В объятиях графа - Хойт Элизабет

Ребекка подняла глаза на своего мужа с нежным недовольством:

– О чем ты говоришь, дорогой?

– Иезавель, – пробормотал Джеймс. – Собаки не съели ее ладони и подошвы ног. Почему? Голодные собаки, как мне кажется, не столь разборчивы в еде.

Ребекка улыбнулась и похлопала супруга по руке.

– Не беспокойся об этом, дорогой. Возможно, у них были собаки не такие, как у нас.

Джеймса вряд ли удовлетворило такое объяснение, но ее легкий толчок локтем по направлению к двери отвлек его от раздумий. Анна была тронута, заметив, что матушка Рен и Ребекка стали по обе стороны от нее, а Джеймс охранял ее сзади.

Однако, как выяснилось, она не нуждалась в такой верной баррикаде: не все женщины Литтл-Бэттлфорда осуждали ее. Некоторые молодые женщины так сильно завидовали новой должности Анны в качестве секретаря лорда Свартингэма, что это, казалось, превосходило в их глазах ее сомнительную защиту проститутки.

Анна почти прошла через строй жителей деревни за пределами церкви и уже начинала расслабляться, когда вдруг услышала за плечом приторно-сладкий голос:

– Миссис Рен, я очень хочу, чтобы вы знали, какой храброй я вас считаю.

Фелисити Клиавотер небрежно держала в одной руке маленькую шляпку, чтобы представить в более выгодном свете свое модное платье. Оранжевые и голубые букетики цветов рассыпались по бледно-желтому фону. Юбка открывалась впереди, чтобы обнажить голубую парчовую нижнюю юбку, и вся композиция собиралась складками поверх широкого кринолина.

На мгновение Анна с тоской подумала, как бы ей хотелось иметь такое же красивое платье; но тут матушка Рен высказала свое негодование:

– Анна не думала о себе, когда привезла домой эту несчастную женщину.

Глаза Фелисити расширились.

– Это очевидно. Иначе зачем подвергать себя общественному порицанию, не говоря уже о только что полученном нагоняе с кафедры проповедника. Это так безответственно.

– Не думаю, что мне стоит принимать уроки Иезавели слишком серьезно, – беспечно сказала Анна. – Помимо всего прочего, они могли относиться также и к другим жительницам деревни.

По какой-то причине это довольно слабое возражение заставило фыркнуть ее собеседницу.

– Я ничего не знаю об этом. – Пальцы Фелисити вслепую прошлись по волосам, как пауки. – В отличие от вас, никто не может упрекнуть меня за общество, с которым я поддерживаю отношения. – Натянуто улыбаясь, Фелисити удалилась, прежде чем Анна смогла придумать подходящий ответ.

– Ну и крыса. – Глаза Ребекки сузились подобно кошачьим.

Вернувшись домой, Анна провела остаток дня, штопая чулки: в этом рукоделии она, в связи с необходимостью, весьма преуспела. После ужина она поднялась наверх к своей подопечной и обнаружила, что женщине уже гораздо лучше. Анна помогла ей сесть и упросила съесть немного каши, разбавленной молоком. Перл была довольно симпатичной женщиной, только выглядела несколько потрепанной. В нерешительности она несколько минут крутила локон своих светлых волос, прежде чем наконец разразиться вопросом:

– Почему вы взяли меня в дом?

Анна изумилась:

– Вы лежали на обочине дороге. Я не могла оставить вас там.

– Вы же знаете, кто я, разве не так?

– Ну…

– Я проститутка. – Перл произнесла последние слова, вызывающе дерзко искривив рот.

– Мы предполагали, что это так, – ответила Анна.

– Ну, теперь вы знаете точно.

– Но я не думаю, что это что-то меняет.

Перл, казалось, поразил такой ответ. Анна воспользовалась возможностью, чтобы положить еще немного овсянки в ее открытый рот.

– Вот как. Значит, вы не одна из этих религиозных фанатичек? – Перл прищурила глаза.

Анна помедлила с ложкой, застывшей в воздухе.

– Что?

Перл взволнованно мяла простыню, покрывающую ее колени.

– Это верующие женщины, которые хватают девушек вроде меня, чтобы перевоспитать их. Я слышала, что они держат их на хлебе и воде и заставляют заниматься рукоделием до тех пор, пока их пальцы не начинают кровоточить и они не раскаиваются.

