заставить себя захотеть.
Миссис Кэрью устало вздохнула и отвернулась.
– О, Делла, как ты не можешь понять? Я не такая, как ты. Я не могу… забыть.
Лицо молодой женщины на миг исказилось от боли.
– Ты говоришь… о Джейми, я полагаю. Я не забыла об этом, дорогая. И не могла бы забыть. Но уныние не поможет нам… найти его.
– Будто я только тосковала и не пыталась отыскать его целых восемь долгих лет! – возмущенно отозвалась миссис Кэрью со слезами в голосе.
– Конечно, ты искала его, дорогая, – поспешила утешить ее сестра. – И мы с тобой продолжим поиски, и будем искать, пока не найдем, до самой смерти, если понадобится. Но такое настроение нам не поможет.
– Но я ничего больше не хочу, – печально проговорила Рут Кэрью.
С минуту они обе молчали. Младшая сестра смотрела на старшую с тревогой и неодобрением.
– Рут, – сказала она наконец почти сердито, – прости меня, но… Ты собираешься всегда оставаться такой? Ты овдовела, я понимаю – но твой брак продлился всего год, и твой муж был намного старше тебя. Ты была тогда еще совсем юной, и тот короткий год наверняка сейчас почти кажется сном. Не могло же это отравить тебе всю оставшуюся жизнь!
– Нет, о нет… – так же печально бормотала миссис Кэрью.
– Значит, ты и правда всегда будешь такой?
– Ну, конечно, если я смогу найти Джейми…
– Да, да, я понимаю. Но, Рут, дорогая, неужели ничего, кроме Джейми, на всем белом свете не может хоть немного тебя порадовать?
– Похоже, что ничего, – безучастно вздохнула миссис Кэрью.
– Рут! – воскликнула ее сестра, чувствуя, что вот-вот разгневается. Но вдруг засмеялась. – О, Рут, Рут, я тебе выпишу дозу Поллианны. Тебе она нужнее, чем кому бы то ни было!
Миссис Кэрью поджала губы.
– Я не знаю, что такое «поллианна», но что бы это ни было, оно мне не нужно, – резко ответила она, тоже начиная сердиться. – Здесь не твой обожаемый санаторий, и я не твоя пациентка, чтобы пичкать меня снадобьями и указаниями, не забывай, пожалуйста.
Глаза Деллы Уэзерби искрились, но она не улыбалась.
– Поллианна – это не лекарство, моя дорогая, – спокойно сказала она. – Хотя я слышала, как некоторые называли ее бальзамом. Поллианна – это маленькая девочка.
– Девочка? Ну откуда мне было знать, – все еще обиженно отозвалась ее сестра. – У вас есть какая-то «белладонна», так почему бы не быть «поллианне». К тому же ты вечно советуешь мне что-нибудь попринимать, и ты определенно сказала слово «доза», а оно обычно говорится, когда речь идет о каком-нибудь лекарстве.
– Поллианна и впрямь лекарство в своем роде, – улыбнулась Делла. – И все врачи в санатории утверждают, что она лучше любой микстуры, которую они могут прописать. Это девочка, Рут, лет двенадцати или тринадцати, она провела в санатории все прошлое лето и большую часть зимы. Я успела пообщаться с ней всего пару месяцев, поскольку она уехала вскоре после моего прибытия. Но этого было достаточно, чтобы она совершенно меня очаровала. К тому же в санатории до сих пор все вспоминают Поллианну и играют в ее игру.
– ИГРУ!
– Да, – кивнула Делла с загадочной улыбкой. – Ее игру в радость. Я никогда не забуду, как впервые узнала об этой игре. Одна из процедур в лечении Поллианны была особенно неприятной и даже болезненной. Она делалась по утрам каждый вторник, и очень скоро настал мой черед проводить ее. Я боялась этого, поскольку знала по моему прежнему опыту с другими детьми, что меня ждет: они нервничают и плачут, если не хуже. К моему бесконечному изумлению, девочка встретила меня с улыбкой и сказала, что рада видеть меня. И веришь или нет, ни единого стона не слетело с ее губ за время всей процедуры, хотя я знала, что ей очень больно. Должно быть, я сказала что-то такое, что выдало мое удивление, потому что она охотно объяснила мне: «О да, раньше я тоже нервничала и боялась, пока не подумала, что это совсем как дни стирки для Нэнси, и по вторникам я могу радоваться больше всего, ведь до следующей процедуры еще целая неделя».
