Неждана из закрытого мира, или Очнись, дракон! (СИ) - Чекменёва Оксана

Батюшка мой — кузнец, лучший в округе, к нему даже из окрестных сёл люди приезжают, а раз в год он вообще в стольный град ездил, товар возил, назад с подарками приезжал, женщинам в семье по платку цветастому да по отрезу на новый сарафан, братцам — сапожки. А ещё всем детям по петушку на палочке привозил, да баранок низку. А три года назад конфеты заморские привёз. Коричневые, как мои волосы, вкусные-е-е… Каждая в обёртку разрисованную завёрнута, фантик называется.

Так что, хорошо мы живём. Поле не пашем, не сеем, не жнём. Вся забота нам с сестрой — огород да скотина, да когда матушке по дому помочь, это разве работа?

Хотя… Второго-то кузнеца в деревне нет, так что, замуж всё равно за землепашца идти, а вот там уж намаешься. И хорошо, если свекровь добрая попадётся, как моя бабушка, а если как бабка Рогнеда, соседка с другой стороны, вот от кого невестки воют. Насмотрелась, такого себе не хочу.

Может, потому и жениха до сих пор не присмотрела. Нет, ухаживать за мной пытались многие, всем с кузнецом породниться охота, да либо сам парень не по сердцу был, либо у матери его та ещё «добрая» слава была. Да и не сильно меня бабы наши деревенские любили, мне кажется, любая мне злой свекровью стать могла.

А не любили, потому что «другая». Подкидыш, «чернавка» и «ведьма». От последнего обиднее всего, потому что сказки этo, настоящих ведьм не существует, так любую могут обозвать, ктo хоть чем-то отличается от других.

Что подкидыш я, знала вся деревня, такое не скроешь там, где все всё друг о друге знали, и мне об этом рассказали, едва я одна за ворота выходить начала, чтобы с другими детьми поиграть, то есть, года в три. А если бы хотели родители такое скрыть, так и не смогли бы, у меня одной на всю белобрысую деревню волосы, как та конфета. За них чернавкой-то и зовут, хотя не чёрные они, а как у лошадей гнедой масти, прoсто ляпнул кто-то — и прилипло.

А «ведьма»… Да кто ж виноват, что я к животным подход найти умею? Не кoлдую, не ворoжу, просто подхожу с лаской — они и успокаиваются. Да так любой, наверное, смог бы, если бы захотел! И ведьмы, они же в сказках злые и вредят всем, а от меня какой вред? Только польза, я даже батюшке порой в кузне помогаю, как приведут годовалого жеребёнка на первую подковку, так сразу меня зовут. Я и успокою, и ногу подержу — стоят, не дёргаются. Но это всё ласка, а не кoлдовство.

Но людям на роток не накинешь платок. Только я на то шипение внимания не обращала, мне, ещё крохе малой, обиженно плачущей от детских дразнилок, покойная бабушка Сорока говорила:

— Не слушай злые языки, Нежданушка, собака лает — ветер носит. Тьфу на те слова, главное — мы тебя любим, остальное — пыль.

Я и не переживала больше, ведь дальше шипения за спиной дело не шло. С обидчиками братцы быстро разобрались, у меня хоть родных старших не было, да двоюродных, от тётушек, орава, и всем бабушка Пороша сказала:

— Наша это девочка. Счастье, в дом посланное!

Вот меня, как свою, и защищали, никто из деревенской ребятни пальцем тронуть не смел, да и громко обозвать — тоже. И в игры со временем принимать стали. А взрослым дед Твердята раз и навсегда сказал:

— Кто внучку мою, богами подаренную, обидит — тот пусть со своими плугами поломанными да лошадьми неподкованными к другому кузнецу отправляется.

А кому ж охота невесть куда тащиться с каждым сломанным ухватом? Проще языки прикусить. Так что, на жизнь мне грех жаловаться было. Тем более что меня как с батюшкиной, так и с матушкиной стороны родня привечала, а уж дома как любили!

Права оказалась бабка Сорока — послали боги на подкидыша, от души послали. Спустя полтора года после меня родилась сестрёнка Богдана, ещё через два — братец Кремень, а семь лет назад, неожиданно для всех, ещё один братец появился, утеха родителям на старости лет, так Утешем и назвали. И всех матушка до срока доносила, все крепкие, здоровые, не то что те трое, что до меня один за другим прежде времени родились да жить не захотели.

