Весеннее сумасшествие - Авророва Александра "avrorova"

— Но Илья вышел из своей комнаты, когда я привела Ольгу Николаевну!

— Ты уверена, что он вышел именно оттуда?

Я задумалась.

— Нет, было темно, но откуда еще?

— Не знаю. Из коридора. Я не уверяю, что это обязательно так, просто рассматриваю варианты. А кто-нибудь еще из ваших соседей мог уступить свою комнату Алене?

— Виталий мог. Он иногда уступает свою комнату, если… ну, если кому-то очень надо. Короче, где была Алена, я не знаю. И, боюсь, если спрошу ее, она не ответит.

— Не ответит, если ни в чем не виновата, а вот если виновата, то побоится и что-нибудь соврет, — заметил Макс. — Итак, предположим, Алена была где-то с этим типом, а Марго узнала. Вот еще один мотив.

Я развела руками:

— Ну, узнала. Разве это причина ее убивать?

— Согласен, — засмеялся Макс. — Но разве не ты с большим упорством хочешь связать смерть Марго с найденным тобою телом? Вот я и пытаюсь тебе угодить, а ничего более правдоподобного придумать не в силах. А ты?

— А я тем более. То есть ты считаешь, эти вещи между собою не связаны?

— Не знаю. Я ведь вообще не владею ситуацией — увидел всех вчера впервые в жизни. Если бы в эту историю не попытались впутать тебя, я б и вовсе не стал забивать себе голову. Пускай работает милиция, им за это деньги платят. Но поскольку, — он иронически поднял брови, — спаситель несет ответственность за жизнь спасенного, приходится заниматься сыском.

И, мгновенно став серьезным, Макс спросил:

— Алена тебя терпеть не может, это ясно. А ваш Дон Жуан Виталий?

— Терпит, — не удержалась от улыбки я.

— Просто я думаю, кто именно на тебя донес. Если не Алена, то Виталий. Он ведь затаил на тебя зло, да?

Я удивилась:

— С чего ты взял?

— Не очень-то приятно, кидая даме мячики, каждый раз убеждаться, что она их не ловит.

Я поняла, что имеет в виду Макс, и поразилась элегантности сравнения.

— Если мячики охотно ловят все остальные, — заметила я, — то ничего страшного. Ты не представляешь, сколько у Виталия женщин. Одной больше, одной меньше…

— Не уверен. Полагаю, мужскую психологию я знаю лучше, чем ты. Кстати, а была ли у Виталия связь с Марго?

— Нет. Но он и не пытался.

— И с Аленой, наверное, не пытался, так?

— Так, — удивленно подтвердила я. — А откуда ты знаешь?

— Дедукция, дорогой Ватсон. Ну, а со Светой, Нелли или Наташей?

— Со Светкой они быстро друг другу наскучили, а с Наташей в декабре был бурный короткий роман, закончившийся очень неприятно. Если честно, — я помолчала, но все-таки решилась, — если честно, я считаю, Виталий способен на все.

— В смысле, даже на убийство? — уточнил Макс. — Почему ты так считаешь?

— Помнишь, кто горит в последнем круге ада? Предавшие доверие. Я согласна, это действительно самый страшный грех. Понимаешь, одно дело — перехитрить врага, в этом есть хоть какая-то доблесть, а совсем другое — обмануть человека, который безоговорочно тебе верит и готов выполнять любые твои просьбы, не спрашивая, зачем тебе это надо. Так вела себя с ним Наташа. А он бросил ее, даже не попытавшись смягчить удара. Человек, предавший подобное доверие, недостоин называться человеком.

— И, по-твоему, ему не может быть никаких оправданий?

— Предательство не оправдывается ничем.

— А если человек не просил об этаком доверии и не хотел его? — спокойно поинтересовался мой собеседник.

— Он должен был показать это сразу, а не брать на себя ответственность. Помнишь «Мастера и Маргариту»? Маргарита имела неосторожность подать Фриде надежду — и готова была пожертвовать всем, только бы эту надежду не обмануть.

Макс пожал плечами.

— Интересно, до какого возраста ты будешь судить о жизни по книгам? Надо же, а мне Наташа показалась совершенно приземленной.

— В чем-то она действительно приземленная, но… Наверное, природа создала ее для того, чтобы быть женой и матерью, а возможности почему-то не предоставляется. Поэтому, как только возникает хоть какой-то шанс, Наташа теряет голову. Против природы ведь не пойдешь! Вот сейчас она снова в кого-то влюбилась, и снова, наверное, неудачно.

