Из тупика - Пикуль Валентин Саввич

Ознакомительная версия. Доступно 45 страниц из 221

- Эй, глисты в обмороке! А механики у вас водятся?

- Есть... один шевелится.

- Дуй к отцу дизелисту, ему опять машины не завести.

Наверх из бункера полез машинный кондуктор с тральщиков, и Небольсин подергал его снизу за штанину клеша:

- Можно и я с тобой?

- А мне-то что? Пошли, механисьен...

Было одно место в Печенге, проходить мимо которого Аркадий Константинович боялся - отворачивался... Там, на крутом взгорье, высился крест, а на нем висел, уже высохший, человек с искаженным лицом. Ветер с океана просолил ему кожу, превратив ее в пергамент; волос за волосом - день за днем - уносились в тундру с облысевшего черепа. Оскал лица трупа был ужасен. Небольсин, как и многие узники в Печенге, хорошо знал, кто висит на кресте.

Это был Комлев!{31} И, обнажив головы, они прошли мимо креста, направляясь в "машинную келью"...

Скоро на окраине монастыря зачихал дизелек и стойко наполнились светом лампы тюрьмы и обители. Отец дизелист был мечтателем в промасленном подряснике. "Если бы мне на заводы угодить, - печалился он. - В Петрозаводск бы... А здеся пропаду я!" И передал в бункер подарки: пяток шанежек с начинкой из тресковой печенки, еще теплых, половину махорки и две спички...

- Живем! - радовались подаркам узники.

А потом весна надвинулась на Варангер-фиорд, и сверху в бункер потекло. Таяли снега, яму заливало. Люди сидели на нарах, поджав ноги, а сверху лились струи ледяной воды. Двух мертвецов - настоящих! - пришлось тянуть юнкерам на веревках.

- Фальшивых не берем... - смеялись молодые люди при этом.

- Тяни! - отвечали им снизу. - Эти крепко умерли...

Юнкера в Печенге были большею частью те самые, что когда-то охраняли Зимний дворец с правительством Керенского; держались они подло по отношению к заключенным и с очень капризным достоинством внутри своего отряда. Они гордо носили ореол "мучеников", а чтобы они не очень "мучились", юнкеров запрятали подалее от мирской суеты, на охрану печенгских узников... Теперь эти узники стояли по колено в стылой воде.

- Эй, молодежь! - кричали они юнкерам, задирая головы. - Доложи англичанам, что мы затоплены... Мы же подыхаем здесь!

- Нас не щадили, - отвечали юнкера, - вас тоже щадить не стоит. Плавайте дальше, красные лебеди!

- Ну какой же ты гад! - орал Небольсин. - Такой молодой, такой красивый и такой... гад! Небось папа с мамой тебя этому не учили... Вот бы мне сюда твоих папу с мамой!

В него хамски плюнули сверху, как на собаку, и он утерся.

Комендант Смолл наконец-то велел ликвидировать бункер и развести всех узников по избам монастыря-тюрьмы. Небольсин попал в матросскую команду.

Матросы хотя и грызлись между собою, но в трудную минуту забывали партийные разногласия и дружно сбивались в плотную стенку, которую из пушки не прошибешь. Да и частая помощь отцу дизелисту честно окупалась: дары всегда делили поровну. Этот монах окончил машинную школу при флотилии Соловецкого монастыря, но движок в Печенге был никудышный, и стартер барахлил. Отца дизелиста тянуло к матросам - они в моторах смыслили. А по вечерам избы монастыря обходили черноризные монахи с черепами и костями на облачении, какие рисуются на ящиках трансформаторов высокого напряжения. Скорбные лики схимников взирали на узников - пронзительно и остро. Схимники сыпали по углам порошок от клопов, спрашивали матросов:

- Чего дальше-то будет? Знаешь... Социал-демократы удержатся ли? Опять же аграрная политика - это мы сознаем. А вот мужик на деревне - поддержит ли он большаков?..

Юнкера, карауля узников, до утра шлепали картишками, а сенях шуршали деньги, молодые петушиные голоса ссорились, мирились, произносили ненужные грубые слова.

В один из дней, под вечерок, дежурный юнкер вошел в "келью" матросской команды:

- Инженер Небольсин... здесь ли? Идите к настоятелю...

В спину путейца горячо шептали матросы:

- Курева... курева-то свистни! Что плохо лежит - тащи к нам!

* * *

Чайки сидели на воде по-ночному. Владыка стоял на крыльце, поджидая гостя, и не был он похож на всех других настоятелей, виденных Аркадием Константиновичем ранее. Сухой и мускулистый, кулаки - две тыквы, глаза глядели из-под мохнатой шапки внимательно, быстро все замечая... В келье у него пахло квасом, свежим хлебцем и было уютно от тараканьих шорохов невольно клонило в сладкий сон.

- Ты что? - цыкнул отец Ионафан недовольно. - Спать пришел?

