Жена на полгода (СИ) - Иконникова Ольга

— Славный получился пирог, ваша светлость! — похвалила меня мадам Мелиса, когда мы достали противень из печи. — Я поставлю его в самый центр стола.

Так она и поступила, и когда я пришла в столовую залу, где на огромном столе уже стояли всевозможные вкусности, то именно мой яблочный пирог занимал почетное место. Здесь были и простое печенье, и сырные лепешки, и пироги со всевозможными начинками, и даже красивейшее пирожное с башнями из взбитых сливок (наверняка, плод трудов самой мадам Мелисы).

И хотя я была уверена в качестве своего пирога, наблюдать за тем, как мужчины начали пробовать его, было крайне волнительно. Поскольку именно этот пирог был выделен на столе особо, ни для кого не было секретом, кто его пек.

Но вот его попробовал месье Томази, и по тому, как его лицо осветила мягкая и одобрительная улыбка, я поняла, что он произвел на Даниэля впечатление. А вот герцог Лефевр мой пирог демонстративно обошел стороной, но я была к этому готова.

Женщинам тоже не воспрещалось поучаствовать в дегустации, и я отдала должное и пирожному мадам Мелисы, и меренгам мадемуазель Селесты, и даже лепешке Камилы, большую часть которой уже героически запихал в себя лакей Жак.

Маркиз Ренуар припозднился, но когда он вошел в залу, все почтительно расступились, пропуская его к столу. Он тоже, как и большинство присутствующих, предпочел начать с моего пирога.

Я замерла, когда первый кусочек исчез у него во рту, и приготовилась к тому, чтобы принимать очередную восхищенную похвалу. Но нет — на лице его светлости появилось выражение не восторга, а ужаса. Он вздрогнул, резко поставил тарелку на стол и вышел из комнаты, не произнеся ни слова.

В пирог попало что-то, чего не должно было там быть? Это была первая мысль, что пришла мне в голову. Быть может, уголек или твердый орех, который попался маркизу на зуб? Ведь если бы его светлости просто не понравился вкус пирога, то вряд ли он стал бы демонстрировать это столь оскорбительным образом.

Достаточно было свести всё это к шутке и переключиться на другие лакомства.

Я так и стояла в стороне — растерянная, ничего не понимающая, с трудом сдерживая слёзы, — до тех пор, пока ко мне не подошла Селеста.

— Не переживайте так, ваша светлость, — тихо сказала она. — У вас получился отличный пирог! Я сама только что его попробовала.

— Отличный? — горько усмехнулась я. — Настолько отличный, что маркиз не смог проглотить более одного кусочка?

— О, ваша светлость, поверьте, это не имеет к вам никакого отношения! — она тоже, как ни странно, заметно нервничала. — Это давняя история, и лучше вам ее не знать. И не сердитесь на его светлость — уверяю, он совсем не хотел вас обидеть.

— Не хотел, но обидел, — возразила я. — И если мой пирог оказался настолько плох, то лучше бы его светлость сказал мне это в лицо.

— Да нет же, Айрис! — мадемуазель Ганьер впервые назвала меня по имени — должно быть, от волнения. — Ваш пирог превосходен! Но он настолько необычен, что напомнил и его светлости, и мне еще один такой же праздник. Ах, мне не хотелось бы говорить об этом, простите!

Но я посмотрела на нее столь требовательно, что она сдалась:

— Несколько лет назад точно такой же пирог — с сыром и яблоками — приготовила в замке другая женщина. Я тогда еще подумала, что это очень странный рецепт. Я и подумать не могла что можно вот так соединить сыр и яблоки и получить такой замечательный вкус.

— Другая женщина? - мой голос дрогнул. - И кто же это был?

Я уже догадалась обо всём сама, но всё-таки хотела услышать подтверждение из уст Селесты. И она, после некоторых колебаний, всё-таки сказала:

— Это была Габриэлла, одна из жен его светлости.

27.

И как я могла об этом не подумать? Это был наш любимый с Габи пирог, и нетрудно было догадаться, что для своего «сладкого вечера» сестра испекла бы именно его.