— Ты имеешь в виду ситуацию с забытым подарком? — догадался Макс (ну, до чего же он умный!) — Я так и решил, что Наташины слезы не просто так. В кого?

— Не знаю.

— Впрочем, неважно. Наташа хорошо к тебе относится и вряд ли стала бы бросать на тебя подозрения. А вот ваша рыжая красотка…

— Светка? Она тоже хорошо ко мне относится.

— Да? Ты всерьез полагаешь, что ее поведение со мной свидетельствует о хорошем к тебе отношении?

— Ну, — пробормотала я, — это просто… то есть… она не думала обо мне.

— Вот именно!

В тот же миг дверь отворилась, и, легка на помине, перед нами в сопровождении Нельки предстала героиня разговора.

— Менты опять здесь, — не обращая особого внимания на Макса, неодобрительно произнесла она. — Трясут всех подряд, даже нас. Где кто был пятого да где кто был седьмого — короче, делать им нечего. Теперь требуют тебя. Срочно.

— Я подожду, — пообещал Макс.

Мне пришлось уйти, и оставленное позади взрывоопасное сочетание беспокоило ничуть не меньше, чем Ирина Станиславовна, ожидающая впереди.

— Добрый вечер, Маша, — весело приветствовал меня Сергей Михайлович. — Как дела? — Так же, как вчера, — подумав, ответила я. Ну, не скажешь же вскоре после убийства — «дела хорошо»?

— Ну, и славно. А мы еще хотим тебя поспрашивать. О кое-каких деталях. Ты не против?

— Нет.

— Я про пятое число. Итак, ты вернулась домой раньше, чем предполагала. Во сколько?

— Часов в девять. Я погуляла немного, потом стало темно, и я вернулась.

— Понятно. Вернулась, а дверь заперта изнутри. А внутри Светлана с любовником. Кстати, с кем? Какие-то догадки по этому поводу у тебя наверняка есть?

Вопрос мне не понравился.

— А разве это важно? — парировала я. — Впрочем, я ничего не знаю и ни о чем не догадываюсь.

— Да? Но ведь ты не станешь отрицать, что ваша Светлана отличается… скажем, большой раскованностью по отношению к мужчинам.

— Она совершеннолетняя, — повторила я слова Нельки.

— Это да, но проституция в любом возрасте не самое почтенное занятие.

— Но ведь проституция — это когда за деньги. А Светка просто легкомысленная.

— Да? То есть денег она не берет? — вмешалась Ирина Станиславовна.

— Конечно!

— А откуда ты знаешь?

Я разозлилась.

— Это называется презумпцией невиновности. Надо доказывать вину, а не ее отсутствие.

— Успокойся, мы просто спрашиваем, — не дал разгореться конфликту Сергей Михайлович. — Итак, ты неотлучно стояла под дверью до отключения света, то есть до десяти часов. Правильно?

— Да. Я отошла по коридору до соседней комнаты, но раздумала и сразу же вернулась.

— Очень хорошо. А звуки какие-нибудь из-за двери раздавались? Специфические?

Я покраснела, представив, какие звуки имелись в виду, и честно ответила:

— Нет.

— Прекрасно. Звуков уже не было. А потом отключили свет, и ты все-таки решилась пойти к соседям. Зашла в их прихожую, поговорила с Марго, но не осталась там, как было бы естественно предположить, а вернулась. Вот тут-то ты и наткнулась на тело. Оно появилось за эти несколько минут. Я правильно излагаю?

— Да.

— Ты споткнулась об него, испугалась и почему-то стала щупать ему пульс. Почему?

Я удивилась.

— Раз человек лежит на полу, значит, с ним не все в порядке. Я сперва попыталась с ним заговорить, но он молчал.

Тут снова вмешалась Ирина Станиславовна.

— А когда ты его ощупывала, может, обратила внимание на какие-то особенности? Ты же художник.

И тут я вспомнила. Да, действительно, у тела была особенность. На запястье очень сильно выпирала кость, и в поисках пульса я упорно на нее натыкалась.

— Что, память вдруг отшибло? — съязвила следователь.

— Да, — кивнула я.

Ирина Станиславовна обладала удивительной способностью пробуждать во мне дух противоречия.