Ознакомительная версия. Доступно 51 страниц из 254
Особенно разочаровал сторонников Обамы его отказ отойти от концепции полицейского государства, подорвавший гражданские свободы в США. А ведь как все хорошо начиналось! В первый же день своего правления он отменил введенные в 2001 году директиву Буша по ограничению доступа к документации бывших президентов и меморандум Эшкрофта, позволявший отказывать в доступе к любым документам. Пообещал, что правительство будет работать гласно. «Слишком долго этот город [Вашингтон] был окутан завесой тайны, – говорил Обама. – Наше правительство будет стоять на стороне не тех, кто стремится скрыть информацию, а тех, кто хочет получить ее. Сам факт наличия законных полномочий для сокрытия данных не означает, что их всегда нужно использовать. Гласность и правовое государство станут краеугольными камнями моего президентства»32.
Приверженность Обамы гласности длилась недолго. К лету 2010 года Американский союз защиты гражданских свобод (АСЗГС) уже вовсю предупреждал о «чрезвычайно серьезном риске того, что правительство Обамы начнет прибегать к мерам, которые считались крайними, а то и откровенно незаконными даже во времена Буша. Опасность того, что Обама установит в обществе новые порядки, совершенно реальна»33.
Именно это Обама и сделал. Данные избирателям обещания защитить Конституцию от начавшихся при Буше посягательств оказались забыты. Так, стремясь победить на выборах, Обама критиковал Буша за постоянное использование государственной тайны как оправдания для помех правосудию. Но, оказавшись в Белом доме, сам стал не только пресекать судебные разбирательства в отношении пыток и иных злоупотреблений времен Буша, но и расширил подобную практику. New York Times назвала это «новым словом в политике секретности». Он прибегал к «праву государства на тайны» для прекращения судебных процессов, где фигурировали пытки, чрезвычайная выдача арестованных [163] и незаконная прослушка со стороны АНБ. Продолжая программу ЦРУ по чрезвычайной выдаче, он прямо нарушал принцип «хабеас корпус» [164] в отношении пленных афганцев. Кроме того, он уполномочил военных самим проводить следственные действия в отношении пленных и санкционировал внесудебное убийство в Йемене американского гражданина, подозреваемого в связях с «Аль-Каидой»34. А его отказ провести следствие и суд в отношении сотрудников Буша, причастных к пыткам, сам по себе уже являлся нарушением международных договоров.
Работавший во времена Буша в Министерстве юстиции Джек Голдсмит быстро понял, что упреки Дика Чейни в адрес Обамы за отказ от политики Буша в сфере борьбы с терроризмом были вопиющей несправедливостью. Он писал в журнале New Republic: «На самом деле положение обратное: новое правительство скопировало большую часть программ Буша, а некоторые даже расширило. Сокращена была лишь незначительная часть. Почти все изменения Обамы были на уровне обертки, аргументации, символизма и риторики… Стратегия Обамы, – заключил он, – лишь попытка сделать ключевые подходы Буша к борьбе с терроризмом более приемлемыми с политической и юридической точек зрения, что будет означать возможность их продолжения в течение длительного времени»35.
Борцы за гражданские свободы, ожидавшие столь многого от бывшего преподавателя конституционного права, пребывали в состоянии шока. Его коллега по юридическому факультету Чикагского университета Джеффри Стоун, председатель Американского конституционного общества, осудил Обаму за отход от обещаний, посетовав на его «достойную сожаления готовность идти по следам своего предшественника». Профессор права Университета им. Джорджа Вашингтона Джонатан Терли с сожалением отмечал, что «избрание Обамы может стать самым катастрофическим событием в истории гражданских свобод»36.
Во многом Обама оказался даже более скрытным, чем патологически скрытное правительство Буша–Чейни. Он засекретил больше информации и отвечал на запросы в рамках Закона о свободе информации с большей неохотой, чем его предшественники. Он осудил больше людей, добивавшихся свободы информации на практике, чем все предыдущие правительства, прибегнув к Закону о шпионаже 1917 года в шести случаях. За предыдущие 92 года этот закон применялся всего три раза.
