Глашатай бога войны (СИ) - Харитонов Дмитрий

Кончар смотрел на барда со странной задумчивостью.

Ицкоатль тоже глубоко задумался, пережёвывая очередной кусок. В его мире в лесах водилась дикая кошка — ягуарунди. Их приручали, чтобы они оберегали припасы от порчи грызунами, но даже в самой ручной ягуарунди билось сердце маленького ягуара. Возможно, именно такой зверь явился его побратиму. Пусть небольшой, но сильный, отважный и ловкий.

При Кончаре Ицкоатль не мог заговорить о своём мире. Но для себя решил, что ягуарунди — это почти так же почётно, как ягуар. Здесь такого зверя знали, может быть, и его маленькая сестра тоже водится в этом странном мире?

— Мой учитель говорил, что самое главное — понять, кто ты есть, и никогда себе не лгать, — сказал он наконец и улыбнулся — тепло и открыто. — Мне дали имя, которое означает змею. Кот и змея — отличная компания, ты не находишь?

— Лучшая! — просиял в ответ улыбкой бард. И две руки встретились в крепком рукопожатии.

— Так-так-так, — в таверну заглядывал стражник барона. — Какая трогательная сцена. Вчера били морды друг другу, сегодня жмут друг другу руки. Вставайте, вы оба. У господина барона к вам вопросы.

— Можно и вам, добрый господин, — безмятежно ответил бард, но потянулся за лютней. — Чтобы завтра и с вами можно было поручкаться.

Ицкоатль поднялся без возражений. Доесть ему не дали, но он привык к воздержанности в пище и питье, и успел насытиться.

— Его милость нашёл мне дело? — спросил он, переключая внимание с барда на себя.

— Топай, там всё узнаешь, — буркнул стражник, покидая таверну. Снаружи его и задержанных дожидались ещё четверо.

Халлар только вздохнул. Он уже перекинул лютню через плечо, а так как переодеться не успел, то был готов, как говорится, и на пир, и на выступление. А если бы стража при том обозе вела себя точно так же… То и познакомиться с братом бы не пришлось. И ведь невдомёк им, что если Ицкоатль в этом мире просто неизвестная величина, то при упоминании о Ночных Тенях даже у бывалых воинов подрагивали колени и опускались руки.

Никто не стал связывать их, из чего Ицкоатль сделал вывод, что с ними действительно хотят просто поговорить. Оставалось непонятным, зачем несколько стражников в сопровождение. Сбежать они бы не помешали, задайся Обсидиановый Змей и его побратим такой целью. Хватило бы просто посыльного. Но расспрашивать охрану он больше не стал и отправился куда было велено, насвистывая одну из родных песен и жалея, что не посмотрел на рынке, есть ли там музыкальные инструменты. Если уж обряд братания совпадает — может, и флейта бы нашлась?

Дав себе слово сделать её самостоятельно, если не найдётся подходящей, Ицкоатль задумался над причиной, которая сподвигла барона на такой странный арест, но ему так ничего и не пришло в голову, а потом его отвлёк побратим.

Прислушивающийся к свисту Ицкоатля бард, пользуясь тем, что руки так и не были связаны, снял с плеча лютню и вплёл в мелодию свои несколько нот.

— Не совсем для лютни мелодия, — посетовал он. — Тут бы флейта подошла. Умеешь на ней играть?

— Конечно, — без раздумий отозвался Обсидиановый Змей. — С детства научился. Вот думаю прикупить, как жалованье выдадут. У вас тут такое можно найти на рынке?

— На рынке нет, но я знаю хорошего мастера. Лютню мне чинил, — ответил Халлар и продемонстрировал корпус своего музыкального инструмента. Действительно на деке была видна искусно сделанная заплатка, и выдавал её только необычный узор дерева. Даже лак был подобран в тон старому.

— Отличная работа. Тогда познакомишь через пару недель, — решил Ицкоатль. — А то душа просит иногда музыки. Да и девушки на кухне оценят, мне кажется, — он подмигнул стражнику, который с интересом прислушивался к их разговору. Тот сделал вид, что ничего не слышал и не видел.

Что же всё-таки понадобилось старому барону?

Это выяснилось, как только их обоих завели в кабинет, где уже дожидался барон Балас. Присесть он на этот раз не предложил никому.

