Следствие ещё впереди - Родионов Станислав Васильевич
Сыч будто очнулся и впервые проявил интерес к разговору.
— Ты же исполнитель! Тебе-то эта поножовщина ни к чему, Сычов.
Подследственный внимательно смотрел на Рябинина щёлочками глаз, нацеливая на него нос-баклажан. Он уже слушал.
— Ты же всегда был обыкновенным воришкой. Вот справка о судимости… Все по сто сорок четвёртой.
Вошёл Петельников и тихонько сел сбоку: допрос — тихое и святое дело. Он подключится незаметно, между прочим. Рябинин заметил, что инспектор принял душ и переоделся. Наверное, и поел. А он выпил в буфете стакан кофе да перехватил два пирожка с рисом и какими-то розовыми жилками, которые пышно назывались мясом.
— Так с чего же ты пошёл на мокрое дело? — спросил Рябинин.
— Никуда я не ходил, — буркнул Сыч, косясь на Петельникова, которого уважал за физическую силу и приёмы; «брал» инспектор его дважды — и за это уважал. А следователь в очках был для Сыча чиновником.
— Значит, лепишь горбатого? — удивился Петельников.
— Дайте закурить, — попросил Сыч.
Инспектор протянул сигарету и щёлкнул зажигалкой. Рябинин всегда испытывал лёгкое неудобство оттого, что не курил, — это не способствовало контакту. Всё собирался купить пачку специально для угощения.
— Тебе крутить ни к чему, — заметил Петельников. — Будешь молчать — так пойдёшь «паровозиком».
Сыч насторожился. Видимо, его не так удивило идти по делу первым, «паровозиком», как другое: если есть первый, то есть и второй.
— Он думает, что мы ничего не знаем, — сказал Рябинин инспектору.
— Он думает, что мы его загребли, как судимого, — сказал инспектор Рябинину.
— Он полагает, что мы не нашли финку, перчатки и фотографию, — сообщил Рябинин Петельникову.
— Он не знает, что если дать овчарке понюхать перчатки, то она его разорвёт на куски, — поделился инспектор со следователем.
— Он думает, что мы не знаем про второго, — высказал Рябинин предположение Петельникову.
— Он считает нас лопухами: мол, они не знают, что я нанятый убийца, — разъяснил инспектор следователю.
— Он вряд ли предполагает, что в деле лежит копия лицевого счёта сберкассы, по которому сняли деньги для оплаты его «работы», — проинформировал следователь Петельникова.
— Он даже не допускает мысли, что мы знаем, сколько ему заплачено, — растолковал инспектор следователю.
— Он не думает, что нам известна сумма — пятьсот рублей, — сообщил Рябинин Петельникову.
— Четыреста, — не выдержал Сыч, который весь разговор вертел фиолетовым носом от одного к другому. Он любил точность и был щепетилен, когда дело касалось украденных сумм. Не любил, когда ему завышали обвинение, сам признавался, когда вменяли меньше.
— Давно бы так, — сказал Петельников.
— Подробнее, — попросил Рябинин.
— Чего там… Кантовался в пивном баре. Заговорили, то да сё, судим, мол, а как же без этого, отвечаю. Так, мол, и так. Есть дело. Мокренькое, да кусок за него хороший. Дали фото. Ну, подкараулил, из окна пырнул. И всё.
— Очень коротко, — заметил Рябинин. — Как тебя отыскали?
Он не думал, чтобы тот человек, которого он уже знает, мог «кантоваться» с рецидивистом в баре.
— Да через швейцара. Смурной старик. У него спросили, кто, мол, есть судимый, смелый и надёжный. А он меня сто лет знает. Ну и вышел я на пару слов. Только старик ни при чём. Вызвал и смылся.
— Ну и что… велели убить? — всё ещё не мог поверить Рябинин.
— Да не убить… — помялся Сыч. — Сказали, дай так, чтобы мозги вылетели.
— Деньги где? — спросил инспектор.
— Пропили, начальник.
— Ну и что это за человек? — поинтересовался Рябинин о главном, слегка волнуясь.
— Зря, начальник, — отрезал тот. — Других не закладываю.
— Нехорошо, Сыч, — вмешался Петельников. — Сказал «а», надо говорить и «б».
— Про себя треплю, а другому слово дал.
Они сразу поняли, что следующий шаг будет потрудней — держать слово Сыч умел. В блатной этике нет преступления отвратнее, чем выдать соучастника.
— Чего ж ты, — спросил Петельников, — жрал мои бифштексы, а теперь молчишь?
— Куском попрекаешь, — обиделся Сыч.