А ведь я знала немало других рецептов. Ну, почему бы было не выбрать лакричное печенье или ореховое пирожное? Да даже самый простой абрикосовый пирог оказался бы лучшим вариантом.

А мадемуазель Ганьер продолжала меня утешать:

— Для его светлости это всего лишь оказалось слишком неожиданным. Нахлынули печальные воспоминания, и он предпочел уйти к себе, чтобы не портить настроение другим. Но он прекрасно понимает, что вы не могли знать об этом, и я уверена, что к вам у него нет ни малейших претензий. Если хотите, я могу поговорить с ним об этом.

Но я покачала головой. Поговорить с ним об этом я должна была сама. Может быть, даже к лучшему, что всё случилось именно так. У меня появился повод узнать что-то о Габриэлле. А возможно, и не только о ней.

Я спросила у Жака, куда отправился его светлость, и он ответил, что к себе в кабинет. Я немного приободрилась — мне было бы сложнее поговорить с маркизом, находись он, например, в своей спальне.

Я остановилась перед тяжелой дубовой дверью и прислушалась. Из кабинета не доносилось ни звука. Но я и не ожидала, что его светлость станет бить посуду или переворачивать шкафы. Он и так выказал в этот вечер куда больше чувств, чем обычно.

Тихонько постучав и услышав в ответ «Войдите», я распахнула двери и переступила через порог.

Я первый раз оказалась в его кабинете. Здесь было тепло, красиво и уютно – как бы странно по отношению к такому помещению это ни звучало. В камине горел огонь, а на полу лежал такой мягкий ковер, что мои туфельки сразу утонули в его длинном ворсе.

— Что вам угодно, Айрис? — взгляд маркиза был холодным, безучастным.

— Простите, ваша светлость, что невольно заставила вас опечалиться в тот день, который должен был стать праздником, — эту фразу я подготовила заранее, еще идя по коридорам, и теперь произнесла ее на одном дыхании. — Если бы я знала, что мой пирог пробудит в вас неприятные воспоминания, то ни за что не стала бы его печь.

— Всё в порядке, — устало откликнулся он. — Вы не можете отвечать за мои воспоминания, и это мне следует просить у вас прощения за то, что не сумел сдержать своих эмоций и поставил вас в неловкое положение. Но смею вас заверить, что пирог получился отменным, и я думаю, это не преминут отметить все, кто его попробовал.

— Благодарю вас, ваша светлость, — я чуть поклонилась. И хотя маркиз не предложил мне присесть, я посчитала возможным сделать это без приглашения и разместилась на стуле напротив него. — Мне сказали, что пирог по похожему рецепту однажды приготовила одна из ваших покойных жен.

Он нахмурился. Было понятно, что он не расположен продолжать разговор на эту тему, но именно сейчас я не готова была отступить. Я и без того ругала себя, что за эти несколько дней ничуть не продвинулась в своих поисках, и теперь хотела это изменить. А потому, прежде чем маркиз указал бы мне на дверь, торопливо спросила:

— Вы, должно быть, очень любили ее, ваша светлость?

Он посмотрел на меня с недоумением. Казалось, его удивил сам вопрос.

— Любил ли я свою жену? Да, разумеется.

Наверно, это было наглостью с моей стороны, но я не смогла удержаться.

— Вы любили всех своих жен?

А вот этот вопрос, как ни странно, его позабавил. Он усмехнулся, и взгляд его снова стал привычно-снисходительным.

— Какое же вы еще дитя, Айрис! Только в сказках браки заключаются исключительно по любви. А в реальности, моя дорогая, совсем другие правила.

— О! — смутилась я. — Но вы богаты и знатны. Разве вы не могли позволить себе браки по любви?

— Наверно, мог, — по его тонким губам пробежала улыбка. — И иногда даже позволял, НО не всё и не всегда зависит исключительно от наших желаний. Решение о моем первом браке было принято тогда, когда я был еще ребенком. Мой отец и отец моей первой жены договорились о нашем союзе, когда мне было три года, а Абелия еще лежала в колыбели. Мы выросли с мыслью о том, что после совершеннолетия соединим свои судьбы и земли. И хотя мы не испытывали друг к другу нежных чувств, мы вступили в этот брак, когда Абелии исполнилось восемнадцать.