Души в клочья (СИ) - Смелая Ника

Высшие — маги, которым неведомы границы возможного. С моим даром управлять каменной породой я мог бы сравнять с землёй все шахты Дикеи, в которых она черпала берит, и отправить эту страну в забытье, но нет. Мы не всесильны. И дело даже не в том, что резерв можно просто-напросто исчерпать, а в том, что диалы обязаны жить по законам Пресветлых. Как богов, чтить своих отцов, следовать правилам, установленным всемогущими, почитать их и никогда… ни при каких условиях не нарушать заветов.

Я любил своего родителя. По крайней мере, старался. Уважал так точно. Но с его стороны ответных чувств не замечал ни разу. Конечно, Богами же не завещано демонстрировать привязанность к наследникам. Но, когда я был ребёнком, мне этого никто не объяснил, а понять сам я был не в состоянии.

Матушка же, наоборот, носилась со мной как с писаной торбой. Но разве мог я — диал с практически неограниченным потенциалом — опуститься до телячьих нежностей и обнять её в ответ, когда она сжимала меня в крепких объятьях. Всё, что я помнил из детства о правительнице, так или иначе ассоциировалось со словами, что она говорила мне при каждой нашей встрече: «Филипп, ты просто обязан быть сильнее всех. Материя в твоей власти, скоро будет и вся страна. А если что-то пойдёт не так, мама поможет. Трон твой по праву, и никому, кроме тебя, на нём не сидеть. Будь непреклонен, словно камень, которым управляешь, и всё сладится».

Слышать это из года в год было неприятно. Спустя десять лет после обретения дарованной души при виде матери я вспоминал лишь то, что мне нужно походить на камень. Холодный, твёрдый и непрошибаемый — вот каким его видел я. Поэтому старался соответствовать.

Давалось мне это легко. Отец не дарил мне признания либо каких-то других искренних чувств, кроме ощущения вечного несоответствия высоким требованиям. Матушка требовала каменного сердца и твёрдой воли, братьев или сестёр они мне не подарили, а друзей я не желал заводить сам. Женщин выбирал исключительно для наслаждения, не более. Да и они от меня всегда ждали богатств и драгоценностей. Взаимовыгодный обмен.

Нравилось ли мне это? Возможно. По крайней мере, всё было понятно, привычно и спокойно.

А потом… потом моя маленькая молодая супруга в порыве чувств выкрикнула, что любит меня.

И это было сродни удару булавой по незащищенной голове.

Множество раз мне доводилось слышать, как молодые либо супруги говорили друг другу подобное, но я и предположить не мог, что услышу это в свой адрес.

Даже в период сватовства я писал Дафне о привязанности, не более.

Еë вдохновленные речи и взгляды, полные восхищения, расценивал как заслугу моей яркой внешности и еë личной радости оттого, что она всë же не останется старой девой, а выпорхнет из отчего дома, даже будучи аж десятой дочерью по рождению. Да ещë и не самой яркой среди остальных.

Но это признание…

Поднялся с кресла и сделал круг по кабинету. Стены и обстановка давили и сводили с ума. Я будто потерял привычную стезю в жизни, а новую отыскать не выходило.

Упал обратно в кресло и, прикрыв глаза, снова прошептал имя супруги:

— Дафна.

С самого детства я разрушал всё, к чему мог привязаться. Новые игрушки тут же оказывались раздавлены в пыль, интересные знакомства завершались на первой встрече, любимые лакомства… никто никогда не узнал, что то или иное кушанье вызвало у меня особенные чувства. Чтобы не терять. Боль от лишения чего-то, что бередило душу, а затем и обе души, доставляла мне… дискомфорт. А значит, нужно было избавиться от предмета, вызывающего симпатию ещё ДО того, как он стал бы мне дорог.

Так было и с моей новоиспечённой супругой. Первая брачная ночь должна был навсегда отбить у неё желание проявлять ко мне хоть какие-то нежные чувства. Сломать и уничтожить любые зачатки привязанности и с её, и с моей стороны. Жила бы себе, не зная нужды, и купалась бы в роскоши. Всё же титул наследной принцессы — это не пшик, он давал ей огромное влияние при дворе. Занималась бы чем-нибудь женским… вышивкой, музицированием или чем они любят убивать время.

