Сердце Изнанки. Книга 2 (СИ) - Ковальчук Олег Валентинович

— Дима, — окликнул я, присев рядом. — Ты с энергией своей как? Пробовал её выпускать? А то всё оружием, да оружием…

Он искоса глянул на меня, вытирая пот со лба. Видно было, что вопрос для него неприятный, но он ответил:

— Да как только не пробовал, — выдохнул он. — Из рук, из груди, по-всякому. Она не слушается. Чувствую, как доходит до пальцев, но стоит выпустить — убегает, как белка, куда-то вглубь.

— Интересно, — протянул я, задумавшись. — А помнишь, я говорил про крик? Ты пробовал заорать, как раньше в бою кричали?

Он нахмурился, размышляя над нашим разговором у холма.

— Думаешь, это поможет? — буркнул он.

— Никогда не знаешь что может помочь, но пробовать нужно всё, — ответил я.

— Хм, — он почесал подбородок. — Боюсь я только голос посажу.

— Ты не просто кричать должен, а выпустить всё, что держишь. Ты же одарённым недавно стал, лет пять, да?

— Ага, — кивнул он. — Дар поздно проснулся, долго его не чувствовал.

— Вот-вот, — сказал я. — Ты его будто запер, сам того не зная. Представь, что твари — не просто враги, а всё, что тебя бесит. Лисины, долги, вся сложившаяся ситуация. Заори так, чтобы они сгорели от твоего гнева. Ты в себе сдерживаешь силу. Мне кажется, я знавал подобных тебе людей.

— Что значит, кажется? — спросил он.

А я осёкся, ведь только всего несколько людей знает о том, что я не помню своего прошлого.

— Да это неважно. — ответил я. — Попробуй в следующий раз хорошенечко прокричаться.

Он посмотрел на меня, как на рехнувшегося, но в глазах мелькнула искра.

— Ладно, — нехотя согласился он. — Попробую. Но если горло сорву, ты мне за зелья заплатишь.

— Договорились, — хмыкнул я, хлопнув его по плечу. — Только не тушуйся. Эти твари тебя без раздумий разорвут. Не жалей их.

Мы наконец добрались до сердца червоточины. Воздух здесь гудел от энергии, густой, как смола. Вокруг ядра собралась стая крупных обезьян — орангутаны с длинными когтистыми лапами и клыкастыми мордами, что скалились, будто чуяли добычу. Во главе стояла громадина — горилла, закованная в костяную броню. Наросты покрывали её морду, локти, колени, а грудь и живот были закрыты костяными пластинами. Аура гориллы отливала синим в истинном зрении. А вот и альфа. С виду серьёзная тварь.

— С альфой справишься, Дима? — спросил я, прищурившись.

— Постараюсь, — ответил он, и в его голосе звенела такая решимость, что я невольно усмехнулся.

— Поддержать или сам? — уточнил я, держа руку на револьвере.

— Сам попробую, — сказал он, но добавил тише: — Ну лучше подстрахуй. Давно с такими не бился, как ты заметил.

— Подстрахую, — кивнул я серьёзно, не позволяя себе даже тени улыбки. Доверие между нами было хрупким, и я не хотел его рушить.

Дмитрий двинулся вперёд, его меч сверкал в руке, а шаги были твёрдыми и уверенными. Я же искоса глянул на Ласку. Она заняла охотничью стойку на моём предплечье, ушки напряжённо дрожали, а глаза горели, будто она готова была рвануть в бой следом за Димой.

— В чём твой секрет, разбойница? — пробормотал я.

Она дёрнула ухом, будто услышала, стрельнула взглядом и снова уставилась на Дмитрия, который приближался к стае.

Пылаев действовал уверенно. Револьвер в его руке посылал пули раз за разом, и пятёрка орангутанов рухнула, не успев даже зарычать. Основная стая зашевелилась, но альфа пока держалась, наблюдая. Она была громоздкой, бронированной, чистый силовик. Если зазеваешься, такая одним ударом кости переломает, даже одарённому. Но Дима знал, что делает. По крайней мере, я на это надеялся. Если что, я его вытащу.

Гориллоподобная Альфа, похоже, устала смотреть, как её стаю вырезают. Она взревела так, что уши заложило, забарабанила по бронированной груди и рванула на Дмитрия, подобно лавине. Трава из-под её лап вылетала крупными комьями. Дмитрий едва успел увернуться — когти просвистели у самого плеча. Извернувшись, он контратаковал, резанув мечом по лапе, но клинок лишь скользнул по толстой шерсти, не оставив и царапины. Дмитрий выстрелил дважды, в бок и спину, но пули отскочили от брони, как от камня. Я видел, что его движения остаются чёткими — похоже, что школа фехтования у Пылаевых была на уровне, — но терпение таяло. Альфа была не просто сильной — она была быстрее и злее всех тварей, с которыми мы столкнулись в этой червоточине.

