Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 56
– Ну, вот у Бэтмена коронная фраза: «В бэтмобиль, Робин!», а у судьи Дреда: «Закон – это я!»
– Понятно.
Двигатели ревут, и самолет приходит в движение.
Я закрываю глаза и пытаюсь придумать слоган для Оушен Стронг.
– У черепашек-ниндзя был боевой клич «Кавабанга!», а Лобо без конца повторял: «Получи, салага».
Я открываю глаза и укоризненно смотрю на Эллиота:
– Я не хочу, чтобы «Получи, салага» была моей коронной фразой.
Самолет выезжает на взлетную полосу, и я снова переношусь в прошлое. Вижу, как машина несется по мокрой дороге, слышу, как кричит мама. Я поворачиваюсь к ней, но вижу, что мама о чем-то беззаботно щебечет с папой.
– Как насчет «Вот и я, спасатель дня»? – не унимается Эллиот.
– Кто так говорил?
– Майти Маус.
– Нельзя чтобы у Оушен Стронг и мышонка из мультика был один слоган, – смеюсь я.
– «Так подсказывает мне паучье чутье»? – насмешливо предлагает Эллиот.
Теперь мне одновременно и смешно, и страшно: самолет отрывается от земли и набирает высоту.
– Ты в норме? – спрашивает Эллиот, заботливо беря меня за руку.
Я киваю и скалю зубы в подобие улыбки.
– Пожалуйста, продолжай говорить мне разные слоганы, чтобы я не думала о полете.
– С удовольствием, – радостно выпаливает Эллиот.
Наконец, самолет выравнивается. К этому моменту я уже знаю фирменные фразочки всех супергероев: от Капитана Америки до Чудо-женщины и Росомахи.
– Все хорошо, Пен? – участливо спрашивает папа.
Я улыбаюсь и киваю головой, размышляя, что если с самолетом ничего не случится и мы выживем, то я буду самой счастливой из ныне живущих на Земле. Ведь у меня есть мама, папа и Эллиот.
Лучше попутчика, чем Эллиот, для меня не придумаешь. Все шесть часов подряд он болтает без умолку. Даже когда мы смотрим фильм, он то и дело вставляет забавные комментарии. А когда мне становится страшно (например, когда мы попадаем в зону турбулентности и начинает мигать объявление «пристегните ремни»), я представляю себе Оушен Стронг и сосредотачиваюсь на дыхании.
Я смотрю на готовящихся к посадке бортпроводников, а по коже бегут мурашки от волнения и страха. Самолет снижается, и пассажиры прилипают к стеклам иллюминаторов. Но я остаюсь неподвижна и смотрю прямо в спинку кресла перед собой. «Я сильная как море», – твержу я про себя. И вдруг чувствую небольшой толчок – мы коснулись земли. От радости хочется плакать.
– Получилось, – шепчу я Эллиоту. – Мы долетели!
Когда мы встаем, чтобы пойти к выходу, я смотрю в окно, и у меня перехватывает дыхание. Кругом все такое американское! От длинных серебристых багажных грузовичков до суетящихся у колес близстоящего самолета рабочих в темно-синих бейсболках и армейских штанах.
Эллиот улыбается во весь рот.
– Мы в Нью-Йорке, – восторженно выдыхает он. – В Нью-Йорке!
Наш пыл не угасает даже после двух часов ожидания на таможне. Наконец, мы встаем в очередь за такси, не переставая улыбаться и мотать головами, до сих пор не веря, что мы в Америке.
– Поверить не могу, что мы в Нью-Йорке, – снова и снова повторяет Эллиот, сжимая руки у груди.
Я смотрю, как желтые такси увозят пассажиров, и мне представляется, что из самолета мы попали прямиком в американский фильм. Все кругом кажется необычным, но при этом уже где-то виденным. Одна мама не восторгается Нью-Йорком. С момента приземления она только и делает, что обзванивает всех по поводу свадьбы. Сейчас она разговаривает с женщиной по имени Сейди Ли, ответственной за банкет. Судя по всему, она не смогла раздобыть перепелов, которых внесли в меню стилизованной под «Аббатство Даунтон» свадьбы.
– Ладно, пусть будет так, – говорит мама в трубку, расхаживая взад и вперед. – И не забудьте про заварной крем для хлебного пудинга.
Папа обнимает маму за плечи, и она прижимается к нему. Я так тряслась от страха во время перелета и так радовалась после приземления, что и думать забыла о том, что мама в Нью-Йорке по работе. Я подскакиваю к родителям, и мы обнимаемся всей семьей.