Но нет! Этот мышонок не только пережил то, что мы с Лейлой ей показали, но и нашёл в себе силы огрызаться на меня. Уже после первого признания Дафны мне внезапно опротивели сладкие объятия фаворитки, хоть я и пытался жить по-прежнему . Удержаться в привычном для меня мире.

Тогда… под действием проклятого взвара матери, я будто впервые увидел свою супругу. Не удержался и поцеловал. Чуть не перешёл грань, которую сам для себя установил. Нельзя привязываться к мышке. Ломать можно… хотеть — нет. Но стоило ей в слезах выкрикнуть своё глупое, никому не нужное признание, как я вдруг осознал, насколько она искренняя, нежная, чистая, будто первый весенний цветок.

На душе стало чудо как хорошо.

И кому же она призналась? Тому, кто не умеет любить. Моя сила — управление каменной породой.

Булыжник и цветок не способны породить что-то общее.

Дафна не может меня любить. Да и никто не может.

Голова шла кругом. Стало не по себе. Нужно срочно поговорить с женой и расставить все точки над «и». Нет, я не хотел ещё раз увидеть её… прикоснуться к ней, вызвать к себе отвращение и насладиться тем, как хороша она в моменты отчаяния. Вовсе нет. Или… да?

«Зачем? Зачем я подошёл к ней так близко? Идиот! Почувствовал же, что что-то неладно. Когда магия взбунтовалась, не обратил внимания. А стоило. Изначальная душа наломала дров, а мне отдуваться», — подумал, едва вновь обретя контроль над телом.

— Филипп? Хвала Пресветлым, ты очнулся! — раздался прямо над ухом голос матери. — Как же я за тебя переживала, мальчик мой!

— Не стоило, мама. Всё в порядке. Сколько времени я тут провалялся? И где Дафна? — Почему-то именно эти две вещи беспокоили меня больше всего. Вторая даже сильнее, но вида подавать я не стал.

— Сказала, что пошла за тебя молиться. Даже не вызвалась побыть с супругом, когда тому нездоровится! Вот же неблагодарная! Надеюсь, что хоть в плане наследника от неё будет толк, — начала ворчать мать.

Мне же стало так тепло на душе, что аж противно.

— Верно! Неблагодарная! — Я со злости поднялся с постели резче, чем следовало, и заработал головокружение.

Много лет уже я не чувствовал себя таким немощным. Стоило обрести дарованную душу, и все недуги забыли ко мне дорогу. Ни слабости, ни болезней. Только сила!

Раздался тихий стук в дверь, и в мои покои заглянула девушка. Среагировал сразу. Надеялся, что это Дафна, но это была всего лишь служанка.

— Ваше Величество, мне велено передать, что гости скоро прибудут, — чуть ли не шёпотом сказала она и тут же юркнула обратно, прикрыв за собой дверь.

— Какие ещё гости? — напрягся я, понимая, кто именно это может быть. — Как долго я пробыл в Забвении?

— Всего ночь, мальчик мой. Недолго. Но я настолько испереживалась, что чуть сама к Пресветлым за тобой не отправилась, — запричитала мать.

«Зато пошла Дафна просить за меня…» — подумал я про себя и скривился.

Злило и то, что жена не осталась со мной, хотя вроде и не должна была после всего-то. Но и то, что ушла молить Богов помочь мне, раздражало не меньше.

— Ближе к делу, — начал я закипать, но сдерживался из уважения к родительнице.

— Его Величество отправили просьбу о помощи этим недомагам из Дикеи. И те, видимо, тут же выехали к нам. Вернувшийся гонец сказал , что его отправили восвояси и просили передать, что принц выезжает немедленно. Кто же мог подумать, что немедленно — это сразу же следом за посыльным? Вот, приехали, видимо. Пусть твой отец сам с ними разбирается, раз так на них надеется. А ты отдыхай, набирайся сил.

Женщина попыталась вернуть меня в постель, но я настолько вышел из себя, что чуть ли не вскочил на ноги. Набросил на себя рубаху, что лежала рядом на кресле, и отправился разбираться в происходящем. Некогда мне разлёживаться, когда во дворце творится не пойми что.