Ознакомительная версия. Доступно 34 страниц из 170
— Никто ничего не покорит, если мы не поторопимся. — Жан-Клоду пришлось перекрикивать рев ветра.
Пока мы разглядывали порнографию, болтали и решали, не убить ли нам друг друга, француз достал из рюкзака бинокль, подошел к южному склону гребня, заснеженному и опасному, и стал смотреть вниз и назад, в ту сторону, откуда мы пришли.
— В данный момент боши заняты проблемой «слепого шага», — сообщил он нам. — Будут здесь минут через тридцать или даже меньше, в зависимости от искусства герра Зигля. Предлагаю закончить здесь все дела и уходить.
— Куда уходить? — с трудом выговорил я между двумя жуткими приступами кашля. Я не сомневался, что мне нужно вниз, где менее разреженный воздух позволит мне дышать даже с этими осколками панциря и клешнями омара, застрявшими у меня в горле.
Дикон повернул голову и посмотрел направо и вверх, а затем еще выше, на устрашающую громаду второй ступени всего в сотне метров от нас. А над этой непреодолимой — или так только казалось — второй ступенью возвышалась вершина Эвереста, словно выдыхавшая двадцатимильный клубящийся шлейф, уносимый ветром.
Глава 19
Вторая половина пути между первой и второй ступенями была такой же неизведанной и опасной, как первая.
Череда острых и зазубренных выступов, скользких камней и снежных бугров делала саму кромку гребня непроходимой, и поэтому Дикон — он был лидирующим в связке, состоящей теперь из нас всех, — прокладывал тропу по снегу в десяти футах ниже продуваемой ветром кромки гребня, над Северной стеной и Большим ущельем со стороны ледника Восточный Ронгбук. Риск увеличивался с каждым шагом — снег под ногами Дикона то и дело соскальзывал со склона на несколько дюймов или даже футов, пока не уплотнялся в неустойчивую опору, останавливающую падение, и мы все затаивали дыхание. В таком положении страховка, которую мы могли предложить, не стоила и ломаного гроша.
Мы не оглядывались на преследовавших нас пятерых немцев, но чувствовали, что они буквально дышат нам в спину. Последнее, что видел Жан-Клод в свой бинокль, пока остальные готовили Перси и Курта Майера к «похоронам», был немецкий лидер — мы по-прежнему думали, что это Бруно Зигль, — который сумел перебраться через гладкий вертикальный выступ и теперь закреплял веревку для своих партнеров. Очевидно, Зигль был самым опытным из пяти немецких альпинистов, и мы радовались, что остальные немного замедляют его продвижение.
Но недостаточно.
Затем Жан-Клод вернулся к нам, и мы собрались у тел Майера и Бромли.
Реджи произнесла краткую молитву, и я удивился, когда Дикон стал повторять слова вслед за ней. Много лет спустя я заглянул в текст англиканской заупокойной службы и в молитвенник и увидел, что Реджи кое-то изменила, но Дикон, по всей видимости, так часто произносил эти слова над погибшими в бою товарищами, что без труда следовал за всеми пропусками и отклонениями. Как бы то ни было, все это выглядело вполне уместно — хотя и слишком долго, подумал я, поскольку немцы приближались к нам по Северной стене. Мы сели рядом с двумя телами, уложенными на узкий выступ у северного края скалы. Реджи достала свой зеленый с золотом носовой платок и завязала его на лице Персиваля; лицо Курта Майера мы закрыли чистым белым носовым платком из кармана Дикона.
Реджи опустила голову — не снимая очков — и произнесла нараспев:
Возвожу очи мои к горам, откуда придет помощь моя.
Помощь моя от Господа, сотворившего небо и землю.
Не даст Он поколебаться ноге твоей, не воздремлет хранящий тебя;
не дремлет и не спит хранящий Израиля.
Господь — хранитель твой; Господь — сень твоя с правой руки твоей.
Ни солнце днем не поразит тебя, ни луна ночью.
Господь сохранит тебя от всякого зла; сохранит душу твою Господь.
Господь будет охранять выхождение твое и вхождение твое отныне и вовек.
