Двойник Короля 7 (СИ) - Скабер Артемий

Девушка открыла глаза, непонимающе моргая и оглядываясь.

— Да, прапорщик Грынко, — повторил я, подумав, что проще подыграть этому солдафону, и сдержал улыбку. На меня тут же нахлынули воспоминания.

Мужик удовлетворённо кивнул и вышел из купе, оставив после себя запах махорки и пота.

«Что это было?» — раздался в голове возмущённый голос Лахтины.

«Наш новый надзиратель», — ответил я, наблюдая, как её лицо искажается гримасой недовольства.

«Он должен знать, кто я такая!» — продолжала девушка, но я лишь покачал головой.

«Он предпочтёт не знать. Поверь мне, для его же блага», — ответил Лахтине.

Поезд остановился в Томске ровно через час, как и обещал прапорщик. Я успел умыться и привести себя в порядок. Вспомнил, что завтрак так и не принесли. Видимо, здесь кормят по какому-то особому расписанию.

В коридоре раздались голоса и шаги. Я выглянул из купе. Прапорщик Грынко вёл по вагону низкорослого пухлого паренька, на вид тому лет двадцать с лишним. Следом шагал высокий крепкий мужик с небритым лицом, тащивший два чемодана.

— Вот, — буркнул Грынко, пихая толстяка к моему купе. — Располагайтесь. Как ты там сказал? Ваше… Смешно, очень смешно! — вытирал слёзы прапор.

Упитанный парень улыбнулся, демонстрируя ямочки на пухлых щеках. Его круглое лицо лучилось таким добродушием.

— Здравствуйте, добрый день! — воскликнул он, протягивая толстую ладонь. — Фёдор Васильевич Воронов, барон из Томска. Позвольте представиться и засвидетельствовать моё почтение.

Я невольно задумался, не издевается ли он. Но нет, его лицо выражало вполне искреннюю приветливость. Хотя глаза… Глаза внимательно оценивали каждую деталь моей внешности и реакции.

— Павел Александрович Магинский, — ответил я, пожимая его руку. — Барон из Енисейска.

— Ах, так вы тот самый Магинский! — Воронов аж присвистнул и чуть подался вперёд. — Ну, сударь, про вас в Томске уж точно каждый слышал. Единственный земельный аристократ с такой жилой кристаллов. Да ваше имя у нас чуть ли не с детства в разговорах мелькает!

Я лишь приподнял бровь, наблюдая за его восторгом, а он тем временем продолжил с прежним пылом:

— Ну, значит, вы знаете, какая у нас земля. О, Павел Александрович, Томск — это же жемчужина Сибири. Что ни говорите, а в губернии лучше наших земель нет. Не такая глушь, как в Енисейске, не так сурово. Да и с благородством у нас получше, чем у этих лесных… Э-э-э… Романтиков.

Он хохотнул, хлопнув себя по бедру, и тут же добавил, будто опасаясь, что я приму его слова за насмешку:

— Ну, конечно, везде своя прелесть. Но у нас, у нас ведь земли мягкие, плодородные, воздух чистый, а вода — кристальная. Батюшка мой всегда говорил: «Федюня, в Томске жить — это как в царском саду гулять».

Я молчал, наблюдая за его театральной игрой, а он, будто только разогревшись, ещё шире улыбнулся:

— У вас в угодьях, наверное, тоже красиво? Всё-таки одно дело Томск, а совсем другое — приграничные владения. Говорят, там кристаллы чуть ли не под каждым камнем.

Я только кивнул, а Воронов тут же хлопнул меня по плечу, будто мы уже стали лучшими друзьями.

— Ну, Магинский, раз судьба нас свела, значит, будем держаться друг друга. Нам ведь теперь вместе в офицеры выходить, верно?

Он говорил без пауз, жестикулируя и улыбаясь. Слуга Воронова молча поставил чемоданы и занял позицию у двери, скрестив руки на груди.

— А это мой Прохор, — махнул рукой толстяк. — Незаменимый человек, без него как без рук.

Прохор не изменил выражения лица, лишь слегка кивнул в мою сторону.

— А вы, надо полагать, тоже на южный фронт? — продолжал Воронов. — Вот незадача какая, вызвали всех, кому не лень. Я, конечно, всё понимаю, долг перед Отечеством и всё такое… Но знаете, я ведь даже ни разу не охотился. Батюшка всегда говорил, что мне лучше книжки читать да за хозяйством присматривать.

