Моя чокнутая еврейская мама - Сигел Кейт

И что, по-вашему, она мне ответила?

– Начинай учить роль.

Вернувшись тем же вечером домой после тренировки по водному поло, мы застали папу на диване в гостиной, где обычно проходили репетиции. Мама ткнула пальцем в сторону кухонной двери:

– Майкл, вон!

Папа, с пультом от телевизора в руке, озадаченно поднял голову:

– Но я смотрю…

– Живо выметайся отсюда! Приготовь обед или типа того. Только здоровую пищу.

– Ким, да ладно тебе! Осталась всего минута до конца матча…

– Ох, вот уж не ожидала, что бокс окажется для тебя важнее будущего единственной дочери. А знаешь что? Не бери в голову, я все понимаю. Досматривай свое шоу. Но если Кейт не получит роль? Она не получит роль! И вообще, разве есть хоть какая-то разница между шансом получить главную роль в пьесе, поступить в колледж Лиги плюща, сделать блестящую карьеру, встретить интеллигентного мужчину, с которым она будет растить своих… или просто взять и бросить школу?! Так что спокойно досматривай свое шоу, Майкл, а мы уж как-нибудь перебьемся.

И папа, желая избежать участия в очередном этапе нашего репетиционного марафона, выключил телевизор и поплелся на кухню. Уж лучше заняться мытьем посуды, чем семь часов подавать реплики за героя-любовника.

– Ладно, Кейт! У меня есть потрясающая идея!

Потрясающая? Последняя мамина «потрясающая идея» состояла в том, чтобы сэкономить на отдыхе, в результате чего мы застряли в чужой стране в доме, кишащем летающими тараканами. Поэтому мой скептицизм был вполне оправдан.

Для повторного прослушивания наш педагог по театральному искусству выбрала сцену между Гермией и Лизандром, во время которой сексуальное влечение героев достигало апогея. Мама пошелестела страницами сценария и ткнула пальцем в выделенный текст:

– Вот эту строчку.

– Какую?

Я подошла поближе и увидела, что она имеет в виду кульминационный момент всей сцены, когда Гермия борется с искушением переспать с Лизандром.

– Уверена, что в этом месте остальные девчонки наверняка стушуются и не сумеют выложиться по полной.

– Хорошо, и что ты предлагаешь?

– Ну… вместо объятий и прочих глупостей ты, по-моему, должна разбежаться, прыгнуть на Лизандра, обвить ногами его талию и по-настоящему поцеловать. Попробуй, если сможешь, засунуть язык ему в рот.

Здрасте, приехали! Мамино коронное «любой ценой» снова подняло голову. С явной сексуальной агрессией. Если ты собираешься пробоваться на роль, зачем просто хорошо играть, когда можно выкинуть сверхсексуальный трюк, чтобы наверняка получить свое? Причем самое неприятное в случае маминых установок «любой ценой» было то, что они, как ни странно, практически всегда срабатывали. А сейчас наши желания совпадали: я и в самом деле жаждала получить роль.

Но с другой стороны, мне было тринадцать и я отчаянно не хотела выставлять себя форменной идиоткой перед толпой вредных подростков.

– Ты с ума сошла? На глазах у всех? Исключено! Ни за что! – Я воинственно сложила на груди руки.

– Кейт, я понимаю, что, возможно, хватила через край, и все же у тебя только одна попытка. Ну да, ты играешь хорошо, пожалуй, лучше всех остальных, кто участвует в прослушивании, но, чтобы отнять главную роль у Карли, тебе нужно совершить нечто из ряда вон выходящее. – (И конечно, как ни горько это признавать, мама была абсолютно права. Карли наряду с прочими девочками пробовалась на роль Гермии и считалась моей основной конкуренткой. Она была очень талантливой молодой актрисой, к тому же девятиклассницей, поэтому, если она вдруг с какого-то перепугу не провалит прослушивание, роль с 90-процентной вероятностью достанется ей.) – Да ладно тебе, давай хотя бы попробуем это отрепетировать, а завтра сама решишь. Попытка не пытка.

И мы битых три часа репетировали сцену, пока я наконец в нервном изнеможении не рухнула на кровать. На следующий день после школы я поплелась вместе с остальными в экспериментальный театр, где проходило прослушивание. Да, мама – профессиональный телережиссер, и я доверяла ее интуиции, но хватит ли у меня духу реализовать ее план?

