Лети, светлячок - Ханна Кристин

Господи, обожаю его!

Сколько любви в этих словах Кейт.

Джонни добрался до середины песни, когда в палату вошел крепкий мужчина в дешевом коричневом пиджаке и синих брюках.

– Детектив Гейтс, – представился он.

«Автомобильная авария». Когда я услышала эти слова, перед глазами тут же замелькали картинки: дождливая ночь, бетонная опора, мои руки на руле. Почти воспоминания. Я чувствовала, что картинки связаны, они что-то означают, но не успела выстроить цепочку, как меня ударило в грудь, да так сильно, что тело отбросило к стене. Меня пронзила дикая, мучительная боль.

СРОЧНОДОКТОРАБЕВАНА

– Кейт! – выкрикнула я, но она исчезла.

Палату заполнил чудовищный шум – грохот, эхо и писк. Дыхание перехватило. Боль в груди убивала меня.

РАЗРЯД

Словно тряпичную куклу, меня подбросило на кровати, и я запылала огнем. Когда все закончилось, я снова поплыла к звездам.

Кейт взяла меня за руку, и мы не упали, а полетели вниз. На землю мы опустились мягко, точно бабочки, прямо на старые деревянные кресла на берегу моря. Вокруг темнота, но электрически яркая: белая-белая луна, бесконечные звезды, свечи в светильниках на ветвях старого клена.

Веранда в ее доме. В доме Кейт.

Здесь удары боли отдаются лишь далеким эхом. Слава богу.

Рядом я слышу дыхание Кейт. В нем запах лаванды и еще чего-то – возможно, снега.

Джонни тебя бросил.

И я вспомнила, на чем мы остановились, – мы говорили о моей жизни.

Этого я от него не ожидала.

– Мы все разбрелись в разные стороны (вот она, печальная правда), ты, как клей, удерживала нас вместе. Без тебя… – Повисло долгое молчание. Может, Кейт вспоминает свою жизнь и тех, кого любила? Каково это – знать, что кому-то само существование без тебя невыносимо?

Что с тобой происходило после того, как он переехал в Лос-Анджелес?

Я вздохнула.

– Можно я просто уйду в этот гребаный лучший мир и забудем про все?

Ты меня позвала. Забыла? Ты сказала, что я тебе нужна. Я здесь. И вот почему: ты должна вспомнить. Вот так-то. Поэтому выкладывай.

Я откинулась на спинку кресла и посмотрела на пламя свечи в пузатом светильнике. Светильник, привязанный грубой бечевкой, болтался на дереве, время от времени ветер подталкивал его, и тогда свет выхватывал из темноты нижние ветви клена.

– После твоей смерти Джонни с детьми переехал в Лос-Анджелес. Это случилось очень быстро. Твой муж просто решил переехать – а в следующую секунду их с детьми тут уже не было. Помню, в ноябре 2006-го мы с твоими мамой и папой стояли тут, возле дома, и махали им вслед. После я отправилась домой и забралась…

…в кровать. Я знала, что надо возвращаться на работу, но сил не хватало. Честно говоря, на меня при одной мысли об этом накатывала усталость. Собраться с духом и начать жизнь заново, без лучшей подруги, не получалось. От тяжести утраты я закрыла глаза. Тут ведь кому хочешь взгрустнется, разве нет?

Куда-то подевались целые две недели. Впрочем, никуда они не девались, мне известно, где они и где я. Я – точно раненое животное в темном логове, выгрызала застрявшую в лапе колючку, потому что помощи ждать было неоткуда.

Каждый вечер в одиннадцать я звонила Маре – знала, что ей тоже не спится. Лежа в кровати, я выслушивала ее жалобы на отца, которому взбрело в голову переехать, и повторяла, что все будет хорошо, вот только ни одна из нас в это не верила. И еще я обещала поскорее приехать к ней в гости.

В конце концов я не выдержала. Я вылезла из постели и принялась ходить по квартире, зажигая повсюду свет. Я впервые за долгое время увидела себя: волосы грязные и спутанные, взгляд остекленевший, а одежда мятая и бесформенная.

Вылитая мать. До чего я докатилась – и как быстро! Вот стыдобища-то.

Пора выбираться отсюда.

Вот именно. Теперь это моя цель. Нельзя круглые сутки валяться в постели, тосковать по лучшей подруге и горевать по тому, чего больше нет. Нужно оставить это позади и жить дальше. А выгребать я умею – всю жизнь только этим и занимаюсь.

