Чертов менталист (СИ) - "Тин Тиныч"

На место встречи я решил прибыть заранее, чтобы иметь возможность осмотреться и послушать. По-особенному послушать, разумеется. И что же? Буквально через три — четыре минуты, когда мне едва успели принести и откупорить бутылку минеральной газированной воды, я с тихой обреченностью понял: нас будут пасти менталисты. Видать, кто-то из конторы Карпа Матвеевича за мной продолжает бдить. Что ж, я тоже не пальцем деланый, у меня на этот счет припасен блокнот.

А еще у меня есть Филин, которого я немедленно отправил выяснять, кого это такого внимательного занесло в маленький провинциальный Свидожск в ресторан с рейтингом чуть ниже четверки. И еще очень хотелось знать, откуда случилась протечка. Мы с мачехой, вроде бы, на заборе объявление о своей встрече не писали, никому постороннему о том не рассказывали. Так откуда бы здесь появляться наблюдателю? Меня отследили напрямую? Получили в имперской канцелярии разрешение на полную перлюстрацию моей частной переписки в сетях? Или покойный папаша мог оставить какой-то хитрый сюрприз, и особый отдел решил на всякий случай подстраховаться? Ох, не нравится мне всё это.

Когда Филин дал понять, что у него есть, что мне показать, я громко чихнул. Так, теперь набрасываем защиту от чтения мыслей чужаками и быстро выясняем, кто пожаловал по мою душу. Ага, как я и думал: один из тех двух сотрудников, что были в команде Давыдова. Ожидаемо. Эх, не сообразил я вчера Филина отправить, когда почувствовал, что кто-то мне на мозги приседать пытается. Ну да что уж там. Атмосфера в морге и без того была нервная, так что немудрено, что я слегка косякнул.

Быстро сбросив защиту, я тут же нарочито громко подумал о том, сколько же мне придется ждать мачеху. Теперь если топтуна-менталиста спросят, что происходило, он ответит, что я чихнул, от неожиданности его настройки поплыли, но буквально через десять секунд он уже все восстановил, как было. А может и вовсе промолчит про сбой, не желая признаваться в том, что оставил подопечного без внимания на те самые грешные десять — двенадцать секунд. Меня устроит любой вариант.

Глафира явилась не одна, а с Емельяном и Прохором. Я привстал и потрепал брата по золотистым кудрями, кивнул старому слуге, после чего деликатно приобнял мачеху, одетую в черное платье с глухим воротником. Прежде чем она успела что-либо сказать, я скосил глаза на листок, который заранее положил на стол и для надежности тихо постучал по нему пальцем. Глафира сначала вопросительно посмотрела на меня, затем перевела взгляд на столешницу. Слава Всесоздателю, проделала все это молча.

На листке я написал:

«Никаких действительно важных обсуждений за этим столом. Заказываем немного еды, можем коротко поговорить о трагедии. Затем ты захочешь посмотреть, как я обустроился на новом месте, и мы едем в усадьбу моего деда. Там и пообщаемся. Здесь слишком много чужих ушей».

— Даже так? — тихо и настороженно спросила Глафира.

Я кивнул в ответ.

Мачеха не подвела, сделав все, как требовалось. Но судя по количеству еды, довольно скромному, если судить по прошлым нашим семейным походам в ресторан, ей действительно в первую очередь требовался разговор со мной, а не всё… вот это. Поэтому мы рассиживаться не стали, убедились, что Емельян наелся и пришел в благодушное состояние, после чего разыграли нашу маленькую мизансцену и отбыли на машине Изюмовых. За руль села сама Глафира, не доверяя это занятие Прохору. Впрочем, возможно, это и правильно. Наш преданный слуга был действительно уже очень стар для того, чтобы по-прежнему оставаться хорошим водителем.

Семеныч даже не вышел, чтобы нас встретить. Впрочем, я счел нужным заранее предупредить его, что за гости прибыли к нам на сей раз. Василькову я тоже нигде не заметил, за что отдельно поблагодарил деда.

«Свои люди, сочтемся», — был мне ответ.

Мы заняли ту самую малую гостиную, где недавно принимали представителей особого отдела по контролю за использованием магических способностей. Прохор подхватил Емельяна и отправился с ним играть в противоположный конец комнаты, в то время как мы с Глафирой оккупировали дальний край стола.

