Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65
Агафья весело отшутилась и сочла нужным рассказать о недавнем своем походе к старой избе. «Господи, как жили-то! Темень, копоть…»
То, что поражало нас в потайной избе на горе, поражало теперь и Агафью: «От дурного духа-то я аж закашлялась».
Особого порядка не было и теперь, в новой избе. Но все же это было совсем иное жилье. Лучина в нем не горела ни разу, стены источали запах смолы. На полулежало подобие половика, заставившее нас снять обувку у входа. К полке у печи была прикручена мясорубка, а рядом с берестяными коробами стояла батарея эмалированных кастрюлек с рисунком ягодок на боках.
Под этим кровом совсем не чужим почувствовал бы себя даже и телевизор. А радио, при наличии батареек, возможно тут без всяких фантазий. Но это как раз то, на чем лежит прежнее табу, — «не можно!». Не снят запрет с фотографии. Этот вот снимок — разговор с Ерофеем — я сделал украдкой, не поднимая фотокамеру к глазу.
Без сожаленья расставшись с латаными домоткаными рубахами, лучиной, обувкой из бересты и долбленой посудой, разительно повзрослев от общенья с людьми, «идеологически» Агафья не поступилась ничем и, конечно, будет стоять на том до конца. В этом и сила ее, и трагедия.
Житье в совершенном одиночестве без отца стало для нее особенным испытанием.
«Молитву творила ты ранее голосом, а теперь только шепчешь…» — сказал Николай Николаевич вечером, когда мы мирно беседовали у свечи. «А кому нужен голос? Бог слышит, а тятеньке не докричишься… Хлеб пеку теперь раз в две недели, чугунки вот попросила меньшого размера и слово обращаю только к козленку. Вас, вижу, в сон потянуло, а я бы говорила и говорила…»
Это было уже во втором часу ночи. А с вечера изба была наполнена говором. Агафья припомнила все, что случилось тут с марта. Событий было немного: Ерофей погреб вырыл, Ерофей на лодке опрокинулся на Абакане и чуть не погиб, приплывали в гости геологи — мешок муки оставили, работали подле избушки геофизики из Бийска — по просьбе «пустынницы» привезли кошку, дров напилили и добрые воспоминания о себе оставили.
Подробно рассказала Агафья о змеях, увиденных в огороде, и о целом «змеином содоме» возле реки.
— Ну и что же ты, палкой змею-то? — спросил переставший дремать Ерофей. — Что там у бога сказано насчет змей?
Оказалось, богом все предусмотрено. Агафья раскрыла пахнущий старой избой фолиант и прочла: «Дарую вам власть наступить на змею и на скорпионы, и на всю силу вражью».
— Ну и что же ты, послушалась бога?
— Пожалела. Жизнь-то всякой твари мила.
По обыкновению мы проверили: не сбился ли наш «робинзон» со счета времени. Нет, немедленно, без ошибки и с явной гордостью, что ошибки и быть не может, Агафья сказала: «По новому нынче восьмой день сентября». Назвала число и по старому стилю, и год «от сотворения мира». Мне в связи с этим пришла озорная мысль озадачить Агафью.
— У меня есть сестра. Родилась она 13 марта по новому календарю. Как ее зовут?
— Евдокия, — не моргнув глазом сказала «пустынница» и не ошиблась. И объяснила, как просто ей было это определить.
И еще эксперимент был проделан. В библиотеке «Комсомольской правды» перед отлетом на Абакан нашел я старинное издание «Слова о полку Игореве». В нем старославянским шрифтом напечатана древняя повесть без перевода на современный язык. Студенты-филологи, навещавшие Лыковых, написали: «Агафья легко и свободно читала «Слово». Проверка показала: нет, не свободно и не легко!
Большинство слов древнего сочинения не было известно ни нам, ни Агафье, а без этого чтение, лишенное понимания, не пошло. На первом листе мы его и закончили.
Не получил развития и разговор о тысячелетии крещения на Руси. Агафье, разумеется, ведом был князь Владимир и его бабка Ольга и крещение на Днепре. Но рассказ о событиях юбилея оставил ее равнодушной. По ее представлению, было все это продолжением никонианства: «Истинная вера-то сберегалась в лесах».