Вот так и начнёшь в чудеса верить.

Мы с Даной, повизгивая, быстро обмылись холодной водой — греть её было некогда, а надевать праздничное на потное и пыльное после работы в огороде тело тоже не дело. С помощью матушки и бабушки быстро оделись, косы переплели, новыми лентами убрали, даже лапти и онучи новые надели, и спустя менее получаса уже рысили в сторону околицы за Утешем, который всё уже успел разузнать и теперь указывал нам дорогу.

Когда пробегала мимо дома, ко мне под ноги с писком бросился светло-коричневый меховой комок. Данка взвизгнула, отшатнулась, потом ругнулась себе под нос, чтобы матушка не услышала, и побежала дальше. А я притормозила, позволила своему ручному крысу забраться по подолу и привычно нырнуть в широкий рукав рубахи.

Крысёнка по кличке Фантик я подобрала около года назад крошечным детёнышем, с тех пор он так со мной и жил. Ну, как подобрала… Я в тот день зашла в коровник и увидела, как наша кошка Ночка, славная крысоловка, давит крысиное семейство, неудачно для себя выбравшееся из норы по каким-то своим делам. Мать уже удавила и теперь расправлялась с крысятами.

Уж не знаю, почему один из них именно ко мне кинулся, нырнул под подол и повис на онуче, изо всех сил цепляясь за неё и прижимаясь к моей ноге. Но когда, разделавшись с остальными, Ночка подошла за последним, отдать его я не смогла. Оставила себе. Кoшкам нашим твёрдо сказала «Нельзя!», они и не трогали.

Конечно, домашние поначалу разворчались. Я и прежде, конечно, таскала домой всякую живность, но одно дело — гусёнок с повреждённым крылом или щенок с пораненной лапой, от них в итоге польза какая-никакая, а тут крыса. Но когда подросший крысёныш на глазах у всех метнулся молнией и, раньше дремавшей на печи кошки, задавил мышь, на свою беду выскочившую из угла, то батюшка только рукой махнул:

— Пускай живёт, божья тварь. И от таких, оказывается, тоже польза бывает.

С тех пор Фантик законно жил в доме, время от времени ловя мышей. Был он очень чистоплотным, в доме не гадил, постоянно чистил свою шубку и ничем не вонял, так что, спал вместе со мной на печке, и даже Данка, спавшая там же, уже не ворчала на такое соседство.

Имя же своё малыш получил, вытащив откуда-то припрятанный братцем фантик от конфеты и так весело с ним играя, что Утеш даже отнимать своё богатство не стал, тем более что у него ещё три осталось, от наших конфет.

В общем, так с Фантиком в рукаве я на отбор и отправилась.

За околицей было не протолкнуться, хотя тут, на недавно скошенном поле, как раз было достаточно места, чтобы собраться всем любопытствующим. Я увидела и княжьих дружинников, десятка два, не меньше, в одинаковых серых кафтанах с красной отделкой, чьи кони были привязаны к ближайшему забору.

Некоторые из них устанавливали прямо на дороге что-то вроде укромного местечка из жердей и ткани, размером поменьше бани, но побольше отхожего места. Рядом поставили стол и лавку, видимо, принесённые из ближайшей избы, за столом уселись два дружинника и наш жрец, на столе лежала большая храмовая книга, в которою делались записи обо всех рождениях, смертях и свадьбах, чернильница с пером и бумага — заморская редкость, на которой было что-то написано.

Остальные дружинники стояли рядком, наблюдая за происходящим. А народ всё подтягивался, собралось всё село, от мала, до велика, пришкандыбал, опираясь на две клюки, даже дед Хват, который уже лет пять дальше собственной завалинки из дома не выползал. Девки нарядились по-праздничному, толпились кучками впереди своих семей. Мы тоже вшестером с двоюродными сёстрами сбились стайкой, позади столпились родственники, отец с Кремнём прямо в фартуках из кузни примчались.

Ещё бы, такое событие раз в сто лет случается!

Наконец один из дружинников, наверное, главный, махнул рукой, галдящий народ притих, xотя перешёптываться не перестал.

— Пусть все незамужние девки старше пятнадцати лет, по очереди, вот как стоят, — он махнул рукой вдоль дорoги, — по одной подходят cюда, называют имя своё и отца, потом заходят в шатёр. Там что велят, то пусть делают. Так, первая пошла.