Рифейские горы (СИ) - Турлякова Александра Николаевна

Малыш весь день вредничал, ничего не хотел есть, попил молока лишь немного, почти всё время плакал, будто у него что-то болело. К ночи немного притих, но заснуть так и не заснул. Да ещё и гореть начал снова.

Кэйдар уже несколько раз посылал за врачом, но днём Лил уходил в город, как сказали, за новыми лекарствами, а потом вообще куда-то запропастился. Вроде, здесь, во Дворце, но где, куда направился - никто не знает!

Кэйдар тревожился, ребёнок не выглядел здоровым, наоборот: казалось, состояние его с каждым часом делается всё хуже. Но и как помочь, тоже не знал. Что у него болит? От самого ответа не добьёшься, мал ещё слишком.

Носил сына по комнате, укачивал, разговаривал с ним, боялся доверить кому бы то ни было: ни прислуге, ни няньке, ни кормилице. Баюкал сам, а в памяти слова из вчерашнего разговора с Лилом вставали: "...Ему нужна мать... Нужна её забота... Её присутствие..." Виэлийка Ирида то есть. Эта упрямица! Пятый день она одна запер-та, ни ребёнка своего не видит, ни света солнечного. А всё равно упорствует, отказы-вается признать свою вину, не молит о пощаде, не раскаивается в своей дерзости... Терпение твоё испытывает!

Вспоминая виэлийку, каждое утро и каждый вечер выслушивая сообщения о ней, он упрямо поджимал губы, лицом каменел, сердился: "Ну, чего тебе ещё сделать, чтоб ты смирилась? Признала мою власть над собой? Как заставить тебя просить меня?.. Как умолять заставить?.."

Она-то упрямится, а ребёнок страдает. Мой ребёнок страдает! Похудел, вон, как, слабенький стал совсем, болезный. Ни о ком, кроме себя, она не хочет думать. Что ей собственный сын? Она же столько раз его убить хотела! Ещё не родившегося, ещё плодом в своём же чреве... Мыслимое ли дело?!

Даида принесла тёплой, чуть подслащенной воды, приняла Тирона - точнее, Тави-ния! - на руки, стала поить из серебряной чашечки с низкими краями, заметила меж-ду делом:

- Горяченький он что-то снова... Не простыл ли?

- Нет, его уже второй день из комнаты не выносим,- Кэйдар, нахмурив брови, сле-дил за кухаркой, за тем, как она укачивает мальчика, посаженного на колени, легки-ми движениями вверх-вниз.- Он хочет спать, но не засыпает почему-то...

- Да, вам бы, господин, и самому не мешало бы прилечь поспать,- Даида подняла на Кэйдара озабоченный взгляд синих глаз; в них он никогда не встречал страха, а сейчас они смотрели с сочувствием, с пониманием, с заботой, но без страха перед строгим хозяином.

- Лил не появился?- Кэйдар на её слова внимания не обратил, о себе он сейчас меньше всего думал.

- Я видела его последний раз ещё днём. Он с обеда на кухне не показывался. Но Ирсавий-привратник не видел, чтоб он покидал Дворец. Он где-то тут, в Доме. Мо-жет объявиться в любое время...

- Но он-то нужен сейчас!- Кэйдар перевёл глаза на ребёнка, и тот вытянул ему ручки навстречу, но не улыбнулся, как обычно в такую минуту, хмурил болезненно маленькое личико.- Вот что с ним? Что?..- оборвал себя сам.- Ладно! Я сам поищу его, раз другие не могут...- вышел стремительным шагом, а Даида, проводив его глазами, только вздохнула.

...Он никак не представлял, как можно искать Лила среди бесконечных коридоров Царского Дома, среди сотен людей, да ещё и поздним вечером, почти ночью. В вы-деленной ему комнатке, недалеко от кухни, на первом этаже, Лила не оказалось, а где он может быть в такое время, Кэйдар не имел понятия. Лил из тех, кто может среди ночи потащиться спасать раба, сломавшего руку, или рабыню-роженицу. Он сейчас, может где угодно оказаться, попробуй-ка его найди!

