Князь Пушкин (СИ) - Богдашов Сергей Александрович

— Увольняетесь? Жаль, Александр Сергеевич, очень жаль. Читал я ваши переводы. Тонкая работа, хочу заметить. Я и сам переводами грешу, так что имел возможность оценить, — сетовал он, накладывая на документы необходимые резолюции, — Не знаю причины, что на увольнение вас подвигла, но надеюсь — это взвешенное решение, а не юношеская блажь.

Василий Алексеевич и впрямь личность неординарная. Академик, писатель, биограф, талантливый переводчик стихов. Прямо гордиться можно, с какими людьми Пушкина жизнь сталкивала.

— А позвольте, я вам стих прочту. Тогда и причина станет понятней, и ваше мнение о стихах мне будет крайне любопытно услышать.

— Стихи? Нуте-с, попробуйте меня удивить, — вольготно раскинулся правитель канцелярии в кресле, что себе крайне редко позволял, будучи при исполнении.

Оду, написанную братом, я помнил наизусть, и с декламацией у Пушкина полный порядок, так что презентация стихотворения получилась вполне на уровне. Пожалуй, даже лучше получилось, чем перед друзьями в ресторане.

— Замечательно. Но рваный размер… Хотя — это тоже находка. Критики будут перья ломать, защищая или нещадно ругая столь вопиющее нововведение. Стихотворение сами сочинили?

— Брат постарался.

— И где же он служит? Отчего не у нас?

— Только поступать в пансион собрался. Мал ещё для службы, — позволил я себе лёгкую улыбку.

— Удивительное дело… Но вы говорили, что это произведение как-то с вашим увольнением связано?

— Государь высоко оценил наши старания в поисках затонувших сокровищ, приобретённых Екатериной Второй. Род Ганнибалов за удачно проведённую экспедицию получил княжеский титул, что и меня коснулось, а так же нам поручено довести дело до конца. И будьте уверены, мы не подведём. Вернём России ценнейшие полотна известнейших художников.

— Достойно, молодой человек! Очень достойно. Извините, что я в вас было засомневался, — промокнул Поленов платком уголки глаз.

Боже, сколько пафоса с моей стороны!

Зато какая красивая легенда пойдёт вскоре гулять по петербургским гостиным. Дверь-то у нас приоткрыта осталась, а за ней наверняка любопытные слушатели стоят. Ещё бы. Не каждый день в кабинете правителя канцелярии стихи с выражением читают.

Домой я вернулся за час до обеда. А там меня два письма поджидают.

Да каких!

Одно из Имперской канцелярии, а второе от Строганова.

Даже растерялся, не зная, за какое из них в первую очередь хвататься.

Начал с казённого. А там сухим канцелярским языком написано, что мне надлежит явиться в Канцелярию с документом, удостоверяющим личность, и иметь при себе сто рублей для оплаты пошлины за выдачу лицензии.

Эх-х, опять дилемма — то ли лезгинку броситься танцевать, то ли вприсядку пройтись…

Вместо танцев я выдохнул и подошёл к окну, настежь распахивая раму, чтобы промозглый воздух с Балтики охладил моё раскрасневшееся лицо.

Следующий конверт вскрыл, когда полностью отдышался.

Сергей Григорьевич был по-военному краток. Всего лишь сообщил, что заказанные им деньги к нему поступили и он готов к продолжению разговора.

Вот же конспиратор! Попади это письмо в чужие руки, и не понять будет, о чём идёт речь.

Понятно, что мы бы оба рискнули. Он — приобретением незаконного перла, а я — его изготовлением. Но тут большое спасибо государыне Марии Фёдоровне. Избавила она меня от деяний, способных привести к разногласию с Законом. Так что к изготовлению перла я уже завтра могу приступать вполне себе легально, не опасаясь дурных последствий.

Так-то у меня сложный период. Настало время сделать шаг в неизвестность, и осторожность должна была сослужить мне добрую службу. Я нырнул в мир редких материалов и необычных технологий, о которых прежде только слышал шепотом.

Создание столь могучего перла, который мы обсуждали со Строгановым — это не просто ручная работа, это настоящий искусство, требующее терпения, высочайшей концентрации и мастерства.