Анна посмотрела на молочную кашу в чашке:

– Это не хлеб и вода, разве не так?

Перл зарделась:

– Нет, мэм, полагаю, что нет.

– Мы будем кормить вас более существенной пищей, когда вы будете готовы к этому, уверяю вас.

Перл по-прежнему выглядела неуверенно, поэтому Анна добавила:

– Вы можете уйти в любое время, когда захотите. Я отправила письмо вашей сестре. Возможно, она скоро приедет.

– Хорошо. – Перл, казалось, испытала облегчение. – Я помню, что давала вам ее адрес.

Анна встала.

– Постарайтесь немного поспать. Вам не следует волноваться.

– Угу. – Лоб Перл был по-прежнему наморщен.

Анна вздохнула.

– Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, мэм.

Анна отнесла чашку из-под каши и ложку вниз и вымыла их. Уже стемнело, когда она отправилась спать на маленький тюфяк, приготовленный в комнате ее свекрови.

Она спала без сновидений и проснулась, лишь когда матушка Рен осторожно потрясла ее за плечо:

– Анна, тебе лучше встать, дорогая, если ты хочешь добраться до Рейвенхилла вовремя.

Только тут Анна наконец озаботилась мыслью: что граф подумает о ее пациентке?

В понедельник утром Анна с опаской вошла в библиотеку Эбби. Она проделала весь путь от своего дома, страшась противостояния с лордом Свартингэмом и надеясь вопреки всему, что он покажет себя более благоразумным, чем доктор. Граф, однако, выглядел как обычно: он был взъерошен и сердит, его волосы и шейный платок торчали вкривь и вкось. Он поприветствовал ее, проворчав, что обнаружил ошибку на одном из листов, которые она переписывала днем ранее. Анна облегченно вздохнула и принялась за работу.

После обеда удача все же оставила ее.

Лорд Свартингэм предпринял короткую поездку в город, чтобы проконсультироваться с приходским священником по поводу финансовой помощи в реконструкции апсиды. О его возвращении возвестила парадная дверь, грохнувшая об стену.

– Миссис Рен!

Анна вздрогнула от крика, последовавшего за ударом двери. Собака у камина подняла голову.

– Проклятье! Где эта женщина?

Анна подняла глаза. Она сидела в библиотеке, где ее всегда можно найти. Где, по его мнению, она могла быть?

Ноги, обутые в тяжелые сапоги, протопали по прихожей; затем высокая фигура графа загородила дверной проем.

– Что это я слышу о неподобающей беженке в вашем доме, миссис Рен? Доктору было очень неприятно говорить мне о вашем безрассудном поступке. – Он напряженными руками оперся на стол палисандрового дерева перед ней.

Анна задрала подбородок и попыталась посмотреть на него сверху вниз – не маленький подвиг, так как он пользовался превосходством своего роста, чтобы возвышаться над ней.

– Я нашла несчастную особу, нуждающуюся в помощи, милорд, и, естественно, доставила ее к себе домой, чтобы ухаживать за ней, пока она не выздоровеет.

Он нахмурился:

– Несчастную проститутку, вы хотите сказать. Вы сошли с ума?

Он был гораздо более зол, чем она ожидала.

– Ее зовут Перл.

– О, замечательно. – Он с силой оттолкнулся от ее стола. – Вы в близких отношениях с этой тварью?

– Я только хочу указать на то, что она женщина, а не тварь.

– Семантика. – Граф сделал пренебрежительный жест рукой. – Вы совсем не заботитесь о своей репутации?

– Моя репутация вряд ли имеет значение.

– Вряд ли имеет значение? Вряд ли имеет значение? – Он резко развернулся и начал мерить шагами ковер напротив ее стола.

Собака прижала уши и опустила голову, следя глазами за движениями хозяина.

– Я хотела бы, чтобы вы не пародировали мои слова, – пробормотала Анна, чувствуя, как румянец разливается у нее по щекам. Она пыталась сдержать эмоции, чтобы не выглядеть слабой в его глазах.

Граф в дальнем конце своего стола, казалось, не услышал ее ответа.

– Ваша репутация имеет большое значение. Вы считаетесь уважаемой женщиной. Ошибка, подобная этой, может очернить вас чернее вороны.