И вот подходит наша очередь на такси.
– Куда поедем? – спрашивает водитель, выскакивая из машины.
У него темная кожа, черный свитер и угрюмое лицо.
– В Уолдорф-Асторию, пожалуйста, – говорит папа, а Эллиот снова складывает руки на груди и восторженно заявляет:
– Это лучший день в моей жизни!
Водитель такси смотрит на него как на сумасшедшего, а завидя наш багаж (только костюмы для подружек невесты заняли две сумки), выдает:
– Одуреть! Может, вам, ребята, лучше на грузовике?
Мама смотрит на шофера с извиняющимся видом.
Таксист начинает запихивать чемоданы в багажник, недовольно бурча что-то себе под нос.
– Не волнуйся, – тихо говорит мне Эллиот, – все нью-йоркские таксисты – грубияны. Просто они ТАКИЕ.
Водитель резко выпрямляется и смотрит на Эллиота.
– Как ты меня назвал?
Эллиот становится белее бумаги.
– Никак. Я просто сказал, что вы – нью-йоркский таксист, поэтому и притворяетесь ТАКИМ [8].
– Каким «таким» я притворяюсь?
– Таким… Таким грубияном. – Эллиот смотрит себе под ноги, наверное, мечтая провалиться сквозь землю.
– А я не притворяюсь, – скалится таксист. – Садитесь уже.
Мы забираемся в машину, а я стараюсь не смотреть на Эллиота, чтобы не расхохотаться. Мое нервное возбуждение достигло предела, и я не уверена, что сдержусь.
У меня захватывает дух, когда такси выезжает из аэропорта. За окном все невероятно большое: начиная от широкой дороги и кончая огромными рекламными щитами вдоль шоссе.
– Как у вас погода? Снег еще не выпал? – спрашивает папа водителя, следуя негласному английскому правилу: «Когда не знаешь, что сказать – говори о погоде».
– Нет, – сухо отвечает таксист. – Смотри, куда прешь! – кричит он из окна на подрезавший нас пикап.
Я до боли сжимаю кулаки, а сидящие рядом мама и Эллиот тут же кладут руки мне на колени. Закрыв глаза, я представляю Оушен Стронг.
Мы въезжаем на центральные улицы Нью-Йорка, и у меня голова идет кругом от удивительного вида из окна. Да, я знала, что здесь много небоскребов, но и представить не могла, что они так высоки. И уж совсем не ожидала увидеть столько старых зданий среди домов новой постройки. В каждом квартале, который мы проезжаем, среди блестящих небоскребов стоит как минимум одна старинная каменная церковь.
Но самое интересное – разглядывать прохожих: по тротуару то и дело снуют деловые люди с дипломатами или праздные покупатели с пакетами новогодних подарков. Стоит мне только выцепить из толпы интересного персонажа, как на глаза попадается еще один. Вот девушка в темно-сером костюме и голубых кедах играючи проскальзывает через толпу и исчезает в баре. Вот из книжного магазина размером с ангар для самолета выходит молодой латиноамериканец с фиолетовыми волосами и растворяется в потоке прохожих. Полицейский на перекрестке с аппетитом жует хот-дог, а по тротуару, словно в трансе, плывет монахиня в синем балахоне.
Похоже, в Америке отличные фото можно делать на каждом шагу. Здесь даже шум сирен, авто и людей звучит громче, чем дома. Эллиот не может сдержать восторга и то и дело сжимает мою руку.
И вот мы поворачиваем на Парк-Авеню. Проезжая часть такая широкая, что светофоры стоят не с краю дороги, а свисают над трассой на длинных кронштейнах, покачивающихся на ветру. Светофоры такого же ярко-желтого цвета, что и такси, которых здесь не счесть. От вида роскошных гостиниц, выстроившихся вдоль улицы, глаза лезут на лоб. Похоже, здесь я сделаю много ЭПИЧЕСКИХ фото.
Даже папа не находит слов при виде нашего отеля. Фасаду серого здания не видно конца. У массивной вращающейся двери несут караул две пышные рождественские елки, горящие красными и золотыми огнями.
Я выхожу из машины, и на кончик носа падает что-то холодное. Я поднимаю голову – идет снег. До метели еще далеко, и редкие снежинки медленно спускаются на землю, словно они просто выпрыгнули из тучки посмотреть, что происходит внизу.
