Предсказание - Кунц Дин Рей

– А почему? – спросила Лорри. – Город построили на древнем индейском кладбище… или что?

Он покачал головой:

– Нет, нет. Земля когда-то была хорошей, но ее испортили плохими делами, которые творили злые люди.

– К счастью, я не владею недвижимостью, – заметила Лорри. – Только арендую ее.

– Я живу с родителями, – признался я, словно надеялся, что сей факт показывает, что я никоим образом не связан с пропитанной злом землей.

– Пришел час расплаты, – изрек он.

И, словно желая подчеркнуть весомость его угрозы, с одной из потолочных ламп на серебряной нити спустился паук. Шевелящаяся, бесформенная, восьминогая тень, размером с тарелку для супа, легла на пол между нами и маньяком.

– Стремление отвечать злу злом приводит к тому, что в проигрыше оказываются все, – указала Лорри.

– Я не отвечаю злу злом, – возразил он, не сердито, но с раздражением. – Я отвечаю злу восстановлением справедливости.

– Что ж, это совсем другое дело, – согласилась Лорри.

– На твоем месте, – сказал я маньяку, – я бы задумался, а уверен ли я, что мои деяния – справедливость, а не просто большее зло. По мнению моей мамы, дьявол прекрасно знает, как нас убедить в том, что мы поступаем правильно, когда на самом деле мы выполняем его, дьявола, работу.

– Похоже, твоя мама – женщина заботливая.

– Конечно, – ответил я, чувствуя, что между нами устанавливается контакт. – Когда я подрастал, она даже гладила мне носки.

После этого откровения Лорри бросила на меня скептически-тревожный взгляд.

Подумав, что она может принять меня за чудаковатого парня или, того хуже, за маменькиного сынка, я торопливо добавил:

– С семнадцати лет я все глажу сам. И никогда не гладил носки.

Выражение лица Лорри не изменилось.

– Я не хочу сказать, что моя мать до сих пор гладит мне носки, – поспешил я заверить ее. – Больше никто не гладит мне носки. Только идиоты гладят носки.

Лорри нахмурилась.

– Но я не хочу сказать, что моя мать – идиотка, – уточнил я. – Она – чудесная женщина. Она не идиотка, только очень заботливая. Я хочу сказать, что идиоты – другие люди, которые гладят свои носки.

И тут же я понял, что своими умозаключениями загнал себя в угол.

– Если кто-то из вас гладит носки, я не хотел сказать, что вы – идиоты. Я уверен, вы просто очень заботливые, как моя мать.

Теперь и на лице маньяка появилось то же выражение, что и на лице Лорри, и они оба смотрели на меня так, будто я только что спустился по трапу из летающей тарелки.

Лорри, как мне показалось, внезапно сильно огорчила мысль о том, что она скована со мной одной цепью, а вот маньяк, похоже, вдруг подумал, что, в конце концов, одного заложника для его целей вполне достаточно.

Спускающийся паук все еще висел над нашими головами, но тень от него стала меньше, с тарелку для салата.

К моему удивлению, глаза киллера увлажнились.

– Это так трогательно… носки. Очень мило.

А вот в Лорри моя история о носках сентиментальную струнку не задела. Она, прищурившись, продолжала смотреть на меня.

– Ты – счастливчик, Джимми, – продолжил маньяк.

– Да, – согласился я, хотя мне повезло только в одном: меня приковали к Лорри Линн Хикс, а не к какому-то алкоголику, да и то едва ли кто в сложившейся ситуации позавидовал бы моему счастью.

– Иметь заботливую мать, – проворковал маньяк. – Каково это?

– Хорошо, – ответил я. – Очень хорошо, – но больше ничего не решился сказать, боялся, что продолжу нести чушь.

Паук, удлиняя нить, опустился уже на уровень наших макушек.

– Иметь заботливую мать, которая каждый вечер варит тебе какао, – в голосе киллера слышались мечтательные нотки, – подтыкает одеяло, целует в щечку, читает перед сном сказку…

Прежде чем я сам научился читать, мама обязательно читала мне перед сном, потому что в нашей семье книги уважали. Но еще чаще мне читала бабушка Ровена.