…Поминая родных.
…В избушке от перегрузки ночлежниками было душно. Под утро, осветив фонариком циферблат будильника, я вышел в тайгу. Возвращаясь, заметил: Агафья не спит, шепотом молится.
— Ты что же, и не ложилась?
— Так ведь время-то в разговорах прошло, надо и помолиться.
— Сколько же времени в сутки занимает молитва?
— Пять часов или, может, четыре…
Ерофей утром пошел искать петуха (и нашел), а нас с Николаем Николаевичем Агафья повела в огород. Был этот горный склон, с утра до вечера обласканный солнцем, не по сезону зеленым. Нынешний год, опрокинувший засуху на Америку, страшные наводнения на Бангладеш и Судан, подаривший жаркое сочное лето Европе, тут, в азиатских Саянах, отличился дождями. Мокрым было все лето. Абакан, без того своенравный, вышел из берегов, навалял повсюду деревьев, местами изменил русло, изменил привычную на реке обстановку. Ерофей не единственный в этом году опрокинулся с лодкой. Вблизи поселка геологов у речного завала был обнаружен труп какого-то горемыки. И лодка — рядом. У геологов Абакан смыл полосу, на которой садились Ан-2, — до поселка можно было добраться лишь вертолетом. До Агафьи тоже — речные броды были неодолимы. Дождь (и снег в июне!) «повредил», как сказала Агафья, лесные ягодники, и она запаслась лишь сушеной смородиной. Кедры в этом году без орехов. «Лесное кормление» осело в избушке только запасом груздей. Их, по старой привычке, Агафья не солит, а сушит.
Огород не подвел. Только все созревание опоздало. Во время «экскурсии» Агафья нас угощала стручками бобов и гороха, они были зелены, как в июле. Зеленой стояла дремотная конопля, чуть забурелась (сентябрь!) полоска полеглой пшеницы. И все остальное — морковка, картошка, лук, чеснок, репа — вовсю зеленело.
Картошки Агафья надеется собрать ведер триста. Это основа ее питания.
— А зачем конопля и пшеница в столь малых количествах?
Оказалось, семенной фонд! Помощь «мирская» — дело хорошее и приемлемое, а все же — береженого бог бережет — полезно помнить об «автономии». Сейчас запас продуктов у «пустынницы» таков, что год она продержалась бы автономно. Расспрашивала, чем и как надо кормить собаку и кур, принесла для пробы козам подол комбикорма.
— Ты рассказала бы нам, чем сама жива и сыта? — попросил от костра Ерофей.
Агафья с готовностью рассказала, что ела вчера, что собирается есть сегодня, что будет завтра. За стол садится два раза в день — в обед и ужин.
Еда монотонная, но вполне сносная: суп из сушеных груздей и картошки, сама картошка, суп из гороха, приправой — репа, морковка, лук и чеснок. Каша овсяная, рисовая, пшеничная. Иногда ложка масла, меда. Между обедом и ужином, как семечки, — кедровые орешки. Хлеб белый, квашеный, печенный на сковородке. Венец всему — молоко. К нему Агафья привыкла, чувствует его силу и потому готова возиться с козами. Скучает по рыбе, когда-то очень доступной в этих местах.
Этим летом пробовала бросать в Еринат сетку, но неуспешно — уволок паводок. Яйца Агафья уже пробовала, и куриный отряд во главе с петухом кое-что может ей подарить. А ударят морозы — можно будет заколоть коз, и Ерофей, питаем надежду, добудет марала.
Ерофей остается в этой таежной закути главным помощником и советчиком. Нам он признался, что по прежним делам своим в геологической партии очень скучает. Хотел бы вернуться. «Начальство звало, но в этом году не вернусь — гордость не позволяет». Потерпев неудачу в промысле зверя прошлой зимой, этим летом Ерофей в леспромхозе промышлял травы, коренья, папоротник и готовился к зимней встрече с тайгой — подлечил на горячих ключах «морозом битые» ноги и, главное, много беседовал о промысле с людьми опытными. К месту промысла Ерофей собирается загодя, чтобы помочь вот с этого горного огорода выбрать картошку. Агафья на эту помощь рассчитывает.
Вот такие дела в «тупике» на текущий момент.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65
