Хозяин облачного трона. Дилогия (СИ) - Опсокополос Алексис

Меня продолжало штормить. Тело выворачивало, скручивало, растягивало – ощущение было такое, словно каждую мышцу, каждую кость, каждый сустав одновременно ломали и собирали заново. Но при этом контроль над телом я не терял: руки слушались, ноги держали, голова оставалась ясной. Относительно ясной.

А вот само тело менялось. Я чувствовал, как кожа становится плотнее, твёрже, как она будто покрывается невидимой бронёй. Посмотрел на собственные руки и не сразу их узнал: они стали серыми, с отчётливым металлическим отливом. Я провёл пальцами по предплечью, и мне показалось, что я трогаю не кожу, а холодную, гладкую сталь.

И ещё я стал больше. Не намного, но достаточно, чтобы это заметить. Рубаха, и без того пострадавшая в бою с зелёным чудищем, теперь окончательно разошлась по швам на плечах и груди. Штаны держались чуть лучше, но и они натянулись так, что грозили лопнуть при первом же резком движении.

– Хорошо, – снова раздался в голове скрипучий голос Хранта.

Меня передёрнуло. Не столько даже от этого голоса, сколько от воспоминания о безумном хохоте, что звучал минуту назад. От понимания, что там, внутри меня, сидит нечто сильное и очень опасное, и это нечто явно довольно происходящим. Но с другой стороны, а что теперь? Силу сердца я уже «выпил» – обратно не выплюнешь. Так что теперь будь что будет. Главное, что я по‑прежнему ощущал себя хозяином тела.

Правда, было непонятно: чего там Хранту хорошо. Мне вот да, мне действительно было хорошо. Даже не хорошо – великолепно! Все негативные ощущения исчезли разом: боль в боку, где меня располосовал зелёный, усталость, тяжесть в мышцах, гул в голове – всё растворилось без следа. Вместо этого накатила волна эйфории: чистой, звенящей, почти опьяняющей. И вместе с ней пришла абсолютная, непоколебимая уверенность. Я знал, что просто разорву этого каменного медведя. Не «попробую победить», не «есть шанс справиться», нет – именно разорву! Без вариантов. Без сомнений. Железобетонная стопроцентная уверенность.

И не просто уверенность – во мне поднималось что‑то звериное, первобытное. Желание броситься на тварь и разорвать её на куски. Не убить, а именно разорвать! Голыми руками, зубами, когтями. Уничтожить, раздавить, стереть в каменную пыль. Я чувствовал в себе такой прилив сил, какого не испытывал никогда в жизни. Казалось, я мог бы сейчас поднять эту платформу вместе со всеми, кто на ней стоял.

И я бросился на монстра. Рванул с места так, что доски настила захрустели под ногами. Расстояние до каменного медведя я преодолел за какие‑то мгновения. И мне показалось, что тварь меня испугалась. По крайней мере, на какой‑то миг она застыла, глядя, как я несусь на неё. Её горящие красные глаза чуть расширились, дым из пасти пошёл гуще, а массивное тело дёрнулось.

Медведь поднял передние лапы, но движение вышло странным, не атакующим, а каким‑то… защитным. Словно чудовище пыталось отгородиться от меня, закрыться. Будто оно защищалось. Это было так непривычно: видеть, как тварь высшего порядка пятится от человека, что я даже на долю секунды замедлился.

Впрочем, каменный медведь всё‑таки попытался атаковать. Его огромная правая лапа, покрытая чёрной потрескавшейся коркой, с когтями длиной с половину моей руки, пошла мне навстречу, целясь в грудь. Но я перехватил её за запястье, и мои серые, будто отлитые из металла пальцы сомкнулись на каменной конечности. Тварь попыталась вырваться, дёрнула лапой на себя, но я удержал. И не просто удержал, а даже не напрягся особо при этом.

И тогда медведь решил ударить второй лапой сбоку. Длиннющие когти целились мне в рёбра, но я перехватил и эту лапу в тот момент, когда когти должны были войти в моё тело. Затем, крепко удерживая вторую лапу, быстро отпустил первую и свободной рукой схватился за коготь твари. Немного надавил, и раздался хруст – громкий, отчётливый, как будто сломали сухую ветку.

