Босиком по траве - Хармон Эми

Он взглянул на нас, угрюмых белокурых ребятишек, и попытался улыбнуться.

– Ну что, команда Джей? – Его голос дрогнул: мама обожала нас так называть. – Поедем в Нефи смотреть большой салют?

Моего отца зовут Джим. Мама считала, что их имена неспроста начинались с одной буквы: видимо, им суждено было быть вместе. Поэтому всем нам тоже дали имена на «джей». Не то чтобы это было очень оригинально. В Леване было полно семей с именами на одну букву: «кей», «би», «кью» и так далее. Любую букву назовите – обязательно кто-нибудь найдется. А некоторые давали детям тематические имена: например, Родео или Джуста Пастушка. Я не шучу.

Ну а у нас в семье все были на «джей»: Джим, Джанель, Джейкоб, Джаред, Джонни и Джози Джо Дженсен. Команда Джей. Плохо было только то, что, когда маме нужно было позвать кого-то из нас, ей приходилось перебрать всех, чтобы дойти до нужного имени. Я была совсем маленькой, однако почему-то до сих пор помню, как в последние недели жизни мама ни разу не назвала неправильное имя. Возможно, дело было в том, что отвлекавшие ее повседневные мелочи наконец растворились и она стала уделять больше внимания каждому слову, жесту, выражению лица.

В тот год мы так и не поехали смотреть салют. Я пошла с братьями на улицу, где соседи запускали бутылочные ракеты и вертушки, а отец всю ночь работал в сарае, пытаясь спрятаться от веселого гама, который казался насмешкой над его горем. Тяжелый труд стал его спасением от печали, а алкоголь помогал забыться, когда работать не было сил.

Мы держали кур, коров и лошадей, но доход от фермерства был небольшой, поэтому отец, чтобы обеспечить нас, работал на электростанции в Нефи. Фермой занимались в основном братья, а у меня там было совсем немного обязанностей. Поэтому после смерти матери я взяла на себя работу по дому и готовку. Джейкоб, Джаред и Джонни были старше меня на семь, шесть и пять лет соответственно. Мама всегда говорила, что я стала для них с отцом чудесным сюрпризом. Пока она была жива, я наслаждалась статусом младшенькой, которую все обожают. Но с уходом мамы все изменилось, и семье теперь не нужна была избалованная малышка.

Поначалу нам очень много помогали – мы просто не знали, что делать со всей этой помощью. Леван, по-моему, единственный в мире город, где никто не заказывает еду для поминок. Обычно прощание проходит в день накануне похорон, а потом еще одно – за час до панихиды. После похорон семья и друзья умершего возвращаются в церковь, где их уже ждет пышная трапеза, приготовленная женщинами Левана. Никто не говорит: «Я принесу пирог» или «С меня картошка». Еда просто появляется на столах: самые разные нарезки, салаты, гарниры, пирожные, печенье и пироги. Женщины нашего города умеют накрыть стол как никто другой. Помню, как после маминых похорон я шла мимо столов, уставленных блюдами, смотрела на всю эту красоту и понимала, что мне кусок в горло не полезет. Тогда я еще не знала, как можно утешаться едой.

Это изобилие продолжалось много дней. Каждый вечер на протяжении трех недель кто-нибудь приносил нам ужин. Нетти Йейтс, наша пожилая соседка, приходила почти каждый день, помогала разложить оставшуюся еду по контейнерам и заморозить. Съесть все мы просто не успевали, хотя в семье было трое растущих мальчишек. Но в конце концов эти постоянные поставки продуктов закончились: жители города переключились на другие трагедии.

Повар из моего отца был никудышный. После нескольких месяцев на хлопьях и бутербродах с арахисовой пастой я попросила тетю Луизу научить меня что-нибудь готовить. В ближайшую свободную субботу она пришла и показала мне все самое необходимое. Я заставила ее подробно объяснить, как кипятить воду («Держи под крышкой, пока не закипит, потом сними!»), жарить яичницу («Огонь должен быть слабый!») и котлеты для гамбургеров («Постоянно переворачивай, чтобы не осталось розовых участков!»). Я тщательно законспектировала все инструкции, каждый шаг. Еще я записала рецепт блинчиков («Перевернуть после появления «лунных кратеров»), спагетти (по словам Луизы, секрет был в том, чтобы добавить в соус немного тростникового сахара) и печенья с шоколадной крошкой (оно получится пышнее и мягче, если замешать тесто с жиром). Я совсем замучила свою бедную тетку, зато к концу дня у меня была целая стопка подробных инструкций, записанных моим корявым детским почерком. Я прикрепила эти листочки на холодильник.