— Вот теперь можешь говорить, не опасаясь прослушки, — кивнул ей я.

— Ты не перебарщиваешь? Кому мы вообще интересны? — фыркнула мачеха.

— Насчет вас не знаю, а вот мною заинтересовались особисты. Пока аккуратно и деликатно, но сама понимаешь, за жабры могут взять в любой момент, было бы желание.

— Странно это всё, но да ладно, — вздохнула Глафира. — Я вот о чем хотела поговорить. Помнишь любимую поговорку твоего отца?

— Опаснее живого некроманта только мертвый некромант?

— Именно! И теперь я ужасно боюсь за Емельяна. Да и тебе стоило бы поостеречься.

— Ты о чем? — нахмурился я.

— Николай не любил обсуждать со мной эту тему. Но порой проговаривался. А я… умею запоминать действительно важные вещи. Не знаю, где нынче обретается дух моего покойного мужа, но он непременно попытается занять чье-то тело. Либо твое, либо, что скорее всего, Емельяна.

— С чего ты это взяла? — опешил я.

— Говорю же: ничего конкретного, но там оговорка, здесь недомолвка… Николай, похоже, нашел способ переселять души из тела в тело. И… вот здесь, возможно, я что-то не до конца поняла, но он считал, что первым его опытом на этом поприще стал ты. Правда, не слишком удачным. Сам понимаешь: меня в тот момент рядом с вами не было, но неужели это действительно так?

Тут и сел старик. Получается, моё появление здесь — и впрямь дело шаловливых рук князя Изюмова? Но зачем ему это было надо? Или он понял, что своим бесчеловечным экспериментом убил дух малыша Валерьяна, а поскольку тело еще было вполне жизнеспособно, решил закинуть в него первую попавшуюся душу, лишь бы только его не считали убийцей собственного ребенка? Так знал ли он, что я — уже не его сын, а некто другой? Или всё же не смог с полной определенностью ответить себе на этот вопрос, поэтому просто держал меня под неусыпным контролем в надежде разгадать этот ребус?

Лихо. И мне надо это отдельно обдумать.

Вот только Глафира ждет ответа прямо сейчас.

— Мне нечего сказать тебе по этому поводу. — Я твердо посмотрел ей прямо в глаза. — Я впервые слышу от тебя о том, что отец умел проворачивать подобные вещи. И кстати: почему ты считаешь, что он непременно попытается занять тело кого-то из сыновей?

— В вас обоих течет его кровь, а это, как я поняла, серьезно облегчает процесс внедрения и вытеснения исходной души. Ты выгоден ему с той точки зрения, что уже вырос и способен действовать. Емельян — тем, что он официально Изюмов и потенциально может стать очень сильным некромантом: по крайней мере, так сказали приглашенные специалисты, когда проводили предварительное тестирование.

— Тогда спешу тебя успокоить, по крайней мере на свой счет. Ты же помнишь, согласно какому закону я вернул себе фамилию матери? А там есть одно интересное примечание, позволяющее отыграть все обратно, условно говоря, за примирением сторон.

— Значит, ты… хочешь вновь стать Изюмовым и возглавить род? — поникли плечи Глафиры. — Впрочем, это твое законное право, — признала она. — Емельян еще очень долгое время будет неспособен к активным действиям, равно как и я.

— В том-то и дело, что нет, — я грустно усмехнулся. — Меня как раз более чем устраивает моя бытность графом Птолеемевым. Но если, предполагая самое худшее, в меня попытался бы вселиться отец, он бы непременно захотел вернуть себе причастность к семье Изюмовых.

— Ох, Всесоздатель, какой же я была дурой! — услышав это, внезапно всхлипнула Глафира. — Николай ведь несколько раз спрашивал меня, что я почувствовала, если бы рядом со мной в кровати оказался мой пасынок. Я делала вид, что это какая-то не слишком смешная шутка и переводила разговор на другое. А он, оказывается, уже примерялся издали к тому, чтобы занять твое тело, а затем… вновь оказаться со мной!

Ничего себе признание! Похоже, мне следует поставить себе тройку с минусом за изучение личности папаши. Я-то больше по верхам шарился, а вот вглубь него заглянуть то ли ленился, то ли стеснялся. Вот и закономерный итог: пропустил под собственным носом появление законченного монстра, который, оказывается, уже строил планы на мое тело.