Иногда речь шла о Белоснежке и семи гномах. Все они умирали, то ли в результате несчастного случая, то ли от болезни, пока Белоснежка не оставалась одна одинешенька и никто не мог помочь ей в борьбе со злой королевой. Кстати, однажды в интерпретации бабушки на одного из гномов упал двухтонный сейф. Но это был сущий пустяк в сравнении с тем, что произошло с другим гномом, бедным Чихом. А когда бабушка читала мне сказку о Золушке, хрустальные башмачки рассыпались на острые осколки прямо на ногах бедняжки, а тыквенная карета слетала с дороги в глубокий овраг.

И только взрослым я узнал, что в прекрасных книгах Арнольда Лобела [23] о Жабе и Лягушке не было эпизодов, когда тому или иному главному герою кто-то из других обитателей болота откусывал лапку.

– У меня не было заботливой матери, – голос маньяка переполняли тоска и душевная боль. – Мое детство было холодным, суровым, лишенным ласки.

События приняли неожиданный оборот: страх, что меня застрелят, отступил на второй план. Перед нами замаячила куда более страшная перспектива: выслушивать рассказ маньяка о его трудном детстве. О том, как его били проволочными вешалками для пальто. До шести лет заставляли носить девчачью одежду. Отправляли спать без миски овсяной каши.

Меня похитили, заковали в наручники, держали под дулом пистолета, и все для того, чтобы я выслушал этот жалостливый рассказ? С тем же успехом я мог остаться дома и смотреть дневные ток-шоу.

К счастью, он прикусил губу, расправил плечи и заявил:

– Вспоминать прошлое – пустая трата времени. Что было, то прошло.

К несчастью, влагу в глазах, вызванную жалостью к себе, сменил не веселый, обаятельный блеск, а фанатичный огонь.

Паук тем временем продолжал спуск. Оказался на уровне наших лиц, испугался их вида и в страхе застыл.

Должно быть, представив себя виноградарем, снимающим ягоду с грозди, маньяк зажал толстого паука между большим и указательным пальцем, раздавил, а потом поднес то, что осталось, к носу, чтобы насладиться запахом.

Я надеялся, что он не предложит мне понюхать останки паука. Обоняние у меня сильно развитое, и это одна из причин, по которой я пошел в пекари.

К счастью, он не собирался делиться с нами этим мерзким запахом.

К несчастью, поднес пальцы ко рту и аккуратно слизал кашицу, в которую превратился паук. Насладился этим странным фруктом, похоже, решил, что он недостаточно зрелый, и вытер пальцы о рукав пиджака.

Перед нами стоял выпускник Университета Ганнибала Лектера, готовый занять место менеджера в мотеле «Бейтс» [24].

Шоу с обнюхиванием и поеданием раздавленного паука устраивалось не для нас. Маньяк действовал рефлекторно, так обычные люди отгоняют мух.

И теперь, не отдавая себе отчета в том, какое впечатление произвели на нас его весьма необычные вкусовые пристрастия, он сказал:

– И вообще, время разговоров осталось в прошлом. Пришло время действовать, восстанавливать справедливость.

– И как же он собирается восстанавливать справедливость? – задалась вопросом Лорри. Вслух. И в голосе, которым произносились эти слова, от присущего ей оптимизма не осталось и следа.

А маньяк, несмотря на баритон взрослого, вдруг заговорил словно обиженный мальчишка:

– Я собираюсь много чего взорвать, убить массу людей и заставить город пожалеть о своем существовании.

– Честолюбивый замысел, – указала Лорри.

– Я готовился к этому всю жизнь.

Я внезапно переменил сложившееся у меня мнение на прямо противоположное.

– Если уж на то пошло, я бы действительно хотел послушать о вешалках для пальто.

– Каких вешалках? – переспросил он.

Прежде чем я успел ответить и, скорее всего, получить пулю между глаз, вмешалась Лорри:

– Слушай, я могу взять сумочку?

Он нахмурился.

– Зачем она тебе?

– По срочному женскому делу.

Я не мог поверить, что она пойдет на такое. Нет, я понимал, что не сумел ее переубедить, но полагал, что мои доводы заставили ее одуматься.