Проклятье Мира (СИ) - Черника Ника

Я не могу просто отмахнуться от случившегося, списать на нервы или что-то подобное. Такого никогда не было раньше. А со мной последнее время только такое и происходит. Что, если это важно? То, что она появилась, и то, что сказала мне… Гримуар отца. Она хочет, чтобы я его нашла.

Абсурд, полный абсурд. Не может же она передавать мне сообщения на расстоянии? Даже если предположить, что мама жива…

— То письмо, которое тебе оставил папа, — поворачиваюсь к дяде Элу. — Могу я его увидеть?

Дядя Эл хмуро смотрит вперед, через пару секунд вздыхает.

— К сожалению, нет. Я боялся, что, если письмо обнаружат, оно может навредить… И сжег его. Давай немного ускоримся, чтобы не опоздать на обед.

Он прибавляет ходу, я смотрю ему вслед, а потом быстро иду следом. Я не знаю, что происходит, но сейчас уверена в одном: дядя мне лжет.

***

— Привет, — я заглядываю в комнату Рины, она лежит на кровати с книгой в руках. При моем появлении теряется, садится, опуская книгу на колени, и неуверенно улыбается.

— Привет, Ада.

— Можно войти?

— А… Да, конечно.

Он вскакивает, роняя книгу на пол, спешно поднимает и откидывает на кровать. Потом поправляет одежду, разглядывая меня.

— Ты меня боишься? — интересуюсь, прикрывая дверь, Рина выдавливает улыбку.

— Нет, что ты… Просто не ожидала, что ты придешь. Может, выпьем чаю?

Ясно, пытается выманить меня из комнаты, чтобы не проводить время наедине. Нет, это не страх передо мной, это что-то другое…

— Дядя Эл запретил со мной общаться? — спрашиваю прямо. Рина испуганно расширяет глаза.

— Нет, что ты! С чего бы ему… — не договорив, отворачивается и начинает перебирать тетради на столе.

— Ты не умеешь врать.

Она вздыхает, опустив голову, потом поворачивается ко мне.

— Он просил тебя не беспокоить, — понижает голос. — Сказал, ты слишком слаба. Понимаешь? Так сказал, что было понятно: я не должна с тобой общаться. Что происходит, Ада? Папа ничего не рассказывает.

Вздохнув, усаживаюсь на стул.

— Он беспокоится за вас с мамой, это нормально. У меня проявилась магия, и я… Я не всегда могу ее контролировать. Дядя Эл просто боится, что случайно я наврежу вам.

— Разве так бывает?

Я пожимаю плечами. Рина подходит, осторожно касается, словно всерьез боясь, что я сделаю ей что-то плохое. Я поднимаю голову, глядя на нее.

— Ты как? — спрашивает Рина встревоженно. Всё-таки она меня любит, ведь восемь лет мы жили вместе, как сестры.

— Нормально.

— Расскажешь, что с тобой случилось?

Я думаю о Мире. Черт возьми, как это выкорчевать из себя? Почему мысль о нем приходит первой, когда меня спрашивают о случившемся за эти месяцы? Не война, а он. Надо бы вообще узнать, что сейчас происходит, были ли новые наступления, кто выиграл?..

И ещё что-то будут решать со мной, я ведь по сути сбежала. Никто не знает, что именно я привела оборотней в деревню, но это не значит, что так и останется. А если все откроется, и меня посчитают сбежавшей предательницей? Я могу попасть в тюрьму. Тогда конец всему.

— Где твой отец хранит важные документы? — спрашиваю, не отвечая на ее вопрос. Рина вздергивает брови.

— В сейфе кабинета, наверно, а что? — простодушно отвечает мне. Да, она определенно не ждет от меня плохого, раз говорит, не задумываясь.

— Хочу кое-что отдать ему на хранение, — я поднимаюсь. — Прилягу, сегодня был тяжёлый день.

— Конечно, Ада.

— Можем не рассказывать дяде Элу о нашем разговоре, да? — улыбаюсь ей. — Не хочу, чтобы тебе влетело. И так мы сможем общаться дальше.

— Хорошо.

Ей явно не по душе эти тайны, в семье Нейман всегда царили доверие и взаимопомощь. Но времена меняются, и я, кажется, не могу быть уверена ни в ком.

Значит, сейф в кабинете. Наверняка закрыт магией. Открыть его я не могу, по крайней мере, таких способностей у меня нет. Наверное, нет.

