Жена на полгода (СИ) - Иконникова Ольга

— Не извольте беспокоиться, ваша светлость! Мы сделаем всё, чтобы у ее светлости не было ни малейших причин быть нами недовольной.

Маркиз удовлетворенно кивнул и потянул меня к двери. А когда мы двинулись по длинному коридору, на стенах которого висели старинные гравюры, он тихо сказал:

— Ну, а теперь приготовьтесь к более важному и куда менее приятному приему. Да, совсем забыл вам сказать о том, что вместе с моим отцом, герцогом Лефевром, в замке сейчас гостит и одна молодая особа — мадемуазель Селеста Ганьер. Она —дочь старого друга его светлости и выросла в нашем доме. Думаю, как раз она отнесется к нашему браку с пониманием в силу присущей ей доброты. Для меня она как сестра.

Я посмотрела на него с подозрением. Но нет, он не покраснел и не смутился.

20.

Столовая, как и большинство комнат в замке, была необычайно просторной, и в центре ее стоял столь длинный стол, что за ним смогли бы легко разместиться несколько десятков гостей. Сейчас же за ним сидели двое — пожилой мужчина с длинными седыми усами и бородой и молодая рыжеволосая девушка.

Стол был накрыт к ужину только в одной своей части, и это было хорошо, потому что, если бы трапезничающие сидели на разных его концах, им пришлось бы перекрикиваться друг с другом.

— Ваша светлость, мадемуазель Ганьер, — начал маркиз, когда мы подошли к его родным поближе, — позвольте представить вам мою супругу Айрис. Надеюсь, вы будете относиться к ней с теми же приязнью и нежностью, с какими отношусь я.

Его отец бросил на меня хмурый взгляд, в котором слишком явно читалось его ко мне отношение, и не посчитал нужным прерывать свой ужин — напротив, его нож и вилка еще более яростно застучали по тарелке.

Ему уже явно доложили о моем прибытии, и у него уже было время, чтобы определиться со своим ко мне отношением.

Мадемуазель Ганьер хотя бы сочла возможным мне улыбнуться, но в ее глазах я тоже не увидела большой симпатии ко мне. И даже если по природе, как и заверял мой супруг она была добра, на меня свою доброту она явно изливать не собиралась.

Ренуар помог мне расположиться на массивном дубовом стуле, а потом сам сел напротив меня. Ко мне тут же подлетел слуга, предложивший какое-то восхитительно выглядевшее яство. И хотя я не поняла, что это, я отважно кивнула, и он положил небольшую порцию мне на тарелку.

— Как бы ты не противился этому, отец, но Айрис с сегодняшнего дня — хозяйка в этом доме, и если ты не намерен сегодня же вечером его покинуть, то тебе придется с ней общаться. Поэтому давай не будем портить друг другу настроение и постараемся мирно сосуществовать.

— Хозяйка? — расхохотался вдруг герцог. — Она скорее похожа на горничную. Хотя нет, даже не так — ни одна наша горничная не надела бы столь простого платья.

Это было явным преувеличением — ткань моего платья была качественной и отнюдь не дешевой. Да, у него был простой покрой, но я всегда относилась к одежде довольно равнодушно. И оно было ничуть не хуже, чем то, что было надето, на мадемуазель Ганьер.

Своими словами его светлость хотел обидеть меня, но добился другого — он меня разозлил. Я отложила приборы в сторону и, послав своему свекру самую широкую из своих улыбок, сказала:

— О, простите, папенька, я не знала, что на ужин в семейном кругу требуется надевать драгоценности и шелковые платья. Но я непременно это учту.

Слово «папенька» окончательно вывело герцога из себя. Он побагровел и прорычал:

— Не смейте называть меня папенькой, сударыня! Насколько я понимаю, ваш брак из разряда временных? Ну, что же — выполняйте свои функции с надлежащим тщанием и наслаждайтесь тем положением, в котором оказались. Но не забывайте, что однажды в полночь ваша карета превратится в тыкву, и вы вновь станете той, каковой были изначально.

— Благодарю вас за столь поучительное наставление, сударь, — серьезно ответила я. — Я постараюсь это запомнить. А теперь, если не возражаете, давайте вернемся к ужину - я ужасно голодна.

