Пожиратель Ци 4 (СИ) - Петров Егор

— Ты серьезно⁈ Мне сказали правду⁈ — Голос принцессы дрожал от негодования. — Отдашь меня… этому преступнику? Как вещь? В уплату за долги? Почему ты принял это решение, даже не поговорив со мной? Почему я должна узнавать об этом из разговора служанок⁈

Калед съежился под этим шквалом упреков. Его рука с пером замерла.

— Таэнис… дочь… — начал он слабо, но она его перебила.

— Нет! Я не буду молчать! — Она сделала шаг к трону, ее глаза сверкали слезами. — Ты отдаешь меня человеку, который… который… — Она обернулась к Трору, и ее взгляд, полный ненависти и презрения, вонзился в него. — Ты никогда не будешь никем, кроме как выскочкой с мешком золота, которому чужды честь, достоинство и настоящие чувства!

— Это не так, — чуть поджал губы Трор.

— Нет, это так! — обвиняла принцесса, — Ты бесчувственный преступник! Делаешь все только ради своей наживы! Крайне грязными методами!

Трор замер. Его широкие ладони, лежавшие на поясе, сжались в кулаки. В его глазах было много чувств, гораздо больше, чем обычно. И что интересно, это был гнев. Точнее, не только гнев.

— Довольно. — Казалось, внутри Трора что-то лопнуло. Его фигура стала казаться еще массивнее, заполняя пространство. Он не смотрел на Каледа. Его жгучий взгляд был прикован только к Таэнис. И в этих глазах не было ни расчета, ни холодности. Была боль. И ярость. И что-то еще, давно сдерживаемое и теперь прорвавшее плотину.

— «Преступник»? «Наживы»? — Он говорил сквозь стиснутые зубы. — Вы… вы вообще ничего не понимаете, принцесса! Ни-че-го!

Принцесса чуть отшатнулась от движения его ауры, но смотрела твердо. Её точеное лицо было удивительно прекрасно.

— Там, на моих землях, люди не голодают! — взмахнул рукой Трор. — Там есть хлеб, лекарства, порядок! Пока твой отец, — он бросил уничтожающий взгляд на Каледа, — утопал в бездействии и страхе, пока его чиновники воровали последнее, я строил! Я восстанавливал разрушенное! Я кормил тех, кого бросила ваша корона! Да, я брал долги! На бумаге! Цифры! Чернила! И земли! Но эти земли — вы бы сами даже не смогли их прокормить! Сколько окрестных городов погибают от голода⁈ А они ведь рядом!

— Конечно, не голодают! Ты ведь грабил наше королевство, пока мы истекали кровью на Стене! Морил голодом наших воинов, задирая цены до небес! Разве ты не мерзавец, который наживается на всеобщей беде⁈ — Лицо Таэнис исказила злость.

— Грабил? Морил голодом? — Трор приблизился к Таэнис, явно желая заставить ее инстинктивно отступить перед его натиском. Однако она не отступила, и даже не отшатнулась, твердо глядя ему в глаза. — На Стену шло абсолютно все возможное продовольствие! Мешок за мешком! Воз за возом! Бесплатно! Понимаешь? Бесплатно! В тех ситуациях, когда солдаты платили своим золотом за еду, моей вины нет. Офицеры твоего отца, которые её продавали, делали это самостоятельно. А мои «завышенные цены» — это воздух! Бумажный долг, который я собирался простить, когда королевство встанет на ноги! Когда твой отец очнется! Когда… — Его голос вдруг сорвался. Он замолчал, тяжело дыша. В его взгляде, пристально смотрящем на ошеломленную Таэнис, мелькнуло что-то странное.

— Когда… — Трор встряхнулся, беря себя в руки. — Когда я получу шанс. Шанс доказать тебе… доказать всем… что я делаю это не ради власти. Не ради золота. — Он сделал паузу, и следующая фраза прозвучала тише, но с такой силой искренности, что усомниться было невозможно: — Я делаю это ради тебя, Таэнис. Ради Лунного Света, который ты любишь. Ради его будущего. И… ради своего.

Тишина, воцарившаяся после его слов, была оглушительной. Пылинки в солнечных лучах замерли. Калед смотрел на Трора широко раскрытыми глазами, в которых смешались недоверие и потрясение.

