Знак фараона (сборник) - Бекитт Лора

Аруна излагала мысли кратко, уверенно, четко, и Хирам был вынужден признать, что она все-таки изменилась: говорила и вела себя как серьезная женщина, супруга уважаемого человека. Его посетила неожиданная мысль: несмотря на то что войны, которые ведет Тутмос, несут разрушения и гибель людей, египтяне дают покоренным народам богатые знания и великую культуру, которая существует уже несколько веков и будет существовать вечно.

Джамхад был чужестранцем, потому его приняли в школу только благодаря поручительству Хирама, – тот обещал присматривать за мальчиком и помогать ему в учебе.

Когда они вышли во двор, Аруна неожиданно повернулась, положила руки на плечи Хирама и посмотрела ему в глаза. Мужчина вздрогнул, ощутив, как по телу разлилась горячая волна. О да, эта женщина обладала все той же силой, однако если прежде эта сила была похожа на воду, дико бурлящую в кипящем котле, то теперь напоминала мощное, ровное течение реки, стремящейся к далекой, но верной цели.

– Спасибо, – сказала Аруна, потом склонилась над сыном и ласково заговорила о чем-то на своем языке.

Мальчик согласно кивал, хотя в его глазах таилась грусть. Хирам вспомнил себя, вспомнил, как отец привез его в Фивы из далекой деревушки и оставил в храме – маленького, одинокого, растерянного и… очень мужественного. Сердце Хирама смягчилось, и он хотел что-то сказать, как вдруг заметил Хафру, который вприпрыжку бежал навстречу отцу.

Жрец бессильно опустил веки. О нет! Хотя… почему нет?

– Это мой старший сын, – сказал он, когда мальчик приблизился. – Он тоже учится в школе.

– Нас отпустили пораньше, – заявил Хафра, обращаясь к отцу.

В черных глазах мальчугана плясали озорные искорки, он нетерпеливо переминался с ноги на ногу, не в силах устоять на месте, его смуглые руки неловко сжимали глиняные таблички, вот-вот готовые выскользнуть и разбиться вдребезги. Зато эти руки уверенно натягивали лук и ловко держали кинжал.

– Моего сына нельзя назвать прилежным учеником, но я его очень люблю, – с улыбкой произнес Хирам и потрепал волосы мальчика. – Беги домой! Передай матери, что я скоро приду.

– Твой сын? – недоверчиво прошептала Аруна, когда Хафра скрылся из виду. – Твоя жена египтянка?

– Да.

– Тогда почему он похож на…

– Если ты колдунья и умеешь читать мысли, ты должна знать ответ на этот вопрос! – жестко перебил ее Хирам.

– Для этого необязательно читать мысли, достаточно иметь глаза, – пробормотала женщина. – Джаир говорил мне про девушку, которая помогла ему убежать…

– Да, это была Нира, на которой я позже женился.

Аруна прижала руки к сердцу, и у нее вырвалось:

– Этот ребенок должен был родиться у меня!

Хирам усмехнулся.

– Согласись, что нам поздно совершать обмен. И потом, разве ты была несчастна оттого, что все сложилось так, как сложилось?

– Я несчастна сейчас, когда расстаюсь со своим сыном!

По лицу Аруны потекли слезы. Кажется, Хирам еще не видел ее плачущей. Дети, по-видимому, тоже, потому что Матана взволнованно сжала руку матери, а потом принялась ласково гладить ее плечо, а губы Джамхада изогнулись подковкой: он тоже готов был заплакать.

– Нет, – сказала женщина и вытерла слезы, – я не должна горевать. Я счастлива. – И добавила: – Главное, чтобы правду знали только ты и я.

Возвращаясь домой на закате, Хирам любовался городом, преображенным светом заходящего солнца. Казалось, белые стены домов, храмов, дворцов сочатся кровью. Пройдет немного времени, и на пылающий мрамор, известняк и гранит ляжет прохладный лунный свет. Небо станет похожим на черный бархат, а падающие звезды будут оставлять на его поверхности длинные серебристые дорожки.

Аруна и ее дочь уехали на родину. Проводив ту, что некогда внесла в его жизнь столько хаоса и сомнений, жрец Амона испытал невольное облегчение. Хирам отвел Джамхада в помещение, где тому отныне предстояло жить, и, успокоенный, отправился домой, где его ждали жена и дети. Хотя Хирам прекрасно знал, что только боги находятся за пределами времени, только для них будущее и прошлое одинаковы, сейчас ему не хотелось ни вспоминать о том, что было, ни думать о том, что будет.