— Не куском, — объяснил инспектор. — Мы к тебе по-человечески, а ты?
— Да что, я из-за этих бифштексов сукой стану?! — взъярился Сыч.
— А пойдёшь по делу один, больше получишь, — предупредил Рябинин.
— Всё моё, — согласился Сыч.
Петельников сел против него, упёрся коленями в сычовские ноги и, высматривая глаза-щёлочки, ласково заговорил на особом языке:
— Чего ж ты сучишь ножками, как перед шмоном? Ты же на мокрянку век не ходил! Ты же вор в законе, тебя в колонии ни разу не гнули. Ты же собирался после отсидки завязать. Твой подельник Васька-клоун завязал намертво. А та падла купила тебя за рябчики, как последнего фраера. Будешь теперь крупную клетку смотреть, а он будет кайф принимать…
— Сукой не был и не буду, — угрюмо сказал Сыч.
Дежурный сержант поманил Рябинина в коридор.
Оказалось, мать Сычова принесла домашнего горячего супа. Рябинин разрешил передать. Может, улучшится контакт.
— Ну вот, — сказал Петельников, когда сержант поставил кастрюлю и ушёл, — а ты всё ругаешь мать.
— Маманя в законе, — согласился Сыч, втягивая горячий пар.
Он начал есть, будто и не был в кафе. Они ждали, посматривая на краснеющую физиономию и довольно блестевшие глазки. Теперь в его жизни осталась одна отрада — поесть да ещё поспать. Рябинин думал, как объяснить этому забубённому человеку, что ему действительно выгоднее назвать организатора покушения.
Сыч доел, медленно огляделся, икнул и, пошловато улыбаясь, сказал:
— Спасибо, граждане начальники, за доставленное удовольствие. — Потом развалился на стуле и бесцеремонно попросил у инспектора: — Дай-ка, капитан, сигаретку.
Рябинин ничего не понимал: Сычов стал наглым, развязным, возбуждённым, будто его подменили.
— Небось за меня премию получите? — хитровато осклабился он.
Они переглянулись. Петельников схватил котелок, понюхал и дал следователю — из кастрюли пахнуло паром, мясом и водкой.
— Маманя в законе, — охотно объяснил Сыч, — в супчик маленькую влила, а может, и поболе.
Допрашивать пьяных закон запрещал, а допрос нужен, потому что завтра Рябинин собирался поставить точку: в десять утра геологи соберутся в прокуратуре.
— Я знаю, мне светит коварная звезда, — поделился Сыч.
Петельников зло смотрел на его довольное лицо и, не будь здесь Рябинина, наверняка бы в сердцах отвесил ему затрещину. Сыча нельзя было допрашивать, нельзя заносить показания в протокол, но говорить с ним можно. Рябинину вдруг пришла интересная мыль:
— Значит, не хочешь выдавать?
— Пусть моё солнышко закатится, но не заложу, — художественно объяснил Сыч.
— А если мы сами поймаем? — так поставил вопрос Рябинин.
— Сами ловите, я тут при чём. Но чтобы Сыч ловил, как легавый…
У него даже кончились слова от такой кощунственной мысли, и он обвёл их взглядом, надеясь на филологическую помощь. Не дождавшись, Сыч изрёк, дыша водкой:
— Тогда лучше пусть я надену на себя не шевиотовый костюм, а гробовые доски.
— А если поймаем, тогда про него скажешь? — гнул своё Рябинин.
— Тогда скажу. Сам попался. Чего: я в камере, он в камере, всё поровну.
Видимо, арест преступника Сыч считал бесспорным доказательством вины, а разные там допросы и очные ставки пустой формальностью.
— Так мы его поймали, — сообщил Рябинин.
— Ха, — усмехнулся Сыч, — хочешь голыми руками меня за жабры пощупать, следователь? Покажешь, тогда поверю.
— Завтра покажу. А чтобы ты не ошибся, я его помещу среди четырёх людей.
— Опознание, — понимающе осклабился Сыч.
— Ну так как?
— Я согласный. Если сам засыпался, то пусть идёт «паровозиком». Опознаю, как родную маманю.
— Опознаешь? — переспросил Рябинин.
— Моё слово покрепче «Экстры», гражданин следователь. Если Сыч сказал, то можно гасить свет. Вон капитан знает.
Похожие книги на "Следствие ещё впереди", Родионов Станислав Васильевич
Родионов Станислав Васильевич читать все книги автора по порядку
Родионов Станислав Васильевич - все книги автора в одном месте читать по порядку полные версии на сайте онлайн библиотеки mir-knigi.info.