Превратности судьбы - Брент Мэйдлин

Шли дни, и зеркало сообщало мне, что облик мой меняется. Мне сказали, что я должна отпустить волосы, потому что английские барышни не стригут волосы «под горшок». Щеки мои наливались, и на них появился румянец. Мои ногти, которые были всегда сломаны или ободраны, становились все ухоженнее, прямо как у мандарина, хоть я и не хотела, чтобы они были такими же длинными.

Мы бросили якорь в Коломбо, затем в Адене. Я никогда раньше не жила так удобно и уютно, не ела так вкусно и сытно, как на этом корабле, и все же я не была счастлива, как должна бы была быть. После того, как первые впечатления и восторги прошли, я начала маяться от безделья. По крайней мере мне нечего было делать. Я часами гуляла по палубе, часами читала книги из маленькой судовой библиотеки, часами сидела с доктором и миссис Колби, пока они беседовали с другими пассажирами, но это было всего лишь времяпрепровождение. Это покажется глупым, но, я думаю, что скучала по своим повседневным заботам и проблемам, к которым привыкла за долгие годы.

Самым счастливым было время, когда солнце садилось и я могла найти укромный уголок на палубе и быть самой собой под звездным небом. В такие часы я вспоминала моих девочек, каждую по очереди, и все, что мы с ними вместе делали: как мы боролись с крошечным куском земли; наш восторг, когда мы выкопали первую картошку; как мы с Юлан просидели трое суток у постели маленькой Кими, когда та заболела, в страхе, что потеряем ее, и как мы радовались, когда она начала поправляться.

Иногда я думала о Николасе Сэбине и о той ночи, которую провела в тюрьме. Она казалась такой же далекой, как звезды надо мной, словно все произошло тогда с другой Люси Уэринг и в совершенно другом мире. Я вспоминала последние слова, которые услышала от Николаса Сэбина: «Постарайся не думать об этом. Это всего лишь сон». Именно так я сейчас вспоминала о нем, как о сне. Но на душе было тяжело. Возможно, он был дурным человеком, как говорил о нем Роберт Фолкон. Но в Николасе Сэбине было столько жизни! Он умел смеяться над собой, даже в безвыходном положении. На меня его смех оказывал целительное действие.

Из Адена мы попали в безвоздушное знойное пространство Красного моря и вышли в Суэцкий канал. Наше путешествие приближалось к концу, а мое беспокойство с каждым днем росло. На корабле я жила в маленьком мирке. Я к нему привыкла и со страхом думала, что придется его покинуть и окунуться в огромную, новую, чужую жизнь. Теперь на мне было английское платье, но я знала, что во многом остаюсь китаянкой и продолжаю вести себя так, как того требует китайский образ жизни.

Июньским вечером, как раз на закате, я впервые увидела Англию, когда мы шли через Ла-Манш. Все пассажиры высыпали на палубу, вглядываясь в далекий берег. Те, кто давно не был дома, особенно волновались. Я испытывала смешанные чувства. С одной стороны, мне было интересно. Как трогательно, что я скоро увижу родину своих родителей! С другой стороны, я не могла не нервничать.

На следующий день мы медленно прошли по Темзе и бросили якорь в порту Ройал-Алберт-Док после полудня. Прошла целая вечность между прибытием и тем моментом, когда нам, наконец, разрешили сойти на берег. С каждой минутой мне становилось все страшнее. Когда мы спускались по трапу, я вцепилась в миссис Колби. Вокруг нас на пристани раздавались взволнованные приветствия: люди радостно встречали своих близких. Я увидела мужчину, отделившегося от небольшой компании дам и направляющегося в нашу сторону. У него было бледное узкое лицо и редкие темные волосы. Я решила, что ему около шестидесяти. Его движения были быстрыми и резкими. Он часто моргал. Мужчина приближался к нам, сжимая в одной руке цилиндр, а в другой – трость, которой помахивал, словно пытаясь привлечь к себе наше внимание. Подойдя к нам, он улыбнулся и сказал:

– Добрый день, сэр! Ваш покорный слуга, мэм. Могу я узнать, вы – доктор и миссис Колби?

– Да, это мы, – ответил доктор Колби. – А вы, должно быть, Грешем. Ловко вы нас нашли, дорогой друг.

– Ах, нет, нет, – запротестовал мистер Грешем, скромно рассмеявшись. – Вы – единственная пара в сопровождении молодой особы. – Теперь он улыбнулся мне, продемонстрировав свои зубы, слишком большие. – Поэтому я был уверен, что это наша маленькая гостья. Так, так, так, значит, это и есть Люси Уэринг. Какая вы хорошенькая, моя дорогая! Добро пожаловать в Англию и в мою семью!