Его настоящим были Нира, сыновья Хафра и Эуте, дочь Мерит. Ко всему остальному, не считая службы великому Амону, Хирам не желал испытывать и не испытывал никакого интереса. И все же в этот вечер он был задумчив и рассеянно отвечал на ласковые расспросы Ниры и веселую болтовню детей.

Впервые за последние восемь лет Хираму захотелось уединиться на берегу Нила, как он это делал в юности: смотреть в небо, угадывая в очертаниях облаков лики бессмертных богов, следить за полетом птиц, гладить горячие камни и перебирать руками золотистый песок. Его совесть была неспокойна, но он не хотел признаваться в этом даже себе.

Прошло две недели. Хирам несколько раз справлялся у наставников школы Дома Жизни, как идут дела у ученика по имени Джамхад, и те неизменно отвечали, что, хотя мальчику предстоит научиться многому из того, что уже знают его сверстники, он очень внимательный и прилежный, а потому со временем нагонит остальных.

Хирам не стремился видеться с мальчиком, но через месяц сказал себе, что все-таки нужно навестить Джамхада и посмотреть, в каких условиях тот живет.

Жрец Амона вошел в длинную комнату с рядами циновок, глиняными плошками и каменными чашами для умывания. Обстановка была простой, даже суровой: считалось, что это воспитывает у будущих жрецов и писцов духовную и телесную закалку, развивает способность быстро преодолевать искушения и стойко переносить трудности.

Хирам издалека услышал голоса мальчиков, которые возвращались с уроков.

– Эй, сириец! – раздался веселый мальчишеский голос. – Что за ерунду ты нес сегодня на уроке! Где находится та дремучая страна, из которой ты приехал?

Послышались смех и звук шлепка или подзатыльника, а после мальчики гурьбой вбежали в помещение. Увидев жреца, дети остановились, притихли и почтительно поклонились. Хирам не сразу узнал среди них Джамхада, который теперь выглядел так, как другие маленькие ученики Дома Жизни, а узнав, вздрогнул. Мальчик похудел, осунулся, во взгляде его серых глаз затаились настороженность и тревога. Кроме того, Хирам заметил, что его циновка лежит в углу комнаты, почти напротив входа, отдельно от остальных.

Он взял ребенка за руку и вывел из помещения. От Хирама не укрылось, какими удивленными взглядами проводили их соученики Джамхада.

– Они смеются над тобой? – с ходу спросил Хирам.

Мальчик съежился, опустил голову и еле слышно промолвил:

– Да.

– Над чем именно?

– Над всем. Над моим именем, над тем, что я плохо знаю египетских богов, неправильно произношу многие слова, – ответил Джамхад и внезапно воскликнул, крепко сжав кулаки: – Если бы здесь были мой отец и старший брат, никто бы не посмел меня обидеть!

По телу Хирама пробежали мурашки. Он представил, что может твориться в душе ребенка, очутившегося в далекой стране, среди незнакомых людей, чужих богов.

Да, этого мальчика родила и воспитала Аруна. Женщина, о которой Хирам пытался забыть, потому что на самом деле никогда ее не любил, потому что она привнесла в его душу слишком много сомнений. Родила без его ведома и воспитала так, как считала нужным. Хирам считал ее виноватой в том, что случилось восемь лет назад. А он сам? Разве он не был обязан отвечать за все, что совершил?! Аруна была ошибкой его юности. А этот мальчик? Неужели и его можно считать ошибкой?

Хирам положил ладонь на хрупкое детское плечо, а потом присел перед Джамхадом на корточки и заглянул в его несчастное и вместе с тем мужественное лицо.

– Послушай меня, сынок! Я позабочусь о том, чтобы больше этого не было. Сегодня я приглашаю тебя к себе в гости. Познакомлю с женой и детьми.

Мальчик смотрел недоверчиво, удивленно, но все же кивнул, и Хирам тотчас подумал о Нире. Только бы она ни о чем не догадалась!

– Я тебя понимаю, – говорил жрец Амона, когда они с Джамхадом шли по вечерним улицам, – откуда твоим родителям было знать про всех египетских богов! Скажи, тебе нравится учиться?