Договор (СИ) - Видум Инди

— Какой вы стали подозрительный, Петр Аркадьевич. — Она повела плечом, с которого свалилась шаль. Красивая, шелковая, одна из старых маменькиных. Плечо тоже было красивым, как и то, что находилось ниже. Глаша точно собиралась меня отвлечь от неприятного разговора куда более приятным занятием. — Вы мне просто очень нравитесь.

— Не хочешь признаваться? — я деланно зевнул. — Утром пожалуюсь маменьке, что ты ко мне в комнату в голом виде явилась. Вылетишь с такой характеристикой, что тебя ни в одно приличное место не возьмут. Только туда, где выдают желтые билеты.

— Раньше вас мой вид не смущал, Петр Аркадьевич.

— Пошла вон.

Одна дернулась и зло ответила:

— Юрий Владимирович доплачивает мне червонец.

— За меня и Леонида Юрьевича? — прикинул я.

Потому что она точно делила внимание между мной и еще кем-то, а отчим не идиот, чтобы заниматься прелюбодеянием под носом у маменьки. Он на горничную не первой свежести размениваться не станет. Хотя Глаша, пожалуй, была очень даже свеженькой. И хотя мы ее делили со сводным братом, но за это уже было уплачено. Никакого принуждения, исключительно на добровольной основе.

— Да, — обиженно сказала она. — Он заботится о том, чтобы у вас был правильный опыт.

— В общении со шлюхами? Пошла вон.

— Петр Аркадьевич… — простонала она.

— Никому не скажу, если сейчас быстро уберешься из моей комнаты и забудешь сюда дорогу.

Она выскользнула беззвучно и даже дверь прикрыла за собой так, что можно было усомниться, открывалась ли та или девушка просочилась прямо сквозь полотно.

— Ты ее из-за меня выставил? — тихонько тявкнул Валерон, выпутываясь из одеяла. — В следующий раз могу под кровать залезть и не отсвечивать.

— Из-за себя. Я не Петя, она поняла бы. Нам подозрения не нужны.

— Тю. отнес бы на пробудившуюся магию.

— Да ну ее в задницу, — я поморщился. Разговор с Глашей оставил тошнотное послевкусие. Я еще раз понял, как тщательно старается отчим контролировать всех вокруг себя. — Не люблю донашивать за другими. И вообще, зачем врать про любовь?

— Чтобы платил больше, чего не понятного-то? — удивился Валерон. — Она так-то вообще хорошо устроилась: деньги лупит с троих, все беспокоятся о ее репутации, а она зарабатывает на безбедное будущее. Ты вон с ней вообще жестоко поступил — лишил трети дохода, у нее на эти деньги уже были планы.

Он что-то еще нес, но я не слушал, просто вырубился. Утром проснулся рано, потому что Валерон отжал у меня половину одеяла и скрутил из него подобие гнезда, или в чем там собаки спят? Спалось помощнику точно сладко, в отличие от замерзшего меня — он даже не шелохнулся, когда я встал и принялся делать короткую гимнастическую разминку, к которой нас с Леонидом приучил Юрий Владимирович.

— Какие у нас планы на сегодня? — приоткрыв глаз, поинтересовался Валерон.

— В обед мне вручат аттестат.

— А до обеда?

— А до обеда прогуляемся, чтобы заложить фундамент ухода из зоны влияния отчима.

— Это ты про что? — Валерон открыл оба глаза и даже собрал кожу в складки на лбу, но умнее от этого выглядеть не стал.

— Про покупку одежды на вторичном рынке, — пояснил я. — Чтобы учиться в приграничье артефакторике, аттестат мне не нужен, более того — он привлечет нежелательное внимание, как и чрезмерно обеспеченный вид. Поэтому заплечный мешок и потертая одежда скроют меня лучше любого заклинания. Даже фамилию можно не менять.

Разумеется, прямо с утра я никуда не потащился, сначала позавтракал в кругу семьи, стоически выдерживая скорбный вид мелькающей на периферии Глаши. Сочувствия горничная у меня не вызывала, а вот раздражала знатно, поскольку казалось, что переживает она как раз об упущенной выгоде, которую расписала себе по графам. И сейчас в одной графе наблюдалась недостача. Разумеется, по моей вине.

