Он посмотрел на меня. Не как на сумасшедшую. Не как на истеричку. А как на человека, который знает, о чём говорит. И не шутит.
Я направилась в шатёр организаторов — огромный, белый, с золотыми кистями и охраной, как у короля. Там — программка. Там — расписание. Там — судьба девочек.
На медкомиссии уже была целая толпа. Девушки — в полупрозрачных туниках. Маменьки — с лицами, как у генералов перед битвой. Целитель — с кристаллом в руке, прикладывал его к груди разодетой девицы, которую держала за руку гордая маменька.
— Лёгкие — в норме! — Печень — идеальна! — Бёдра — симметричны! — Попа — соответствует стандарту! — Допускаем!
Я заняла очередь. Быстро. Решительно.
Потом сбегала посмотреть, где ринг. Ринг располагался вокруг роскошного фонтана — в виде изысканной дамы, льющей воду из кувшина размером с торпеду.
Глава 25
На всякий случай я потёрла ногой дорожку, глянула на судей и…
— О нет! Только не он! Лорд Басили! Только не это! — простонала я, видя, как главный судья разговаривает с организаторами и даёт какие-то поручения. Я простонала, чувствуя, как у меня сжимается желудок. Лорд Басили — главный судья. Средних лет. Примечательной внешности — если вам нравятся хищные птицы в париках. Горделивый взгляд. Надменная осанка. Руки — всегда в перчатках.
— Анатомист! — прорычала я, вспоминая, с какой дотошностью он рассматривал каждую невесту — как экспонат, а не как человека.
Плечи — проверял на симметрию.
Талию — измерял сантиметром.
Зубы — считал, как монеты.
А грудь и попу — оценивал, как артефакты.
И была у него ещё одна особенность — о которой знали только бывалые.
Если он поругался со своей супругой — всё.
Хороших оценок не жди.
Даже если ты — богиня.
Даже если ты — принцесса.
Даже если ты — приклеила груди идеально.
Я поспешила в палатку, чувствуя, как настроение падает всё ниже и ниже.
— Так, первая — Мэричка! — выдохнула я, усаживая малышку на пуфик перед зеркалом. — Ты — наш авангард. Ты — наша надежда. Ты — наша маленькая бомба замедленного действия!
Я налила на руки зелье — прохладное, с ароматом мяты и лаванды — и стала протирать её волосы. Тонкие. Шелковистые.
Пока я возилась с её волосами, прикидывая, как лучше их уложить — коса? Хвост? Венок из одуванчиков? — за спиной послышался голос генерала.
— Тут сказано, что… — заметил Марон, держа в руках программку, как будто это — доклад о враге. — Нужно выходить естественной. Без корсетов. С распущенными волосами… Без макияжа! — Не понимаю, — добавил он, оглядывая десятки чемоданов с косметикой. — Зачем столько?
Я оставила волосы Мэри сохнуть — естественно, как природа задумала. На самом деле в этом природа не участвовала. Тетя Оля взяла на себя великую миссию матушки-природы, пытаясь сделать из прямых волос пышные волны. Подошла к столу. Взяла маленькую косметичку. Тряхнула ею.
— Вот это, — сказала я, глазами показывая на косметичку. — Всё для макияжа.
А потом я провела рукой по десяткам флаконов на столике.
— А это — для естественной красоты, — сказала я. — То, что мужчины называют: «Без макияжа!» или “Ой, как чудесно, дорогая, что ты не накрасилась!”.
Он посмотрел на меня. Потом — на флаконы. Потом — на Мэричку, которая уснула на пуфике.
— Спартушка! — позвала я, не отрываясь от зеркала, где приклеивала Мэричке ресницы номер три — «невинность с намёком на бунт». — Найди часы и говори мне время каждые пять минут!
Спарта — наш таймер в юбке — быстро отыскала маленькие карманные часики (те самые, что мы выменяли у старого часовщика на флакон клея для грудей — он до сих пор не понял, зачем ему клей) — и уселась с ними в угол, как страж на посту.
— Полчаса, — объявила она, глядя на стрелки, как будто от этого зависит судьба мира.
Значит, Мэричка — на ринге через полчаса.
А её ресницы — ещё не приклеены.
А её платье — ещё на вешалке.
А её туфли — ещё в чемодане.
