Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 51
— У нас тут просто, — сказала Полковникова мама («Я Долорес, не надо звать меня мисс Мартин»). — Но индейка у вас будет размером с кухню. — Она расхохоталась.
Полковник сразу после короткой экскурсии выгнал нас на улицу, и мы пошли гулять по небольшому райончику — рядам прицепов и фургонов, стоящих прямо на земле.
— Ну, теперь вы понимаете, почему я богачей ненавижу.
Я понял. Я вообще представить не мог, как он рос в таком крохотном жилище. Весь его прицеп был меньше нашей с ним комнаты в общаге. Но я не знал, что сказать, чтобы ему не было так неловко.
— Извините меня, если вам у меня совсем фигово, — сказал Полковник. — Я понимаю, вам такое, может, и незнакомо.
— Мне знакомо, — сказала вдруг Аляска.
— Ты же не в прицепе живешь, — ответил Полковник.
— Нищета везде нищета.
— Наверное, да, — согласился он.
Аляска решила пойти помочь Долорес с ужином. Она сказала, что заставлять женщин готовить — это сексизм, но лучше уж хорошая сексистская пища, чем приготовленная пацанами гадость. Так что мы с Полковником сели на раздвижной диван в гостиной и принялись играть в приставку и болтать о школе.
— Я дописал курсовую по религиоведению. Но мне придется ее перепечатать на твоем компьютере, когда вернемся. Я, наверное, и к экзаменам готов, что хорошо, если учесть, что нам надо еще тавориналпс тсем.
— Твоя мама торобоан не понимает? — ухмыльнулся я.
— Если говорить побыстрее, то нет. И потише ты.
Ужин — жареная окра, кукурузные початки, приготовленные на пару, и тушеное мясо, настолько нежное, что оно сваливалось с пластиковых вилок, — убедил меня в том, что Долорес готовит даже лучше, чем Морин. В Калвер-Крике окру не так щедро поливали жиром, она получалась более хрустящая. К тому же я такой прикольной мамы, как у Полковника, еще не встречал. Когда Аляска спросила, кем она работает, Долорес ответила:
— Я технолог-пищевик. То есть готовлю всякий фастфуд в Вафля-хаусе.
— Это лучший Вафля-хаус во всей Алабаме. — Полковник улыбнулся, а потом я понял, что мамы своей он совсем не стесняется. Он боялся, что это мы поведем себя как крутые, но снисходительные снобы из пансиона. Я всегда считал, что Полковник несколько перебирает с демонстрацией своего презрения к богачам, пока не увидел его с мамой. Это был тот же самый Полковник, но в совершенно другом контексте. Я даже начал надеяться, что когда-нибудь познакомлюсь и с Аляскиными родственниками.
Долорес настояла на том, чтобы мы с Аляской спали вместе, а сама легла на раздвижном диване. Полковник, как и говорилось, в палатке. Я, конечно, беспокоился, что он там замерзнет, но отказываться спать с Аляской из-за этого не собирался. Нам с ней дали разные одеяла, и нас все время разделяло не менее трех слоев ткани, но я, окрыленный такой переменой, все равно не спал полночи.
за сорок шесть дней
НИКОГДА У МЕНЯ не было такого вкусного Дня благодарения. Без мерзкого клюквенного соуса. Просто сочное белое мясо огромными кусками, кукуруза, зеленый горошек, приготовленный на таком количестве сала, что по вкусу становилось ясно — еда не очень полезная, лепешки с соусом, на десерт тыквенный пирог и каждому — по стакану красного вина.
— По-моему, — сказала Долорес, — с индейкой пьют белое, но… не знаю, как вам, а мне, честно говоря, по фигу.
Мы смеялись и пили, а потом принялись воздавать благодарности. Дома мы всегда говорили спасибо друг другу перед едой, так что это делалось в спешке — чтобы поскорее накинуться на ужин. А тут мы вчетвером сидели за столом и воздавали хвалы. Я поблагодарил всех за прекрасное угощение и за прекрасную компанию, за то, что мне дали возможность отметить этот праздник дома.
— Ну, хотя бы в трейлере, — пошутила Долорес.
— Так, теперь моя очередь, — сказала Аляска. — Спасибо за лучший День благодарения за последние десять лет.
Потом настал черед Полковника:
— Мам, я просто хочу сказать тебе спасибо.