Самым известным случаем стало дело рядового Брэдли Меннинга, 22-летнего военного аналитика, служившего в Ираке. Меннинг был обвинен в предоставлении Wikileaks секретных документов. Обвинение было выдвинуто по 34 пунктам, включая нарушение Закона о шпионаже и «помощь врагу», за что ему грозила смертная казнь. Часть обнародованной информации, включая видео «сопутствующего убийства», на котором американские военные хладнокровно и планомерно расстреливают больше десятка мирных иракцев, в том числе двух корреспондентов агентства Reuters, проливала свет на военные преступления США. Предполагают, что Меннинг также раскрыл данные, свидетельствующие о совершенных во время иракской войны зверствах в отношении мирного населения и о том, что потери среди мирных жителей значительно превосходят официальные цифры.
Несмотря на то что Меннинг на тот момент не был осужден ни по одному пункту, его девять месяцев держали обнаженным в одиночной камере в условиях, которые многими были расценены как пытка. Среди тех, кого возмутило жестокое обращение с Меннингом, был и П. Дж. Кроули, главный пресс-секретарь Госдепартамента. Выступая перед студентами МТИ, Кроули назвал такое обращение «нелепым, глупым и контрпродуктивным». Через три дня Кроули, проработавший на правительство 30 лет, ушел в отставку37.
В декабре 2011 года, проведя 19 месяцев в военной тюрьме, Меннинг наконец предстал перед коллегией, задача которой заключалась в том, чтобы определить, достаточно ли собрано доказательств для предания его суду военного трибунала. Решение правительства судить Меннинга за то, что он раскрыл правду, и тем защитить Буша, Чейни и их помощников от обвинений во лжи, пытках, вторжении на территорию суверенных государств и совершении иных военных преступлений ясно показывало: справедливость и гласность являются для нынешнего правительства пустым звуком. Как отмечала профессор права Марджори Кон, «если бы Меннинг не сообщал о военных преступлениях, а совершал их, сегодня он был бы на свободе»38.
Столь же возмутительной была реакция правительства на публикацию Джулианом Ассанжем более 250 тысяч дипломатических сообщений, полученных им, как подозревают, от Меннинга. Единственной ошибкой Ассанжа было то, что в первой порции выпущенных им документов он не уточнил конкретные имена. Но документы и без этого произвели фурор, поскольку продемонстрировали лицемерие американского правительства по многим вопросам, включая вторжение в Ирак и Афганистан. Разоблачения же коррупции и репрессий со стороны союзников США привели к волнениям в Египте, Ливии, Йемене и Тунисе, получившим название Арабской весны. Их влияние на международное журналистское сообщество и мировое общественное мнение было беспрецедентным. Как верно подметил Гленн Гринуолд, «за прошедший год Wikileaks произвел больший фурор, чем все остальные СМИ, вместе взятые». За это в 2011 году организация получила награду фонда Уокли, австралийский аналог Пулитцеровской премии, за «неоценимый вклад в журналистику». Кураторы фонда приветствовали Wikileaks за то, что тот вызвал «лавину неудобной правды, которая произвела переворот в сфере публикаций. Сложно переоценить важность того, что люди узнали об истинных причинах войны с терроризмом, лицемерии дипломатов, барышничестве на высшем уровне и вмешательстве во внутренние дела других стран»39.
Но Министерство юстиции искало любые пути, чтобы наказать Ассанжа и других людей, связанных с разоблачениями Wikileaks, апеллируя, в частности, к Закону о шпионаже. Среди наиболее ярых сторонников охоты на Ассанжа были те, кто ранее осуждал КНР и другие страны с «репрессивными режимами» за ограничение доступа к Интернету и наступление на свободу печати. Председатель сенатского комитета по разведке Дайенн Фейнштейн требовала, чтобы Ассанж «был по всей строгости осужден за шпионаж»40. Джо Либерман с ней соглашался. Ньют Гингрич назвал его «вражеским солдатом». Сара Пэйлин требовала, чтобы на него охотились, как на члена «Аль-Каиды», поскольку он «является антиамериканским агентом, чьи руки по локоть в крови»41. Джеймс Гудейл, бывший главный юрисконсульт New York Times, занимавший этот пост во время скандала с «Документами Пентагона», объяснял, какое пагубное влияние окажет судебный процесс над Ассанжем на свободу печати в США. «Обвинение Джулиана Ассанжа в заговоре с целью шпионажа, – предупреждал он, – может создать прецедент, который правильнее будет назвать “заговором с целью осуществления журналистской деятельности”»42.