Тем временем Тайга сидела и мазала бутерброды — не просто мазала, а создавала шедевры: масло — как облако, сыр — как луна, ветчина — как лепестки цветов. Симба читала книгу — не просто книгу, а “Как очаровать принца за пять минут”.
На полу кипел чайник и стояли небьющиеся чашки — потому что бьющиеся мы уже потеряли. Одну разбили в карете. Вторую забыли в лесу.
Третью продали за ринговку. Цена была хорошая.
Я делала начёс Мэричке — не просто начёс, а объём, лёгкость, воздух, магию, а потом уложила на начёс красивый веночек.
— Так, быстро — за ширму! — вручила я платье Мэри, которая побежала переодеваться, как будто за ней гонится дракон. На самом деле — гналось время. Оно — злее дракона.
— Так, личико! — поставила я Мэри под зеркало и отошла на два шага, как скульптор перед шедевром. — Для гладкости кожи — зелье номер два. Для румянца — кисть номер пять. Тут подчеркнём — карандаш номер три. Тут подправим — губка номер один. Тут немного блеска — спрей «Магия фей».
Милая феечка (она же — Мэричка) смотрела на меня глазами, полными доверия и лёгкого ужаса. Я схватила её за руку и потащила на медкомиссию.
Когда бы вернулись в шатёр, Мэричка просто сияла.
— Новое слово от тёти Оли! — объявила она. — Козлопан Шелудивый! Ты можешь своими культяпками быстрее шебуршать! У нас ринг вот-вот!
Глава 26
— Пять минут до ринга! — объявила Спарта, как барабанщик перед атакой.
Я схватила своё платье — тёмное, с брошкой в виде совы (символ мудрости, но на самом деле — просто красивое) — и бросилась за ширму. Там — быстро протерлась салфетками.
Ноги — юркнули в разношенные удобные туфли — не просто туфли, а верные кроссовки, которые еще ни разу меня не подводили и которые пинали не один десяток наглых задниц.
— Ринговка! Где ринговка? — занервничала я, вспоминая, куда положила моток ринговок. — А ты их вообще взяла? — зловеще, как в фильме ужасов, словно скрежет когтей по стеклу, спросил внутренний голос.
Меня прошиб холодный пот. Сердце — остановилось. Душа — ушла в пятки. Руки — задрожали.
— Взяла! — выдохнула я, вспоминая, как аккуратно сложила их в чемодан с биркой. В отдельном кармане. За застёжкой с секретом.
Я выдохнула.
Нашла ринговки.
Проверила.
Целы.
— А, тогда молодец! — совершенно мило и дружелюбно ответил внутренний голос. — Я просто проверял. Ты же знаешь — я за тебя переживаю.
— А вот это зачем? — спросил генерал, когда я брала ринговку и делала из неё пояс для Мэри. Не просто пояс. Поводок. Да, поводок. Потому что мир жесток, а девочки — маленькие.
— Дорогой, — окончательно озверела я, поворачиваясь к нему с выражением лица человека, который только что узнал, что его кофе — без кофеина, — берёшь сейчас, летишь в магическую Академию и спрашиваешь у ректора-козла, на кой нужны ринговки?! И совсем другим, милым голосом добавила: — Ответ потом шепнешь на ушко. Я кисло улыбнулась и напряглась, как тигр перед прыжком.
И тут же собралась с духом. Нанесла боевой макияж, расправила платье, чтобы выглядеть идеальной опекуншей. Распрямила плечи. Сжала ринговку. Посмотрела на Мэричку. Готова.
— Удачи! — сжали кулаки девочки, как армия перед вылазкой. Я вышла из палатки, ведя Мэри к рингу, как генерал — солдата в бой.
Возле ринга было столпотворение.
Тёти, мамы, опекунши стояли с будущими невестами — с зонтиками, с магическими вентиляторами, с флягами воды, с лицами, как у карточных шулеров. Я постаралась встать так, чтобы рядом никого не было. Особенно — с грязными ногами. Ноги — главные враги на выставке. Они наступают. Они цепляют. Они портят платья.
— О, какая милашка! — послышался сладкий голос дамы. Она стояла в трёх шагах от нас, пока служанка с каменным лицом держала над её прической кружевной зонтик, как будто защищала драгоценность от солнца и зависти.
— Просто прелесть!