Таэнис стояла словно парализованная. Весь ее гнев, вся ярость, казалось, испарились под жаром его слов и взгляда. На ее лице читалось лишь полнейшее недоумение и… смущение. Щеки залил яркий румянец. Она смотрела на Трора как на человека, который вдруг предстал перед ней в совершенно неожиданном свете. Она видела не стяжателя, а мужчину, чьи действия, пусть грубые и непонятные, были продиктованы чем-то гораздо более глубоким и… личным. Ведь если сопоставить факты — он не врет. Он помогал, вгоняя в долги, чтобы затем эти долги великодушно простить, взамен на женитьбу с принцессой.

— Ты… — начала она, но голос предательски дрогнул. — Ты говоришь… о будущем? О… о мире? — Она с трудом находила слова, все еще не веря услышанному. И тут, явно что-то вспомнив, принцесса снова ринулась в бой. — А конфликт с Керо? Ты же ненавидел его! Пытался устранить!

Трор нахмурился, но теперь в его взгляде читалась скорее досада, чем злоба.

— Керо… — Он махнул рукой. — Молодой выскочка. Опасный дикарь с непредсказуемой силой. Он привлекал твое внимание. Слишком много. — Он посмотрел на Таэнис, и в его глазах мелькнула ревность. — Я видел, как ты смотришь на него. Я видел, как твой отец пытался вас сватать. Мне это… не нравилось. Я хотел, чтобы ты смотрела… На то, что я делаю. На то, что я могу дать. На… меня. — Последнее слово он произнес с трудом, словно вытаскивая давно мучившую его занозу.

Молчание снова повисло в зале, но теперь оно было иным, напряженным, но лишенным прежней вражды. На столике лежал пергамент. Перо все еще было в руке Каледа, но король больше не смотрел на него. Он смотрел на дочь, на ее растерянное, покрасневшее лицо, и на Трора, который стоял перед ней, сбросив маску холодного расчетливого ублюдка и представая просто сильным, упрямым мужчиной, ослепленным чувством, который действовал грубо, потому что считал открытое проявление чувств слабостью.

Трор глубоко вздохнул, снова обретая самообладание. Он посмотрел на Каледа, потом снова на принцессу.

— Я начал действовать из-за тебя, Таэнис. Из-за этого проклятого чувства, которое поселилось во мне после первого же взгляда на тебя. Я хотел навести порядок в королевстве, сделать его сильным, чтобы предстать перед тобой не нищим просителем, а равным. Но чем дальше, тем яснее я видел бездну. Гниль, пожирающую Лунный Свет изнутри. Чиновников, ворующих последнее. Школы, прячущие голову в песок, со словами «школы не участвуют в политике». А еще слабого, безвольного короля! И когда ударили демоны, все полетело в бездну… А теперь, построив на своих землях порядок, и чувствуя ответственность за такое количество людей, я не могу остановиться.

Трор ненадолго остановился, а когда продолжил, каждое его слово падало тяжело, словно припечатывая стоящих напротив него людей.

— Этот брак — не оплата. Не торг. Это ультиматум. Последний шанс. С моей железной рукой, ломающей гниль, и твоей кровью, дающей легитимность, мы сможем спасти Лунный Свет. Построить нечто сильное. Нечто достойное. — Его взгляд впился в Таэнис, полный невероятной смеси безумной любви, боли и непоколебимой воли. — Иначе…

Он резко отшвырнул пергамент со столика. Договор упал к ногам Каледа.

— Иначе каждый сам по себе. Я заберу своих людей, свои ресурсы, свою защиту. Оставлю вас тонуть в дерьме, которое вы сами же и взрастили. И посмотрю, как долго продержится твой «порядок», Калед, когда воры останутся один на один с голодом и демонами у ворот. Твоя дочь… — его голос дрогнул, — будет гореть одна в пламени краха, который я не смог предотвратить. Ваш выбор. Я жду до вечера. Союз и будущее — или конец.

Трор не стал ждать ответа. Он развернулся и тяжелыми шагами стремительно направился к выходу. Его спина была по-прежнему прямая, в ней читалось невероятное напряжение. Он не оглядывался, будто боясь увидеть ответ в глазах принцессы. Двери зала распахнулись с грохотом и чьим-то коротким вскриком. Однако на него никто не обратил внимания.

Калед смотрел на упавший пергамент, словно там был его смертный приговор. Таэнис стояла, дрожа всем телом. Слова Трора обрушились на нее лавиной, смешав ненависть к его методам с ужасающим осознанием правды о королевстве и… с жутким, нежеланным пониманием той безумной, искалеченной любви, что двигала этим тираном. «Начать из-за любви… Осознать ответственность…» Его боль, его одержимость спасти всё, чтобы спасти её, Таэнис — это было чудовищно… и невероятно.