Я сломал три когтя подряд, легко, без усилий, словно это были не когти чудовища высшего порядка, а прутики. И эйфория во мне уже просто зашкаливала. Мне хотелось крушить, уничтожать, ломать эту каменную тварь на части и смотреть, как она рассыпается на щебень.

Отпустив лапы медведя, я нанёс удар правым кулаком прямо в каменную грудь чудовища. Кулак, ставший будто железным, врезался в чёрную потрескавшуюся корку с глухим гулом. По каменной шкуре побежала трещина, и тварь отшатнулась. Я ударил ещё раз. И ещё. Левой, правой, снова левой. Каждый удар отдавался в моём теле приятной вибрацией и оставлял на каменной шкуре твари новые трещины, выбивал из неё куски породы. Медведь пятился, отступал, пытался отмахиваться лапами, но его движения стали неуверенными. Он уже не атаковал, а защищался. И защищался он плохо.

Я почувствовал себя скульптором, который обтёсывает глыбу мрамора, только вместо резца у меня были кулаки, а вместо мрамора – каменная туша разломной твари. Но когда я уже начал думать, что дело подходит к концу, что ещё два‑три удара и чудище рассыплется, медведь меня удивил. Он вдруг вспыхнул – ярко, ослепительно, так что на мгновение я даже зажмурился от этой вспышки.

Когда я открыл глаза, передо мной стоял уже не живой монстр, а статуя, каменное изваяние медведя в натуральную величину. Чёрное, неподвижное, без единого признака жизни: глаза больше не горели, дым из пасти не шёл, лапы застыли в последнем защитном жесте. Тварь окаменела полностью, превратившись в монолит. Просто кусок камня в форме медведя, и всё. Возможно, включила какую‑то особую защитную опцию. Я нанёс пробный удар по каменному боку. Кулак отскочил с глухим стуком. Не больно, но и толку ноль, всё равно что бить в скалу: ни трещинки, ни вмятинки. Ударил ещё раз, сильнее – тот же результат.

Краем глаза я заметил капитана и нескольких гвардейцев. Они стояли в стороне и смотрели на меня. Не просто смотрели, а пялились, разинув рты. И подходить ближе явно не решались. Учитывая, что я сейчас выглядел как стальная статуя, которая только что избивала каменного медведя голыми руками, их можно было понять.

А меня разрывало от желания добить тварь: сломать, уничтожить, закончить начатое. Эта каменная скорлупа была лишь временной преградой на моём пути, не более. Я схватился обеими руками за неподвижную голову медведя и начал тянуть. Камень не поддавался. Я напрягся сильнее, чувствуя, как стальные мышцы вздуваются под серой кожей, как сила перетекает из центра тела в руки. Пальцы впились в каменную морду, ноги упёрлись в настил, доски под ними заскрипели.

И наконец‑то где‑то внутри статуи что‑то хрустнуло. Потом ещё раз. И тонкая, едва заметная трещина пошла по шее медведя. Я дёрнул ещё сильнее, вложив в рывок всю ярость, всю эйфорию, всё безумное желание уничтожить ненавистную тварь. И голова отломилась. Она отломилась с громким треском и осталась у меня в руках – тяжёлая, каменная башка с застывшей оскаленной пастью. Я отшвырнул её в сторону, и она с грохотом покатилась по настилу. А обезглавленная туша медведя продолжала стоять. Я толкнул её обеими руками, и она рухнула на платформу.

Я победил, разломная тварь высшего порядка была уничтожена. Но мне этого было мало. Ярость не отпускала, она требовала продолжения, требовала полного уничтожения. Я наклонился над поваленной каменной тушей и начал бить кулаками в её грудь. Раз, другой, третий. Камень крошился под ударами, летели осколки, трещины разбегались во все стороны. И наконец каменная корка не выдержала, она провалилась внутрь, обнажив полость, заполненную чем‑то тёмным и вязким. Я, не раздумывая, просунул руку внутрь.

Там было горячо. И не просто горячо – казалось, будто я засунул руку в жерло раскалённой печи. Однозначно эта тварь подпитывалась магией огня. Но жар я чувствовал, а боль – нет. Моя серая стальная кожа легко выдерживала такую температуру. Пальцы быстро нащупали что‑то плотное, пульсирующее, живое. Сердце. Оно было крупнее, чем у предыдущей твари, размером примерно с два моих кулака. И намного горячее, чем у зелёного. Да и пульсировало оно сильнее, мощнее, уровень твари ощущался.