Через месяц всем надоели блинчики и спагетти (от печенья с шоколадной крошкой мои братья никогда не откажутся), а Луиза сказала, что у нее взорвется мозг, если придется еще раз пройти через подобную экзекуцию, поэтому я стала обращаться к женщинам в церкви, прося разрешения прийти к ним и посмотреть, как они готовят ужин. Я делала так каждый раз, когда хотела узнать новый рецепт. Хозяйки всегда были добры ко мне и терпеливо объясняли каждый шаг, перечисляя ингредиенты, рассказывая, где их купить или как вырастить. Я даже зарисовывала банки и пачки с продуктами, чтобы не забыть, как они выглядят. Еще я сделала себе табличку с овощами, нарисовав вершки всех корнеплодов (моркови, редиса, картошки), чтобы знать, что нужно выкопать к ужину. В первые пару лет после смерти мамы у нас, правда, не было своего огорода, но Нетти Йейтс разрешала мне приходить за овощами к ней на участок. В конце концов она помогла мне посадить несколько грядок, которые с каждым годом расширялись. К началу старшей школы у меня был собственный большой огород, где я сажала, выращивала и собирала все, что нужно.

Я научилась стирать, отделяя светлые вещи от темных, заляпанные маслом рабочие штаны – от обычной повседневной одежды. Я прибиралась в доме, представляя себя Белоснежкой, которой нужно заботиться о неряшливых гномах. Еще я ездила на велосипеде забирать почту. В Леване не было почтовых ящиков, все письма доставляли в городское отделение. Там для каждой семьи стоял ящичек с замком. Отец оставлял для меня конверты, которые нужно отправить, а я наклеивала марки и отвозила письма на почту. К двенадцати годам я уже знала, как вести учет доходов и расходов, и отец оформил на меня счет в банке. С тех пор я могла сама оплачивать продукты и все, что нужно по хозяйству. Папа занимался фермой, а я – домом.

Только одну обязанность я очень не хотела брать на себя – заботу о курах. Ими всегда занималась мама: кормила, собирала яйца, чистила курятник. А я их до смерти боялась. Мама рассказывала, что, когда я была совсем маленькой, братьев попросили последить за мной, но они отвлеклись. Я забрела во двор, и одна особенно злобная рыжая несушка загнала меня в угол. Когда меня обнаружили, я стояла, застыв от ужаса. Я не плакала, но мама, подхватив меня на руки, заметила, что все мое тело будто онемело. Потом мне еще несколько недель снились кошмары.

К курам не так-то легко проникнуться теплыми чувствами. Это агрессивные, злые птицы, готовые в любую минуту кинуться в драку. Когда мне пришлось впервые самой собирать яйца, я чуть не начала задыхаться от ужаса. Но постепенно ежедневная победа над страхом заставила меня поверить в свои силы, и я начала гордиться тем, что ухаживаю за этими неприятными созданиями. Я дала каждой курице имя и разговаривала с ними, будто с непослушными детьми. Так, шаг за шагом осваивая новые умения, я обрела уверенность в себе и сумела достойно продолжить мамино дело.

2. Маэстро

МНЕ НРАВИЛОСЬ ИМЕТЬ цель в жизни, нравилось быть нужной. Я заметила, что забота об отце и братьях заставляет меня любить их еще сильнее, а любовь к ним помогает смириться с потерей. Я и раньше была серьезным ребенком, предпочитая уединение играм с ровесниками, а смерть матери лишь усилила эту черту. Чем более самостоятельной я становилась, тем сложнее мне было соответствовать своему возрасту. Я не залезала на колени к отцу, не требовала, чтобы меня обнимали и целовали, не закатывала истерик из-за недостатка внимания. Наверное, я вела себя как очень маленький взрослый. Одиночество меня не смущало. Наоборот, без груза чужого сочувствия становилось легче.