- Да нет. Я так... ослаб.

- С чего бы это? Ты ведь недавно сидишь. Раненько слабеть начал... Пить со мной будешь? Я юнкера-то отошлю к бесу, чтобы не слушал нас. Все едино - бежать некуда... - И с удовольствием выговорил: - Помнишь, инженерна-ай, как я тебе однажды в поезде баранку питерскую предлагал скушать?

- Помню, - вздохнул Небольсин.

- А ты нос воротил: не хочу, мол, баранку твою кушать. И в ресторан кандибобером поперся... Чего ты хоть ел там?

- Не помню. Что-то ел, наверное. Еда забывается, как и женщины... Человеку помнится совсем другое.

- Это верно. А теперь небось дай я тебе баранку такую, так ты и дырку от нее свертишь. Хватил тебя гусь жареный в это самое, что у тебя и у меня пока имеется?

- Хватил, ваше преподобие. Мне кажется, что я прожил длинную-длинную жизнь. Столько утрат, столько горя... - И он заплакал.

Отец Ионафан вытянул из-под стола бутылку.

- Ну-ну, поплачь. Дело житейское... А хлипкий народ пошел нонеча, как я погляжу. Вот и матросы - слабее стали. Раньше их пороли, пороли. И хоть бы што тебе! Орлы! Красавцы! А теперь ему юнкерство кубаря раза сунет, а сдачи давать уже остерегаются... С чего бы это?

- Они голодные, отец Ионафан, - вступился Небольсин. Настоятель приник к уху, сказал - как бы между прочим:

- А комендант Смолл налип на меня. Быдто пиявка худа! Более "помирать" вам таким маниром не предвидется. Одного "покойничка" вашего в порту Владимире сцапали, он и разболтал... был слаб!

Они выпили: Небольсин - совсем немножко, отец Ионафан как следует выпил. Сбросив клобук с головы и пригладив чистенькую лысинку, в беленьких лишаях, отец Ионафан мечтательно, выдавая приступы старости, начал вдруг грезить о былой молодости.

- То ли раньше бывало? - говорил. - Как вспомню - душа замирает... Я тогда, последний год на крейсере "Россия" плавал. Пришли мы в Англию на коронацию короля. Визит дружбы! А там уже полно в Портсмуте коробок разных - и французы, и американцы, и японцы, и немчура. Адмирал Русин решил на фертоинг вставать посреди самого рейда. Ну и вставали мы... сутки! Смеялись над нами японцы, щерились американцы. Англичане - те народ деликатный: буксиры нам свои предлагали. Мы отвергли, гордые и независимые! Крутились, крутились на рейде, цепи расклепали, два якоря утопили... А все же встали на фертоинг! Ты слушаешь?

- Да, отец Ионафан, слушаю вас.

- Дале! Надо эскадру пускать на берег. Построили всех на шкафуте. Адмирал Русин (он аж синий стал от позора, что фертоинг подвел) и говорит... "Матросы! - говорит адмирал Русин, - не забывайте, что была Цусима, что Порт-Артур у нас отняли..." Ну, намек нам сделан: люди толковы. Не по первому году служат. Дело свое знают. Вышли на берег. Идем. Для начала выпили. Ну, в городе, вестимо, и японцы. Оно понятно: визит дружбы! И давай мы их метелить. В лоск! Вызвали англичане насосы - водой, как собак, разлили... Слушаешь?

- Да.

Настоятель плеснул себе еще самогонки и продолжал упоенно:

- На след день строит адмирал Русин опять команду. Держит такую речь: "Ах, в такую вашу мать! Мне, что ли, за вас драться идти? Бей в хлебало любого, чтобы не скалился! Бей так, чтобы после нашей эскадры по всей Англии зубы собирать не успевали!" Это была хорошая речь, и мы кричали "ура" адмиралу. На этот день мы японцев победили. Такой Порт-Артур получился, что куда там!.. Глядим: французы. Ага, думаем: они в Севастополе были, они Нахимова с Корниловым угробили... Лупим Францию на все корки. Тут и немецкие моряки подвернулись. Ах, думаем, кайзер наш русский хлеб жрет! Сейчас отрыгнуть заставим... Тут англичане опять вступились с насосами. Им, видать, неудобно было: все-таки что ни говори, а визит дружбы называется. Сошлись, чтобы короля ихнего чествовать. Ну, дали мы тогда и англичанам! Не посмотрели, что они - хозяева, а мы - ихние гости. Так дали, что король Георг потом в нашу сторону не глядел. Обиделся, видать... Всю Антанту к такой матери расколошматили и вернулись в Кронштадт героями. Каждому адмирал Русин на весь поход по две чарки давал. А про фертоинг стыдно вспомнить... Оно верно: и мне, как боцману, стыдно было. Да кто ж их знал, что у них там течения кривые? На картах не обозначено...

Ознакомительная версия. Доступно 45 страниц из 221