Лахтина наблюдала за ним с плохо скрываемым отвращением. Воронов заметил её взгляд и осёкся.

— Ах, простите мою невоспитанность! — всплеснул парень руками. — Я и не представился даме.

— Это моя служанка, — коротко ответил я. — Лахтина, и она глухонемая.

— Служанка? — Воронов округлил глаза. — На войну? Ну надо же! А мне и в голову не пришло с собой наших доярок прихватить. Прохора-то взял, потому что он и подать, и постирать, и, если что, защитить может. Сильный, словно бык, хотя и молчаливый, прямо как ваша… Как её?

— Лахтина, — повторил я.

«Он мне не нравится. Шумный и толстый. Вот если покушать — да. Я не хочу, чтобы он тут оставался. Выгони его!» — прозвучало в моей голове.

Прапорщик Грынко, который, оказывается, ещё не ушёл, вдруг вклинился в разговор:

— Насчёт бабы этой… — он кивнул на Лахтину. — По уставу положено в отдельное купе, к другим слугам.

Девушка вскинула голову, готовая что-то выпалить, но я опередил её, положив руку на плечо.

— Нет, — твёрдо произнёс. — Она останется со мной.

Грынко прищурился.

— Не положено… И вообще! — вздохнул военный. — Мои приказы осмеливаешься не выполнять?

— Я понимаю, прапорщик, — перебил его, но уже мягче. — Только это мой личный слуга. Мне так спокойнее.

— Правила для всех одинаковы, — отрезал мужик.

— А если её тронут? — я наклонился вперёд. — Если случится что-то, чего можно было избежать? Вы готовы взять на себя ответственность? Уверены, что никто из солдат, которых везёте на войну, не захочет… развлечься? Вот только после этого вы довезёте на несколько десятков людей меньше.

Мои глаза вспыхнули, а на руке сформировался кристалл льда. Грынко тут же напрягся и потянулся к револьверу, скрипнул оставшимися зубами и замер. Воронов с интересом наблюдал за нашей перепалкой, переводя взгляд с меня на прапорщика и обратно.

— Вам это надо? — продолжил я, формируя ещё семь кусков льда. — Кровь, крики, паника? Ещё до того, как мы доедем? Я ведь просто в клочья порву всех, кто её тронет.

В глазах прапорщика мелькнула тень уважения.

— Много на себя берёшь, — буркнул он, но тон уже смягчился. — Если что случится…

— Ничего не случится, — заверил я. — Она останется здесь.

— Под твою ответственность, — кивнул Грынко и, развернувшись, направился к выходу, забирая с собой Прохора.

Когда прапорщик скрылся, Воронов восхищённо присвистнул.

— Ловко вы его, Павел Александрович. — подмигнул толстяк.

Я не ответил, разглядывая нового попутчика. Хотелось понять, что за тип передо мной. Первое впечатление: болтливый простак. Но так ли это?

— Вы позволите? — Воронов кивнул на свободную полку выше Лахтины.

— Конечно, — я жестом предложил ему располагаться.

Он тут же плюхнулся на маленькую для его тела кровать и заставил её жалобно скрипнуть.

«Я буду спать с тобой, — заявила девушка. — Не хочу, чтобы это смотрело на меня»

Кивнул и поморщился. Тут не особняк и мои земли, к кое-каким трудностям нужно привыкать.

— А вы уже служили? — спросил я, решив извлечь выгоду из его словоохотливости.

— О, что вы! — Воронов махнул рукой. — Первый раз! Как и все мы, земельные, едем на эту… Как её… Офицерскую подготовку. Вот мой батюшка служил. Всегда рассказывал, что там страшно было. Хотя и говорил, мол, мы, земельные, в самое пекло не лезем. Командуем, значится, издалека.

Его глаза беспокойно метались по купе, выдавая нервозность, скрытую за маской бодрячка.

Поезд снова тронулся, набирая ход. За окном мелькали последние постройки Томска. Впереди ждала долгая дорога.

Дни в поезде тянулись медленно. Я использовал это время, чтобы собрать как можно больше информации через болтливого Воронова. Усиливаться кристаллами не решился.

Лахтина большую часть суток дремала, свернувшись на своей полке, или молча смотрела в окно. Порой она пыталась заговорить со мной мысленно, но я отмахивался. Ведь у неё одно на уме, как и у любой девушки-монстра: чтобы я вернул истинное обличье, желательно прямо сейчас…