Весь день я истово гадала, кто будет моим партнером на сцене. Для меня это было русской рулеткой – сделать выбор из окаймленных первым юношеским пушком ртов актеров-любителей с гормональным взрывом. Я молча обвела глазами комнату в поисках тех, кого вызвали на повторное прослушивание на роль Лизандра: Том Майклсон, Бобби Фридбург и, конечно, красавчик Ларри Глассман.

Том стал бы идеальным кандидатом. Он был геем, он был моим другом, и он по-прежнему делал вид, будто увлекается девочками, – одним словом, беспроигрышный вариант. Бобби учился в девятом классе, ростом он был не меньше шести футов, и с учетом моих пяти футов трех дюймов (по самой оптимистической оценке!) решить эту логистическую задачу не представлялось возможным. И – О БОЖЕ! – а что, если это будет Ларри? Хватит ли у меня духу засунуть язык ему в рот? Что касается поцелуев, то невинность я потеряла еще в седьмом классе, когда на бат-мицву [9] мы играли в «Правду или расплату» (но никаких языков!). Хотя да, я уже знала пару вещей насчет смыкания губ. А вот Ларри, наоборот, несколько отставал в общем развитии, и всем в нашей школе было известно, что он еще ни разу не целовался.

Кто-то похлопал меня по плечу, я оглянулась и увидела Ларри, нервно поднимавшего вверх большой палец.

– Давай, устраивайся рядом со мной! – Он одарил меня взволнованной улыбкой. – Ты готова?

С трудом поборов подкатившую к горлу тошноту, я села на пол рядом с Ларри. Прослушивание началось, и после сорока пяти минут актерской игры, варьировавшейся от ужасной, в духе Корки Сент Клера [10], до фантастической, на уровне Мэгги Смит [11], пришла очередь сцены между Гермией и Лизандром.

Мисс Бенсон, наш режиссер, с блокнотом в руках забралась на сцену:

– О’кей, а теперь все успокоились! Тсс! О’кей, первыми на роли Гермии и Лизандра… Карли, ты будешь за Гермию, а ты, Бобби, – за Лизандра.

Я откинулась назад и стала наблюдать, как Карли выигрывает прослушивание: она идеально передавала малейшие нюансы всей сценки, заставив хихикать семьдесят конкурирующих между собой подростков. А у меня тем временем звенели в ушах прощальные слова мамы, которыми она напутствовала меня на парковке: «Ну давай же! Рискни! Если ты сделаешь все так, как мы репетировали, то считай – роль у тебя в кармане».

Я смотрела, как мисс Бенсон вытирает выступившие от смеха слезы, и понимала, что обратной дороги нет.

– Ух ты! Отлично, ребята! – улыбнулась мисс Бенсон.

Я мысленно заклинала ее вызвать следующими нас с Томом, истово уверовав в то, что если это сработает, то для меня откроются новые горизонты в области управления сознанием. Поскольку я отнюдь не была уверена, что смогу выкинуть этот финт в партнерстве с Ларри. Мисс Бенсон посмотрела в блокнот, и я затаила дыхание.

– Ладно, давайте посмотрим. Том, поднимайся на сцену. Ты играешь Лизандра. А кто у нас Гермия… Сара Джейн, прошу!

Ларри с широкой улыбкой пихнул меня в бок и, нагнувшись ко мне, прошептал:

– Потрясающе! Я реально надеялся, что мы с тобой будем играть в паре!

ЛАРРИ, СЕЙЧАС ЖЕ ПРЕКРАТИ СО МНОЙ ЛЮБЕЗНИЧАТЬ! ЧЕРТ ПОБЕРИ, НЕУЖЕЛИ ТЫ НЕ ВИДИШЬ, КАК Я ИЗО ВСЕХ СИЛ ПЫТАЮСЬ УБЕДИТЬ СЕБЯ, ЧТО МНЕ ПРОСТО НЕОБХОДИМО ЗАДУШИТЬ ТЕБЯ В ОБЪЯТИЯХ?!

И вот пришла наша очередь. И как только мы начали разыгрывать сцену, возникшая между нами химия стала буквально осязаемой. Помню, как у меня промелькнуло в голове: Ух ты, пожалуй, я могу заработать больше смешков, чем Карли! Я слегка помедлила перед монологом, обуреваемая сомнениями, а нужен ли мне вообще этот финт, чтобы получить роль? И снова у меня в голове раздался мамин голос: «Ну давай же, Кейт! Не дрейфь! Любой ценой!» Ай, ладно, была не была!