Кэйдар не нашёл Лила и у Айны, а ведь он часто проведывал её и маленького уб-людка. А больше искать было негде. Понимая это, Кэйдар всё равно не мог успоко-иться, не мог признать свою неудачу. Он шёл по коридорам, по лестницам, по беско-нечным переходам с упорством человека поставившего перед собой цель. Разве мог он быть спокойным, когда ребёнок его нуждался в помощи врача? Поэтому он готов был искать этого врача столько, насколько хватит сил. Он шёл до тех пор, пока не очутился перед первой же камерой в подземной тюрьме. Надзирателя не было рядом, но эта дверь запиралась только на засов. Кэйдар открыл её, перешагнул порог. Тем-нота и сырость дышали в лицо, как из нежилого угла, и Кэйдар позвал тревожно:

- Ирида?

Она не ответила, никак не отозвалась, ни словом, ни движением. Будто и не было её тут, будто она умерла уже, а его продолжают обманывать лживыми заверениями, что всё в порядке.

А может? Нет! Нет, он не ошибся дверью, и плащ - вот он, аккуратно сложен на полу порога.

- Ирида!- снова позвал, уже требовательно и нетерпеливо - и всё так же без ответа. Глаза очень долго привыкали к темноте, он ничего не видел совершенно, шагнул вперёд наугад, выставив руки. ...Она не ест ничего и не пьёт... Не отвечает на во-просы... Она очень сильно ослабела и не понимает, когда с ней пытаются разговари-вать... Да-да, поэтому она и молчит! Даже твоё появление не заставило её проявить желание жить дальше.

Она сидела на полу, в самом дальнем углу, подтянув ноги к груди и обхватив их руками. Голова, опущенная вниз, пряталась лицом в коленях.

- Ирида!..- позвал уже удивлённо и с испугом.- Ирида, ты что?- опустился рядом, схватил за плечи, - какая она холодная, точно неживая! - рванул на себя.- Что с тобой?! Ты что?!

Голова виэлийки тяжело запрокинулась, открылась шея и лицо: закрытые глаза под длинными ресницами, чуть разомкнутые сухие губы, и полоска белых зубов.

- Ирида, милая...

Кэйдар прижал её к груди, пытаясь согреть теплом своего тела, он не на шутку испугался: "Опоздал?! Неужели опоздал?!" Встряхнул осторожно, но с силой, позвал ещё и ещё, а сам глаз не мог отвести с этого лица. В тусклом свете коридорного светильника, попадающем в камеру через дверной проём, оно казалось мертвенно белым, мёртвым даже. И ещё: она никак не отзывалась на звук его голоса!

- Ирида, умереть надумала?! Ты же знаешь, я не позволю... Ты будешь столько жить, сколько я хочу... Тебе не удастся от меня снова сбежать... Даже смерть тебе не поможет...

Он подхватил виэлийку на руки, - какая же она лёгкая! - крепко прижав к себе, пошёл из камеры. __________________

- Господин...- надзиратель появился на пороге неожиданно.- Господин, там вас... вас все спрашивали...

- Лучше помоги мне! Подержать надо!- Лил перебил раба без всяких церемоний, даже будто и не расслышал его слова.- Подойди сюда!..

Лил сменил все свои старые повязки, все раны обработал заново более сильным средством. Ради него он даже домой к себе днём сходил, не пожалел ни сил, ни вре-мени.

А Виэлу заметно лучше стало. Ночь он переметался, перебредил, а сейчас, придя в сознание и всё равно мало что понимая, не подпускал к себе врача из страха перед новой болью. Уговорами и просьбами, приказами и упрёками Лилу удалось сделать перевязки, но руки его подопечный упрямо прижимал к груди, старался спрятать пальцы под мышками. И смотрел исподлобья, как затравленный волк. Так и каза-лось, что сейчас зубами вцепится.

- Его нужно взять за плечи сзади, очень крепко обнять, чтоб и двинуться не мог. Да-да, вот так! Нечего ему в угол прятаться!..- сам Лил, отдавая распоряжения, всем весом своим придавил марагскому царевичу колени, так, что тот оказался, как в капкане. Поймал Виэла за руку, осторожно и крепко. При виде ножа, которым Лил принялся надрезать повязку, мараг судорожно забился в глупой попытке освободить-ся, а потом обмяк, обессилел и просто закрыл глаза.

- Тихо, парень! Чего ты? Никто тебя мучить не собирается... Отмучился ты уже своё - хватит!- тюремный смотритель держал крепко, мёртвой хваткой, а со стороны казался худым - одни жилы!- Он, господин, этой-то ночью ой как метался, бредил всё, звал кого-то, и госпожу нашу тоже звал... Думал, и не доживёт до утра... демо-нам достанется... Так бился, так рвался, всё подняться норовил, да всё на эту, вот, руку опирается...