Господу всемогущему мы вручаем души наших усопших братьев, наших братьев, разделявших с нами любовь к горам, — Персиваля Бромли и Курта Майера — и предаем их тела земле, воздуху и льду в твердой надежде на воскрешение к вечной жизни через веру Персиваля в Спасителя нашего Иисуса Христа и любви Курта Майера к Господу Богу Иегове, который сойдет на землю в сияющей славе своей и будет нам судией, когда земля, море и эти горы отдадут своих мертвых.
Ибо мы ничего не принесли в мир; явно, что ничего не можем и вынести из него. Господь дал, Господь и взял; да будет имя Господне благословенно. Аминь.
— Аминь, — повторили все.
Затем мы с Пасангом и Жан-Клодом подтащили тела к краю выступа, и они соскользнули вниз, беззвучно исчезнув где-то далеко внизу, на леднике Кангшунг, почти в двух милях под нами. Никто из нас не смотрел, как падают тела. Мы сразу же принялись упаковывать рюкзаки. Реджи положила пакет с фотографиями во внутренний карман свой куртки — перед импровизированными похоронами мы распределили между собой копии, — а я спрятал свой конверт в надежное место в глубине рюкзака. Потом мы подобрали свои ледорубы и побрели дальше.
Никто не произнес ни слова, пока мы не вернулись на кромку гребня прямо у основания второй ступени. Вид у нее был устрашающий, даже без учета того обстоятельства, что жаждущие крови немцы скоро приблизятся к нам на расстояние винтовочного выстрела.
— Если ты поднимешь нас наверх, Джейк… — сказал Дикон, дернув вниз кислородную маску. — …Нет, я имел в виду, когда ты поднимешь нас наверх, то плоская, усеянная камнями вершина второй ступени станет для нас превосходной оборонительной позицией, несмотря на то, что наша армия вооружена только ракетницами.
Я посмотрел на крутой заснеженный склон, ведущий к устрашающей груде камней, которая заканчивалась отвесной скалой. «Скажи Дикону о штуковине, застрявшей у тебя в горле, о том, что тебе трудно дышать, — настаивала получавшая кислород часть моего умирающего мозга. — Он примет правильное решение и попытается сам подняться по этой скале. Или позволит Жан-Клоду… Черт возьми, теперь даже Реджи и Пасанг лучшие скалолазы, чем ты, Джейк Перри».
— Да, там будет настоящее Аламо, [60] — ответил я.
— Что такое Аламо? — С учетом обстоятельств, голос Же-Ка звучал чересчур бодро.
Я снова закашлялся, и Реджи рассказала ему об Аламо, уложившись в три или четыре коротких предложения.
— Похоже, это была славная битва, — сказал Жан-Клод после того, как Реджи описала ему ход сражения, не упомянув о результате. — И чем же все закончилось?
Я вздохнул.
— Мексиканцы взяли крепость и убили всех защитников. — Меня опять сотрясал приступ кашля. — Включая моего любимого героя Дэвида Крокетта и его друга Джима Боуи, парня, который придумал «нож Боуи».
— Ага. — Жан-Клод улыбнулся. — Тогда мы должны благодарить Бога, что будем сражаться всего лишь с немцами, а не с мексиканцами.
Я стягивал с себя анорак «Шеклтон», куртку и штаны на гусином пуху, а также все варежки, оставив на руках только тонкие шелковые перчатки.
С помощью «кошек» мы поднялись как можно выше по снежному склону, к основанию второй ступени. Скала поднималась футов на 90, и гладкие поверхности плиты были абсолютно непреодолимыми, но чуть левее центра проходила трещина — правильнее было бы назвать ее «соединением» двух глыб, — и у этой трещины в самом низу мы с Же-Ка, Диконом и Реджи обсуждали маршрут восхождения. Я снял очки, чтобы лучше видеть.
Проблема — так скалолазы ласково называют смертельно опасный вызов — была чертовски сложной, почти неразрешимой. Особенно на этой немыслимой высоте. И особенно для человека с толченым стеклом в горле. Вся вторая ступень состояла из смеси скальных пород, которые разрушались гораздо медленнее, чем глинистый сланец и другие камни под ней.