Я смотрю на свои пальцы, вокруг которых появляется фиолетовое свечение. Я не показала никаких аномальных результатов сегодня, но чувствую, что эта странная магия живет во мне. Не знаю, как она работает, но кажется, она точно не против, чтобы я копалась в прошлом родителей. Возможно, она поможет мне?

Боже, какой бред, если вслушаться со стороны. Я же не могу воспринимать всерьез магию как нечто самостоятельное?

Однако глубокой ночью я тихо спускаюсь на первый этаж и иду в сторону кабинета дяди Эла. Если меня застукают, будет, конечно, неприятно, но не смертельно. Спишем на стресс.

Кабинет открыт, несколько секунд я стою в нем, прислушиваясь, но вокруг все тихо. Если Рина не рассказала отцу о нашем разговоре, то бояться мне нечего. Вот уж будет смешно, если я все придумала, и на самом деле мои предчувствия обманчивы.

Свечение вокруг пальцев вспыхивает и усиливается, освещая часть кабинета. Я иду вдоль стен, прислушиваясь к своим ощущениям. Останавливаюсь напротив семейного портрета Нэйман. Он нарисован давно, на нем Рине всего три года. Мне тогда было четыре. В тот год дядя Эл случайно встретил нас в Хемшворе, что, вероятно, напугало папу, и он почти перестал писать ему. Разорвал, возможно, одну из немногих нитей, которые связывали его с другими людьми.

Аккуратно снимаю портрет и ставлю на пол, приставляя к стене. За ним действительно сейф. Не думаю, что дядя Эл слишком уж пытался его скрыть, раз Рина знает о его существовании. Но сейф — место для чего-то важного и, возможно, секретного. Вопрос: как мне его открыть?

— Ну что, — шепчу я, — давай, магия, действуй. Нам нужен гримуар папы, а в письме, возможно, будет что-то полезное. Так что в твоих же интересах мне помочь.

Подношу ладони к сейфу, не зная, что и думать. В плане, что реально думать, как сосредоточиться, какой дать посыл. Никто не учил меня взламывать запечатанные магией двери.

Магия начинает струиться из ладоней, словно фиолетовый дым, окутывает сейф, раздается тихий хлопок и вверх тянется зеленый дым, а следом с щелчком открывается дверца.

— Ну здорово, — снова шепчу я. — Спасибо.

Вот так просто, значит? Магия сама избавилась от защитного ключа и открыла дверь. Интересно, что бы на это сказали профессоры из Академии?

Небольшой шар света поднимается в сторону, отделившись от моей руки, чтобы осветить внутренность сейфа.

— Это я могла и сама сделать, — бормочу недовольно, просматривая содержимое.

Здесь много бумаг, я копаюсь в них, мельком глядя в текст. В основном связанные с Академией, ведь дядя там преподает. Плюс документы на владение домом, несколько рабочих писем. То, что мне нужно, обнаруживаю в углу в холщовом мешочке. Вытаскиваю из него перевязанные веревкой письма, и сердце екает: это они, письма моего отца дяде Элу. И последнее тут, то, что было отправлено с вещами. Дядя Эл врал, непонятно, почему, но это я обязательно выясню позже.

Последнее письмо короткое, узнаю почерк папы, и слезы сами собой подступают к глазам. И стирается время, когда я представляю, как он сидел в кухне того дома и писал это.

“Эл, если ты получил это письмо, скорее всего, мы уже никогда не увидимся, и случилось то плохое, от чего я пытался уберечь свою семью долгие годы. Не ищи нас с Каролиной, нас уже нет. Но прошу об одном: позаботься о моей дочери, Аде. Я знаю, как больно ей будет, как тяжело пережить случившееся, ей нужна семья. И я прошу в память о нашей дружбе стать тебя этой семьей.

Я знаю, ты окружишь ее заботой и любовью. Но кроме того, ты должен защитить ее. Сделай так, чтобы ее родство со мной затерялось. Чтобы никто не узнал, что она наша с Каролиной дочь. Это необходимо ради ее безопасности, Эл, и я очень на тебя надеюсь. Знаю, что ты хороший человек и прекрасный друг. Ты всегда был мне другом, даже несмотря на то, что последние годы я не имел возможности писать тебе.

Гримуар, который ты найдешь в вещах Ады, для нее. Это память обо мне.

Спасибо за все, друг мой, обнимаю тебя”.