Нерассказанная история США - Стоун Оливер

Ознакомительная версия. Доступно 51 страниц из 254

Как справедливо заметил Дэниел Эллсберг, Хрущев совершил чудовищную ошибку, утаив тот факт, что еще до начала блокады на Кубу были доставлены боеголовки к ракетам, а затем, что еще более удивительно, не объявив о размещении тактических ракет, в том числе крылатых. Держа эти факты в секрете, он не дал ракетам возможности напугать американцев по-настоящему сильно. Если бы американские политические заправилы твердо знали, что БРСД снаряжены боеголовками, они бы побоялись атаковать, рискуя получить ответный удар. И интервенцию они бы отменили, зная, что против сил вторжения будут применены тактические ядерные ракеты. В действительности Кремль дал советскому военному командованию на Кубе право запуска тактических ракет по их собственному усмотрению в случае вторжения США. Эти полномочия впоследствии были отменены, но не исключалась возможность несанкционированного запуска. Несмотря на различие в деталях, этот ужасный сценарий был пугающе похож на сюжет сатирического шедевра Стэнли Кубрика «Доктор Стрейнджлав», созданного годом позже.

Американская военная верхушка была в ярости из-за того, что кризис закончился без вторжения на Кубу. Доходило даже до обвинений Кеннеди в трусости из-за того, что он не прислушался к рекомендациям генералов. Макнамара вспоминал их язвительный тон во время встречи с Кеннеди после того, как Советы согласились вывести свои ракеты: «Президент пригласил членов КНШ, чтобы поблагодарить их за поддержку во время кризиса. Разыгралась безобразная сцена. Кертис Лемей вышел от президента со словами: “Мы проиграли. Надо бы сегодня ворваться туда и ударить по ним как следует!”»¹⁴² Кеннеди расценивал исход кризиса иначе. В неофициальных беседах он хвастал, что «оторвал Хрущеву яйца»¹⁴³. Хрущева поносили за нерешительность. Китайцы обвиняли его в том, что он струсил и уступил требованиям США. Многие советские чиновники соглашались с этим и говорили, что Хрущев «наложил в штаны»¹⁴⁴. Многие американские руководители, полагая, что именно готовность США начать войну заставила Советы отступить, решили, что военное превосходство можно использовать везде, включая Вьетнам. Советы же извлекли иной урок: они твердо решили никогда больше не унижаться до капитуляции по причине слабости и развернули широчайшее наращивание ядерных вооружений ради достижения паритета с США. Хрущев, чьи позиции в результате кризиса ослабли, через год после этого лишился власти [99].

Потрясенный тем, как близко мир подошел к ядерному уничтожению, Хрущев написал Кеннеди еще одно длинное письмо 30 октября: «Зло принесло и добро, – рассуждал он. – Оно заключается в том, что пламя термоядерной войны стало для людей гораздо более осязаемым, и теперь они понимают, что угроза продолжит нарастать, если гонка вооружений не прекратится». Он предположил, что «американцы испытывают такой же страх перед термоядерной войной, как и все остальные народы». В свете этого он выдвинул ряд смелых предложений относительно устранения «в наших отношениях всех вопросов, которые могут породить новый кризис». Он предложил подписать пакт о ненападении между странами НАТО и Варшавского договора. Более того, он даже задался вопросом: почему бы не «распустить все военные блоки?». Он хотел побыстрее заключить договор о прекращении ядерных испытаний – в атмосфере, в космосе, под водой и под землей, считая это шагом к полному разоружению. Он предложил формулу решения неизменно чреватого опасностью германского вопроса: признание двух Германий в существующих границах. Он призвал США признать КНР и позволить этой стране занять принадлежащее ей по праву место в ООН [100]. Хрущев призвал Кеннеди выдвинуть и свои собственные контрпредложения, которые позволят им вместе двигаться к мирному решению проблем, угрожающих человечеству¹⁴⁵. Однако прохладный ответ Кеннеди и его настойчивые требования инспекций на месте, предшествующих подписанию всеобъемлющего договора о запрещении испытаний, разочаровали Хрущева.