Он протянул руку, и я взяла ее, приседая в реверансе, не сообразив, что он наклонился вперед и чуть обнял меня, чтобы поцеловать в щеку. Когда я выпрямилась, то слегка ударила его головой по лицу.

– Ах, простите! – закричала я и покраснела от неловкости, поправляя шляпу. Он возбужденно хохотнул и сказал:

– Полностью по моей вине, – и обратился к доктору Колби: – Разрешите, я познакомлю вас с моей семьей?

Я видела трех женщин в летних платьях, как в тумане. Две были молодыми, а третья, старшая, была, вероятно, женой мистера Грешема. Я была так расстроена своей неловкостью, что все расплывалось и путалось у меня перед глазами. Я боялась подать руку и сделать реверанс из страха допустить еще один промах. Я тут же забыла, как зовут обеих девушек, а единственное приветствие, которое мне удалось вспомнить, было по-китайски.

Миссис Грешем и ее дочери были представлены взволнованному существу с красным лицом, смотревшему на них остекленевшими глазами, пробормотавшему несколько непонятных слов и впавшему в полуобморочное состояние. Лицо мое превратилось в неподвижную маску, и я чувствовала, что на нем было такое выражение, которое миссис Феншоу назвала бы мрачным. Мистер Грешем не переставал смеяться и говорить в безуспешной попытке помочь мне почувствовать себя раскованней. Но я настолько онемела от растущего чувства стыда, что, даже когда кто-то меня о чем-то спросил, я не смогла понять смысла сказанного и уныло уставилась на него. Прошла целая вечность, пока доктор и миссис Колби, наконец, распрощались с нами. Спустя десять минут мы были на судне, уносящем нас вверх по Темзе.

– Кратчайший путь к Чаринг-Кросс, – сказал мистер Грешем, поигрывая тростью и вертя головой, – в наши дни с транспортом ужасно много проблем.

Маловероятно, но я решила, что мистер Грешем почему-то нервничает из-за меня. Лишь позже я поняла, что это его обычная манера. Он был человеком импульсивным и легко возбудимым, очень непохожим на тех немногих англичан, которых мне приходилось прежде видеть. У него была необычная механическая улыбка, которую он отключал, как электрический свет. Когда мистер Грешем улыбался, взгляд его становился остекленевшим.

Шум мотора мешал разговаривать, что меня устраивало. Я смотрела по сторонам, делая вид, что мне интересно разглядывать незнакомые места. На самом деле я мало что понимала. Единственный вывод, который я сделала, это – что Лондон большой город, потому что нам понадобилось какое-то время, чтобы добраться до Чаринг-Кросс. Затем мы проехали не более двух сотен ярдов в экипаже и остановились перед зданием вокзала. На улицах было полно людей, спешащих по своим делам. Я никогда раньше не видела столько чужаков в одном городе. Носильщик взял мой чемодан, мы сели в поезд, а мистер Грешем отправился покупать газету. В нашем купе больше никого не было. Когда мы устроились, я подумала: «Насколько красивее этот поезд по сравнению с тем, в котором мы ехали в Тяньцзинь!» Это навело меня еще на одну мысль. На мне было лучшее из трех моих платьев, но теперь я видела, насколько плохо одета по сравнению с дочерьми мистера Грешема: у них были красивые платья из тяжелого шелка и очаровательные шляпки, украшенные большими разноцветными перьями. Я никогда не придавала большого значения одежде, но сейчас вдруг почувствовала свою серость, и внутренне еще больше съежилась.

В купе было тихо. Обе девушки о чем-то шептались. Я догадывалась, что они шепчутся обо мне. Я пыталась найти предлог, чтобы что-то сказать и разрушить тот панцирь, в котором оказалась, но в голову ничего не приходило. Я сидела, опустив голову, и украдкой разглядывала своих спутниц. Миссис Грешем обмахивалась веером. У нее были красивые волосы цвета сандалового дерева, спрятанные под шляпкой, ленты которой завязывались под подбородком. Она была пухлой женщиной с голубыми глазами и нежным розовым цветом лица. Миссис Грешем на мгновение закрыла глаза и вздохнула, покачав головой, как будто ей пришлось столкнуться с задачей, решить которую она не могла. Я поняла, что я и есть эта самая задача. Когда я подумала о том, какое впечатление на них произвела, то решила, что едва ли могу упрекнуть ее за то, что она переживает.