— Дима, не лезь в ближний! — крикнул я, но он уже вошёл во вкус.

И тут он ошибся. Решил сыграть с ней на равных, будто это спарринг на тренировке. Глупость. Горилла ударила, а лапа её была как таран. Лишь амулет спас его — синяя вспышка ослепила, и Дмитрий отлетел на три метра, покатившись по траве. Тварь бросилась добивать, когти блестели, готовые разорвать жертву. Я вскинул револьвер, но Дима уже вскочил. Его лицо было искажено яростью.

— Не смей! — заорал он. — Она моя!

Я опустил оружие, но держал палец на спуске. Хозяин — барин, но если что, я вмешаюсь. Дмитрий взревел, как зверь, и рубанул мечем по лапам, что тянулись к нему. А затем заорал снова, да с таким гневом, что даже меня по спине побежали мурашки. В следующий ми из его рта вырвалось пламя — яркое, жгучее, прямо в морду гориллы. Я замер, чувствуя, как мой дар отзывается на вспышку его силы. Огонь! Тот самый, что он не мог выпустить годами!

— Вот оно! — выдохнул я. — Дима, давай, жги её!

Горилла отшатнулась, шерсть на морде тлела, и в её движениях появилась растерянность, будто пламя выжгло её силу. Дмитрий не дал ей опомниться. Меч вошёл в незащищённый бок, и тварь рухнула, сотрясая землю. Альфа была мертва, а он стоял над ней, тяжело дыша, с окровавленным клинком в руке.

Мы стояли посреди освобождённой червоточины, и воздух вокруг гудел от бурлящей энергии. Трава под ногами, густая, сочная, блестела в истинном зрении, будто пропитанная магией. Деревья — стройные, могучие исполины — качали листвой под лёгким ветром.

Дмитрий вдруг двинулся к сердцу червоточины, где пульсация энергии была гуще, глубже.

— Куда? — окликнул я, прищурившись.

Он замер на полпути, обернулся, и в его взгляде мелькнуло понимание.

— Ну да, — буркнул он. — Ты же сказал, сердце не трогать.

— Ни в коем случае, — отрезал я. — Это наша жила, Дима. Надо возвращаться. И паладинам велеть патрулировать, но закрывать её — ни-ни. Пусть стерегут, как сокровище.

Я задумался, глядя на траву. Сорвал пару колосков, засунув в карман.

Неплохо бы знахаря найти или травника одарённого. Разобраться, что за трава и чего она стоит.

— Алхимика бы, — сказал я, представляя, как такая находка перевернёт всё.

Дмитрий присвистнул, почесав затылок.

— Где ж его взять? — вздохнул он. — Алхимики такие цены ломят, что проще Лисиным поместье продать.

— А среди крестьян искать не пробовали? — спросил я, прищурившись. — По деревням ездить, расспрашивать. Там порой такие таланты прячутся, что столичные знахари обзавидуются.

Он промолчал, задумавшись, а я видел, как в его голове шевелятся мысли.

— Думаешь, среди наших может быть одарённый травник? — спросил он, глядя на меня.

— Я ничего не исключаю, — ответил я, и в голосе моём звенела уверенность. — Эта червоточина — наш шанс шанс хоть немного поправить дела рода, Дима. И мы его не упустим.

В голове я уже прикидывал план. Можно связаться со Злобиным, осторожно, без подробностей. Спросить про травников, намекнуть на дело, но не раскрывать карт. Злобин — тип ушлый, мигом захочет долю, а я делиться не собирался. Эта червоточина — мой фундамент, мой путь к чему-то большему. Благотворительностью тут не пахло, и я не собирался раздавать своё добро направо и налево.

Мы двинулись обратно, и Ласка, сидевшая на моём предплечье, насторожилась, её ушки дёрнулись. Её глаза — голубой и чёрный — блестели, будто она чуяла что-то вкусненькое. Я хмыкнул, погладив её.

По пути сорвал ещё несколько колосков, и пару цветков растущих в зарослях.

Ласка, проследив за моими действиями фыркнула, ткнувшись мордочкой в мою руку. Эта Ласка была не просто зверем — она была частью изнанки, её живым осколком, и я знал: её фокусы с разрывами пространства как-то связаны с этой жилой.