Сдвинуть ситуацию с мертвой точки помог редактор журнала Saturday Review и активист движения за ядерное разоружение Норман Казинс. Хрущев пригласил Казинса, который часто присутствовал на советско-американских встречах, к себе в гости в начале декабря 1962 года. Перед отъездом Кеннеди попросил Казинса, чтобы тот сделал все возможное для того, чтобы убедить Хрущева в искренности намерений президента относительно улучшения отношений и подписания договора о запрещении ядерных испытаний. Во время встречи, которая длилась больше трех часов, Хрущев сказал Казинсу: «Мир является наиболее важной задачей для всего мира. Если между нами не будет мира и посыплются ядерные бомбы, то какая разница, кто мы: коммунисты, католики или капиталисты, китайцы, русские или американцы? Кто сможет различить нас? Кто останется в живых, чтобы сделать это?»¹⁴⁶

Хрущев подтвердил свое желание как можно быстрее заключить договор о запрещении испытаний и заявил, что «обе наших страны могут согласиться на такие инспекции, которые убедят вас, что мы не жульничаем, а нас – что вы не шпионите»¹⁴⁷. Перспективы выглядели обнадеживающими до тех пор, пока Кеннеди не уступил давлению американских «ястребов» и не потребовал вдвое увеличить число инспекций с американской стороны. Надеясь спасти соглашение, Казинс вновь приехал в СССР, где беседовал с советским лидером в течение шести часов. Хрущев рассказал Казинсу о давлении, которое оказывали на него кремлевские «ястребы». Когда Казинс сообщил Кеннеди о проблемах, с которыми столкнулся Хрущев, президент заметил: «Ирония в том, что мы с мистером Хрущевым занимаем примерно одинаковое положение в правительстве своей страны. Он хотел бы предотвратить ядерную войну, но находится под серьезнейшим давлением толпы сторонников жесткой линии, которые считают любые поползновения в эту сторону слабостью. У меня те же проблемы»¹⁴⁸. В апреле заместитель госсекретаря Аверелл Гарриман, бывший посол США в СССР, тоже говорил с Хрущевым и сообщил Кеннеди, что тот «искренен относительно стремления к мирному сосуществованию»¹⁴⁹. Гарриман и Хрущев прервали свою встречу, для того чтобы посмотреть проходившие на стадионе имени Ленина соревнования по легкой атлетике между командой американского Союза спортсменов-любителей и советской сборной. Когда команды двух стран, которые только что были на грани ядерной войны, рука об руку вышли на газон, их встретила буря приветственных криков. Гарриман и Хрущев же и вовсе сорвали овацию. Гарриман говорил, что на глазах Хрущева в тот момент выступили слезы¹⁵⁰.

После двух своих поездок к Хрущеву Казинс сообщил Кеннеди, что советский лидер искренне стремится к выстраиванию новых отношений с США, и его очень огорчает молчание Кеннеди. Кеннеди спросил Казинса, что ему следует сделать для того, чтобы выйти из патовой ситуации. Казинс предложил ему выступить с президентским посланием, предлагающим «замечательный новый подход в отношении русских, призывающий к окончанию холодной войны и началу американо-советских отношений с чистого листа». Казинс даже направил президенту черновой вариант речи, многие пункты из которого Тед Соренсен включил в историческую речь президента, произнесенную в Американском университете¹⁵¹. Кеннеди, хотя и колебался сильнее, чем его советский коллега, тоже начал демонстрировать готовность к фундаментальным изменениям в отношениях между капиталистическим и коммунистическим миром.

Именно Вьетнам Кеннеди считал тем местом, где можно было бы продемонстрировать свою готовность к уходу от конфронтации. Но он понимал, что это будет непросто. Одним из первых американских деятелей, усомнившихся в необходимости вмешательства США в дела Вьетнама, был посол в Индии Джон Кеннет Гэлбрейт. Прочитав его доклад в начале 1962 года, Кеннеди приказал Гарриману и работнику аппарата СНБ Майклу Форрестолу «найти любой предлог для того, чтобы сократить наше присутствие». Комитет начальников штабов с негодованием отверг предложения Гэлбрейта. Макнамара поручил генералу Полу Харкинсу разработать план завершения подготовки южновьетнамских солдат и вывода американских войск к концу 1965 года. Следует отметить, что Макнамара считал вывод войск необходимым вне зависимости от того, удастся ли добиться победы. В своих воспоминаниях о пребывании на посту министра обороны он говорит: «Я полагал, что мы должны готовить их солдат, пока можем, а затем уйти. В случае же неспособности их солдат справиться с подрывной деятельностью Северного Вьетнама нам не следует посылать свои войска, даже если южновьетнамцы потерпят “поражение”»¹⁵².