И я вовсе не через открытое окно почувствовал, как в воздухе повеяло вкусом свободы. На этот раз мне предстояло отказаться от многих условий и условностей, навязанных обществом, но я был к этому готов.

В ответном письме, которое я отправил нарочным в Строгановский дворец, по иронии судьбы находившемся в двух шагах от того ресторана, где мы недавно с приятелями отмечали получение мной княжеского титула, я предложил Сергею Григорьевичу встретиться в этом же ресторане для уточнения деталей, и желательно, не поздней среды.

Через несколько часов он ответил запиской, что отдельный кабинет в ресторане им заказан на среду, на восемь вечера.

За лицензией на производство перлов я поехал сразу же после обеда. Удивительное дело, но много времени хождение по Императорской канцелярии не отняло. Тут или графа Аракчеева заслуга, который всю свою жизнь с задержками и очередями боролся, или распоряжение обо мне поступило с такой резолюцией, против подписи под которой никто рисковать не захотел.

Как бы то ни было, а чуть больше, чем через час я вышел на Литейную и махнув извозчику, велел везти меня к ресторану на Мойке.

— Зачастили вы к нам, Ваше Сиятельство, — склонился в поклоне импозантный швейцар в ливрее.

Надо же, запомнил.

— Кухня понравилась, — щелчком пальца запустил я в воздух серебряный полтинник, тут же им легко пойманный без всякого применения магии.

В зале было пустовато, отчего я легко нашёл взглядом столик на четыре персоны, стоящий у окна. Самое то, что надо. Пей себе кофе со штруделями, и поглядывай на неспешную жизнь Невского проспекта.

Моя спокойная жизнь продлилась недолго. Не прошло и десяти минут наслаждения дорогой жизнью аристократа, как в зал ворвалась раскрасневшееся девушка и начала испуганно озираться по сторонам. Из-за её спины выглядывал швейцар, чего-то явно ожидая.

— А хороша, чертовка, — оценил бы её тот Пушкин, что был до меня, и Серёга наверняка бы с ним согласился, а я скептик.

Так, на четвёрочку барышня. И то плюс балл из-за худенькой фигуры и какой-то необъяснимой лёгкости движений. Так-то, задрали меня уже своим видом помещичьи дочки, которые зачастую пребывают в телесном состоянии, которое вот-вот предусматривает переход к дамам с картин Рубенса. И это с учётом того, что без корсетов я их не видел.

«Красавица на четвёрочку» явно была в панике, судя по тому, как растерянно она начала оглядываться, сначала на зал, а потом на двери за своей спиной. И не зря.

Мужчина, который вскоре вслед за ней появился, был настроен крайне решительно.

Пришлось мне вмешаться.

— Мадемуазель, как я рад, что наша встреча всё-таки состоялась, несмотря на все препоны, — обратился я к ней на французском, поднимаясь из-за стола, и едва заметно подмигивая.

— Мерси боку, — чуть слышно отозвалась она, принимая моё приглашение, — Я соврала швейцару, что приглашена. Сюда без мужчин обычно не пускают.

За свой столик я её усадил со всей положенной галантностью, и щёлкнув пальцами, подозвал к нам официанта.

— Заказ у барышни примите, — кивнул я ему, краем глаза отслеживая движения её преследователя.

— Мне стакан сельтерской, овощной салат и пару тарталеток с икрой, — на последнем, глянула на меня девица с вопросом.

— И на меня полдюжины тарталеток добавьте и пусть нам подготовят десерт. Вам какой нравится, голубушка?

— Вишнёвый, — прошептала барышня, глядя на меня вытаращенными глазами.

Ещё бы, обхаживаю незнакомку так, словно она у меня в лучших подругах числится. И про тарталетки догадалась, что я их для неё заказал.

— Значит вишнёвый, — жестом отпустил я официанта, — А теперь пришла пора знакомиться?

— Авдотья Истомина, балерина, — с некоторым вызовом глянула она на меня, слегка освоившись и выпрямив спину.

— И кто же вас преследует? — кивнул я на один из соседних столов, куда грузно опустился мужчина, скорей всего уже изрядно принявший на грудь.