Из дома я удрал сразу, как закончился завтрак, и направился прямиком на рынок, где продавали в том числе ношеную одежду и обувь. Все покупки я запихал в купленный тут же вещмешок, а вещмешок в Валерона, хотя тот недовольно проворчал:

— Чем больше я в себе ношу, тем медленнее двигаюсь и меньше способен на разведывательную деятельность.

— Это ненадолго. Думаю, получу аттестат и слиняю от греха подальше, пока отчим не усадил меня в какую-нибудь контору заполнять бумаги. А то почерк у меня красивый, а способностей к математике нет.

— Искать будут. — Валерон помахал лапой перед мордой, намекая, что его тошнит от переносимого внутри хлама. — Через полицию.

— К тому времени, как найдут, я разберусь с одной реликвией, а возможно, еще и получу начальные знания по артефакторике.

— С таким приметным мной тебя найдут куда раньше.

— Закамуфлируем под кота, — предложил я.

Валерон застыл на месте.

— Так меня еще никто не оскорблял.

— Ты сам сказал, что слишком приметен. В коте тебя точно никто не узнает с твоим навыком маскироваться.

— Не вариант, — не успокоился он. — Давай так. Я ношу твои вещи, а ты меня в своем вещмешке. Никто не видит, а я буду твоим секретным оружием. Энергия экономится, опять же.

Я приподнял Валерона. На его весе никак не отражалась солидная поклажа внутри.

— Идет, — согласился я. — Но пока я получаю диплом, сидишь в моей комнате. Тебе в гимназию все равно нельзя. Еще захочет тебя кто-нибудь обидеть — куда мне девать потом трупы?

Возмущенно вскинувшийся при слове «обидеть», Валерон тут же успокоился, услышав завершение фразы. Наверное, сообразил, что столько не сожрет, а значит, улики прятать будет некуда. У меня было подозрение, что его внутреннее хранилище должно прокачиваться. Но времени для проверок не было. И прокачивать его на трупах как-то не комильфо.

На вручение аттестата пришлось отправляться в компании маменьки и сестры. Друзей в гимназии у меня не было, разве что приятели. Так что дальше вежливых приветствий разговор не зашел.

Маменька сияла как на собственных именинах. Еще бы: всё, что она любила прорицать, сбылось наилучшим образом. И теперь ее ребенок займет достойное место среди магов.

Вручение мне красного аттестата ажиотажа не вызвало. Разве что пара одноклассников бросили на меня завистливые взгляды. Собственно, завидовать там пока нечему было. Само по себе сродство к определенной магии ничего не давало, если не развивать. И кто знает, удастся ли мне развить хоть что-то.

— Маменька отправила Глашу в кондитерскую за самым большим тортом, — прошептала мне на ухо Ниночка, пока наша родительница общалась с другими, не столь везучими на детей. Да, у кого-то там трояков в аттестате не было, но сам аттестат — пфф, всего лишь синий. Стоит ли удивляться, что у всех нашлись срочные дела, а мы вскоре торжественно отправились домой. Пешком — чтобы все видели, как мы счастливы.

Дома маменька артистично упала без сил на софу, но нас с Ниночкой от себя не отпустила. Мы до самого ужина поработали для нее детьми на побегушках. Отнесся я к этому снисходительно: возможно, она меня сегодня вообще последний раз видит, потому что уже этой ночью я собирался покинуть гостеприимный дом отчима. Валерон, который мог принять на себя часть удара, предусмотрительно не высовывался из моей комнаты. Как сказал, высыпается про запас, чтобы при опасности быть отдохнувшим и полным сил.

К ужину приехал отчим и всего лишь одной фразой поставил маменьку на ноги. Ему бы доктором работать — цены бы не было исцеляющему слову.

— Есть известия от Вороновых.

— Так быстро? — ахнула маменька. — Но как же? Пока письмо бы дошло…

— Я писать не стал, позвонил, благо их телефонный номер не секрет.

Маменька едва заметно поморщилась. Отчим имел целых два телефонных аппарата: один в кабинете этого дома и один в кабинете конторы. И наотрез отказывался давать хотя бы к одному из них доступ маменьке, справедливо полагая, что тогда не получит к нему доступ сам. О сотовых телефонах здесь не слышали, зато в ходу были переговорные артефакты, которые давали возможность связаться двум людям с половинками одного артефакта. Способ недешевый и ущербный, как ни крути.