Я бросила быстрый взгляд на маркиза и, к своему удивлению, отнюдь не увидела на его лице недовольства — напротив, мне показалось, он едва сдерживал смех. А вот мадемуазель Ганьер явно чувствовала себя неловко.

Лефевр же яростно отбросил в сторону салфетку и поднялся из-за стола:

— У меня напрочь пропал аппетит.

И, громко стуча по паркету каблуками сапог, покинул столовую залу. Быть может, он ждал, что сын остановит его, но ничуть — маркиз продолжал наслаждаться жареным гусем, словно ничего не случилось. Когда же за его светлостью закрылась дверь, мы с мадемуазель Ганьер тоже вернулись к трапезе.

Время от времени я замечала на себе изучающий взгляд Селесты, но никак не реагировала на него. Да, я не бывала в высшем обществе, но мое воспитание было вполне достойным, и я умела вести себя должным образом и отнюдь не путалась в столовых приборах.

Конечно, ненависть герцога была неприятной, но с этим ничего нельзя было поделать. К тому же, Лефевр совсем меня не интересовал — учитывая, как сильно он хотел, чтобы его сын обзавелся наследником, вряд ли он принял бы участие в убийстве своих невесток. А раз так, то мне не следовало тратить на него время.

Ну, а почему сам маркиз столь расточительно пренебрегал шансом получить законного сына, мне было пока не понятно. Может быть, он хотел, чтобы его отпрыск был одарен магически, а для этого требовалось какое-то особое сочетание магии его родителей, и каждый раз обнаруживая, что искомого сочетания не получилось, он стремился как можно скорее избавиться от одной жены, чтобы попытать счастья со следующей?

— Простите его светлость, сударыня, — робко сказала мадемуазель Ганьер и заметно покраснела при этом. — Обычно он не ведет себя подобным образом. Но ваше появление для нас оказалось большой неожиданностью.

Она тоже, как и герцог, назвала меня сударыней, и маркиз сразу отреагировал на это.

— Ты должна называть мою жену «ваша светлость», Селеста!

Девушка покраснела еще больше и пролепетал:

— Разумеется, простите.

И в этот момент я почувствовала к ней что-то вроде жалости.

— О, когда мы дома в тесном семейном кругу, вы можете называть меня Айрис! —воскликнула я. — Какие могут быть церемонии между близкими людьми?

— Благодарю вас, ваша светлость! — откликнулась она и попросила разрешения выйти из-за стола.

После того, как удалилась и она, мы с маркизом, наконец, смогли удовлетворить свой голод. Повара в замке отменно знали свое дело — никогда прежде я не пробовала столь необычных и восхитительных кушаний. И поскольку за столом, кроме нас двоих, никого уже не было, я могла не стесняться и отдать должное каждому стоявшему передо мной блюду.

— О, надеюсь, мой аппетит не слишком вас шокировал? - я всё-таки чуточку смутилась, заметив, что маркиз наблюдал за мной с улыбкой.

— Нет-нет, дорогая, — усмехнулся он. — Я уже знал о вашей любви к пирожкам и запеченной рыбе, так что это не стало для меня сюрпризом. Не беспокойтесь — в замке достаточно припасов, чтобы вас прокормить. И, право же, мне уже поднадоели женщины, которые за обедом клюют как птички, а потом падают в обморок в самые неподходящие моменты. Надеюсь, вы не имеете обыкновения лишаться чувств при каждом удобном случае?

Я заверила его, что это мне не свойственно, и он снова хмыкнул — на сей раз одобрительно.

— Думаю, сегодня мы оба нуждаемся в крепком сне, поэтому, если не возражаете, отложим нашу первую брачную ночь на завтра. Никому не покажется это странным — всю вчерашнюю ночь я провел в горах, так что, полагаю, все будут считать, что она у нас уже фактически состоялась.

Я вздрогнула при этих словах, но потом вспомнила, что кровать в его спальне достаточно широка, и отважно кивнула.

До голубых апартаментов меня проводил слуга — иначе я непременно запуталась бы в этих бесконечных лестницах и коридорах. Камила помогла мне раздеться и принесла ночную сорочку — столь тонкую, что ее, наверно, можно было пропустить, сквозь мое колечко. И едва горничная, пожелав мне спокойной ночи, удалилась, я провалилась в крепкий сон.