Я позвонила своему агенту и договорилась о встрече. Он сейчас в Лос-Анджелесе, значит, встречусь с ним там, приступлю к работе, а затем нагряну в гости к Джонни и детям.

Да. Чудеснее и не придумаешь. Настоящий план.

Назначив встречу, я почувствовала себя существенно лучше. Потом приняла душ и привела в порядок волосы, заметив, что у корней проступила седина.

Когда же это произошло?

Нахмурившись, я стянула волосы в хвост – может, так седину со стороны не видно? После чего с трудом накрасилась. В конце концов, я иду в мир, а сейчас повсюду камеры. Я надела единственное, что еще налезало на мои раздавшиеся бедра, – черную вязаную юбку. Наряд я дополнила высокими, до колена, сапогами и черной шелковой блузкой с асимметричным воротничком.

Я молодец: позвонила в агентство путешествий, забронировала билеты и отель, оделась и все это время улыбалась и думала, что я справлюсь, ну разумеется, справлюсь. А потом я открыла дверь квартиры – и меня охватила паника. Во рту пересохло, на лбу выступила испарина, сердце заколотилось.

Мне страшно выходить из дома.

Не знаю, что за хрень со мной творится, но я не поддамся. Глубоко вдохнув, я шагнула за порог, спустилась на лифте вниз, открыла машину и уселась за руль. В груди громко стучало сердце.

Я завела двигатель и выехала на загруженную, оживленную улицу Сиэтла. Сильный дождь заливал лобовое стекло и мешал видимости. Меня непрерывно тянуло повернуть назад, и все же я себя переборола – заставляла двигаться вперед и так и делала, пока не заняла место в самолете, в салоне первого класса.

– Мартини, – попросила я стюардессу.

Во взгляде ее читалось, что еще даже двенадцати нет. Ну и пусть. Выпивка наверняка поможет мне прийти в себя.

После двух мартини я расслабилась и, откинувшись на спинку кресла, прикрыла глаза. Вернусь на работу – и все наладится. Я всегда находила утешение в работе.

В Лос-Анджелесе я высмотрела в толпе водителя в черном костюме и с табличкой в руке. «Харт», – прочитала я свою фамилию. Водитель забрал у меня маленький саквояж из телячьей кожи и провел к машине. Движение из аэропорта до центра было плотным, автомобили двигались впритирку и постоянно сигналили, словно это что-то изменит, а мотоциклисты, рискуя, старались проскользнуть между машинами.

Сидя на мягком пассажирском сиденье, я закрыла глаза и постаралась привести в порядок мысли. Сейчас, двигаясь вперед и придумывая, как мне вернуть собственную жизнь, я слегка успокоилась. А может, этим спокойствием я обязана мартини. Как бы там ни было, я готова вернуться.

Машина подъехала к внушительному белому зданию со скромной вывеской «Агентство креативного творчества».

Внутри здание представляло собой бесконечные коридоры из белого мрамора и стекла, точь-в-точь ледяной дом, и холод там стоял такой же. Обитатели – дорого одетые, ухоженные мужчины и женщины, словно явившиеся на фотосъемку для модного журнала. Девушка за стойкой меня не узнала, даже когда я представилась.

– А-а, – ее взгляд равнодушно скользнул по мне, – мистер Дейвисон вас ждет?

– Да. – Я натянуто улыбнулась.

– Присядьте, пожалуйста.

Я с трудом удержалась, чтобы не поставить на место эту девчонку, но в «Агентстве креативного творчества» лучше лишний раз не выделываться, поэтому я прикусила язык и устроилась в современном лобби и стала ждать.

Я ждала.

И ждала.

Опоздав минут на двадцать, ко мне все же явился какой-то юнец в итальянском костюме. Молча, словно беспилотник, он провел меня на третий этаж и проводил до углового кабинета, где за огромным столом сидел мой агент Джордж Дейвисон. При моем появлении он встал. Мы неловко обнялись, и я отступила назад.

– Ну что ж, добро пожаловать. – Он указал на кресло.

Я села.

– Хорошо выглядишь, – сказала я.

Он окинул меня взглядом. Я знала – он заметил и мой лишний вес, и стянутые в хвост волосы. И седину тоже. Я заерзала.