А Долорес расхохоталась и ответила:
— Что за ботва, сынок.
Я не особо понял, что значит это выражение, но, похоже, что-то в духе «маловато будет», потому что Полковник продолжил, поблагодарив ее в том числе за то, что он «самый умный человек на этой стоянке». Тогда Долорес рассмеялась и сказала:
— Вот это хорошо.
А сама Долорес? Она поблагодарила судьбу за то, что снова включили телефон, что ее мальчик дома, что Аляска помогла ей готовить, что я в это время развлек Полковника, что работа стабильная и коллектив хороший, что ей есть где спать и ее мальчик ее любит.
На обратном пути я снова сидел сзади и думал, что еду домой: именно домой. А потом я заснул под монотонную колыбельную шоссе.
за сорок четыре дня
— ВСЯ БИЗНЕС-КОНЦЕПЦИЯ «Куса Ликорс» строится на продаже сигарет малолеткам и алкоголя взрослым. — Аляска пугающе часто поглядывала на меня, отвлекаясь от дороги, когда мы ехали по извилистой узкой трассе, которая проходила по холмам к югу от пансиона, в вышеупомянутый «Куса Ликорс». Это было в субботу, последний день каникул. — И это просто супер, если тебе, кроме сигарет, ничего не нужно. Но нам нужно и бухло тоже. А его продают только по документам. А у меня паршивая подделка. Но я своего добьюсь.
Она вдруг резко свернула влево, даже не помигав поворотниками, и выехала на дорогу, резко уходившую вниз; скорость увеличилась, Аляска покрепче вцепилась в руль и ждала до последнего, прежде чем жать по тормозам. Мы остановились у самого подножия холма. Я увидел хлипкую заправку, хотя бензином там больше не торговали. На крыше висела уже выцветшая вывеска: «КУСА ЛИКОРС: СПИРИТИЧЕСКИЙ САЛОН».
Аляска пошла одна и через пять минут вернулась, нагруженная двумя бумажными пакетами с контрабандой: три блока сигарет, пять бутылок вина и литр водки Полковнику. На обратном пути она спросила:
— Ты любишь приколы про «тук-тук»?
— Тук-тук? — переспросил я. — Это когда один говорит «тук-тук»…
— Кто там? — ответила Аляска.
— Я.
— Кто я?
— Ты меня спрашиваешь? — закончил я. Не так чтобы очень смешно.
— Отлично, — похвалила Аляска. — Я тоже знаю крутой вариант. Начинай.
— Ладно. Тук-тук.
— Кто там?
Я тупо уставился на нее. Через минуту до меня дошло, и я захохотал. [10]
— Это меня мама научила, когда мне еще шесть лет было. Но до сих пор смешно.
Так что когда она заявилась в нашу комнату вся в слезах, как раз когда я заканчивал работу над курсовой по английскому — оставалось всего лишь несколько последних штрихов, — я крайне удивился. Аляска села на диван, на каждом выдохе не то всхлипывая, не то крича.
— Прости, — сказала она, тяжело вздохнув. По ее подбородку текли сопли.
— Что случилось? — спросил я.
Она взяла бумажный платочек с «ЖУРНАЛЬНОГО СТОЛИКА» и вытерлась.
— Я не… — начала Аляска, и слезы вдруг хлынули ошеломительным потоком, она рыдала очень громко, как ребенок, мне даже стало страшно.
Я встал и сел рядом, потом обнял ее. Она отвернулась от меня и уткнулась лицом в наш излохмаченный диван.
— Не понимаю, почему я все порчу, — наконец проговорила она.
— Что? Ты про Марью? Может, ты просто испугалась.
— Страх — это не повод! — прокричала она в диван. — Все всегда им прикрываются!
Я не знал, кто такие «все» и что такое «всегда», и, хотя мне очень хотелось бы научиться разбираться в ее двусмысленных высказываниях, я начинал уже уставать от этих хитростей.
— Но почему ты сейчасиз-за этого заплакала?
— Дело не только в этом. А вообще во всем. Я Полковнику рассказала, когда мы ехали. — Она еще хлюпала носом, но, похоже, уже выплакалась. — Пока ты спал там сзади. И он сказал, что во время наших будущих операций больше глаз с меня не спустит. Что он мне не доверяет. Я не виню его. Я сама себе не доверяю.