— Мне доложили, что возницы последнего разграбленного обоза рассказывают чудеса про некоего артиста, который сначала не дал их всех перебить, а потом его забрали разбойники. — заговорил барон, разглядывая доставленных к нему побратимов. — А теперь этот артист сам пришёл в город, побитый, но живой, и уже в лучших отношениях с Сарканом Джеллертом, который совсем недавно сам разбойничал в той же шайке. Ничего не хотите мне рассказать?

Не дал. Было такое. Бард вздохнул, но встретил взгляд барона, как и полагается человеку из низшего сословия — не поднимая подбородок слишком высоко, но и не опуская его слишком сильно вниз. И взгляд не в глаза, а чуть ниже. На подбородок. Так и оба синяка хорошо видно, и собеседник чувствует почтение.

— Осмелюсь сказать, что Саркан Джеллерт во время описанных событий выздоравливал и не принимал участия в нападении, — ответил Халлар. — Меня же оглушили и бессознательного привезли в лагерь, чтобы я их развлекал.

— Я больше скажу — только благодаря помощи этого человека я сейчас имею честь служить вашей милости, — добавил Ицкоатль. — Ваш племянник не только толкового цирюльника не мог себе позволить, но и толкового шамана. Тот недоучка, которого он насильно удерживал у себя в отряде, не мог мне помочь. Если ваша милость позовёт своего шамана, тот сможет найти у меня на голове большую шишку, которая ещё не скоро пройдёт, и я уже умирал от последствий удара, когда уважаемый бард вмешался и научил моего целителя, что нужно делать. Только это вмешательство спасло мне жизнь, ваша милость. Судите сами, могу ли я питать к нему какие-то иные чувства, кроме тех, что диктуют мне чувства долга и благодарности…

— Ты ещё и целитель? — барон воззрился на барда, словно в первый раз его увидел.

— Как мне пояснял учитель, по всем признакам у меня должен быть Дар, — со вздохом ответил бард. — Но из-за того, что воспитывали и обучали меня неправильно, он так и не раскрылся. Зато у меня есть другой талант. Я легко могу запомнить и повторить любую мелодию. Так что я услышал ошибку шамана и поправил её.

— И как же вышло, что тебя отпустили, при таких талантах? — спросил Балас. — Ты так плохо развлекал их, или у них совсем не оказалось музыкального вкуса?

— Если ваша милость позволит… — начал Ицкоатль, но барон сделал ему знак замолчать.

— Я хочу, чтобы твой друг сам ответил на мой вопрос.

— Я сбежал, — ответил бард. — Когда все отвлеклись на драку с Сарканом, я подхватил лютню и сбежал. Им всем почему-то стало ни до песен, ни до меня.

— Ты знаешь много заклинаний? — вдруг спросил Балас.

— Десяток могу повторить со словами, — ответил бард. — Ещё пару десятков — знаю мелодию. Но у меня же нет Дара!

— Зато он есть у моего шамана, — отрезал барон. — Ты научишь его тому, что он не знает, если такие заклинания найдутся, и я забуду, что ты вылечил разбойника. На твоё счастье, люди Саркана рассказали то же самое, что и ты, так что ты мне не лгал. Разве что самую малость… На вопросы, которые я хотел задать Саркану, он уже ответил, меня устраивают его ответы. Но к шаману я его всё-таки пошлю, пусть осмотрит его голову. Я предпочитаю быть уверенным до конца в своих людях. Ступайте.

— Спасибо, добрый господин, — поклонился бард. Всё-таки ночевать в таверне много лучше, чем ночевать в тёплой и удобной… Камере в подвалах замка. А обучить шамана, особенно если он знает что-то сам, да при условии, что ему слон на ушах не отплясывал — дело несложное. Впрочем, если шаман чему-то да научился, это уже говорит о том, что слонов там не было.

К шаману, которого звали Ласло, побратимов опять-таки сопроводила стража, дожидавшаяся под дверями баронского кабинета. Суровый стражник, поймавший их на рукопожатии, терпеливо ждал, пока Ласло осмотрит и ощупает голову Ицкоатля длинными чуткими пальцами, похожими на паучьи лапки, и подтвердит, что у господина Саркана действительно имеется крупная шишка, способная привести к безвременной кончине, и несколько повреждений поменьше, не таких серьёзных. А также засвидетельствует, что лишь своевременное лечение могло поставить на ноги такого тяжёлого пациента, и что далеко не всякий даже очень хорошо обученный шаман смог бы это лечение провести правильно.