Разбуженная страсть - Грант Сесилия

– И ваш отец больше не женился?

Из-под полей шляпки она увидела, как его пальцы в белой перчатке ухватились за свернутую в рулон карту.

– Нет. Вообще удивительно, что он женился на моей матери. Он был очень склонен к уединению. Постоянно сидел в своем кабинете с Библией и философскими книгами.

– Кто же вас тогда любил? – Почти не колеблясь, он задал этот вопрос. Даже не стараясь скрыть сочувствие в голосе. Бессмысленное сочувствие к маленькой девочке, которой уже давно нет…

Марта заложила руки за спину и сплела пальцы.

– Не сомневаюсь, мои родители очень меня любили. Братья и сестры тоже любят меня. А мисс Йорк дала мне достойное воспитание. Если я и кажусь строгой или прямолинейной в ситуациях подобных той, которой вы стали сегодня свидетелем, то это полностью моя вина.

Разговор прекратился. Марта не смотрела на него, не желала увидеть в его глазах неприкрытую жалость. Она продолжала шагать вперед, то сплетая, то разъединяя пальцы.

Наконец Тео снова заговорил:

– Не стоит думать, что я так всегда общаюсь со своими работниками. Не сомневаюсь, что разговор с чужими – это нечто совсем иное. К тому же там находились вы. Она не была бы так спокойна, приди я один.

– Конечно. Я об этом не подумала. – Наверное, одинокому джентльмену приходится сталкиваться со множеством трудностей. И возможно, она сумеет ему помочь. – Может быть, я как-нибудь схожу с вами к вашим работникам.

– Может быть. – Он обогнал ее, словно желая поскорее избавиться от тяжелых мыслей, а потом пошел ей навстречу. Его глаза блестели. – Вы будете навязывать всем дамам списки рекомендуемых книг? Или читать проповедь о достоинствах образования?

– Я могла бы прочесть эту проповедь вам! – И этот наглец ее заслуживал. – А вы не подумали о том, чтобы дать образование детям ваших работников?

– Хватит на сегодня проповедей. – Он принялся вертеть картой в разные стороны – как солдат ружьем на параде. – Довольно слов. Мой день начался удачно, и я намереваюсь так же его закончить, прогуливаясь с вами на солнце.

Марта промолчала. Но в ее душе разгорался огонек надежды. Он сказал, что хватит проповедей на сегодня. Значит, остается завтра – и все последующие дни. И если она будет настойчивой и не прекратит взывать к его лучшим чувствам, то в течение месяца ей удастся произвести немало улучшений на своей и на его земле.

Если бы он являлся наемным работником – ему следовало быть благодарным судьбе за то, что это не так, – Тео построил бы себе такой же дом, как у мистера Барроу. Двор говорил о бережливости и порядке, гуси и свинья содержались в отдельных загонах, а за домом виднелся аккуратный огород.

Дверь была распахнута, и в дом врывался легкий вечерний ветерок. Конечно, можно было позволить себе такую рокошь, если ваша свинья не бродила на свободе и не стремилась ворваться в комнаты. Тео шагнул на порог и постучал.

Из Сетон-парка он вернулся охваченный беспокойством и принялся расхаживать из комнаты в комнату, не зная, чем заняться. Чтение и ходьба должны были бы утомить его, но ему вдруг захотелось чем-то заняться. Возможно, труд мог войти в привычку.

– Войдите! – раздался голос, и Тео вошел в дом.

Лучи солнца без помех проникали сквозь чисто вымытое окно, освещая скромную опрятную кухню, которую он запомнил с того дня, как зашел сюда и не обнаружил хозяина. Мистер Барроу сидел у стола с какой-то тканью и иглой в руках. Рядом стояла тарелка с ужином.

Да, время ужина… Ему это следовало бы запомнить.

– Простите. – Тео остановился и отвесил поклон. – Я не хотел вам мешать. Зайду в другой раз. – У него не было никакой особой цели, он просто хотел проверить, не удастся ли ему так же сердечно побеседовать со своим работником, как с мисс Эверетт.

– Ничего подобного. – Хозяин поднялся со своего места. – Просто перекусил немного. Присядете? Я принесу вам тарелку. – Он поспешно достал с длинной полки жестяную тарелку и завернутую в бумагу еду. Полка для продуктов висела на цепях посреди кухни, чтобы отпугнуть своей неприступностью даже самых честолюбивых и проворных крыс.

Да, ему, Тео, следовало радоваться, что он не наемный работник. Надо быть благодарным судьбе за свою жизнь, в которой от крыс вместо него избавляется кто-то другой. Быть благодарным за ужин, поданный на тарелках из узорчатого фарфора на покрытом льняной скатертью столе, благодарным за бесчисленные замысловатые блюда вместо горбушки хлеба и непривлекательного куска сыра, которые теперь лежали перед ним.

Он склонил голову и долго не поднимал ее, так что хозяин мог принять его позу за молитву перед едой – на случай если подобная традиция соблюдалась в доме. Когда же он наконец поднял голову, то увидел перед собой глаза мистера Барроу, ярко-синие, с глубокими морщинами в уголках – глаза, в которых горело нетерпение мальчишки, ожидающего начала представления в кукольном театре.

«Вы знали, что надо говорить», – кажется, так сказала вдова. Да, но тогда перед ним была молоденькая девушка. А о чем беседовать с человеком возраста и положения мистера Барроу?

Тео посмотрел по сторонам.

– Что вы делаете с этой иголкой и тканью? – Он кивнул на отложенную в сторону работу.

– Штопаю. – Хозяин протянул руку. – Вот, на рукаве рубашки дырка. Хочу потом поставить и заплатку.

– Вы делаете это сами? – Как только слова были произнесены, Тео осознал, насколько они бессмысленны. Конечно, мистер Барроу штопал сам. Ведь у него не было жены и слуг. – То есть я хочу сказать, что понятия не имею, как это делается. – Тео отломил кусочек сыра и отправил в рот. У сыра был слабый привкус мела. Нет, не такой уж и слабый. Он отложил оставшийся кусок в сторону и принялся тщательно жевать.

– Сначала надо вдеть нитку в иголку, и это самое трудное для меня. Зрение уже не такое хорошее, как раньше. Потом, после штопки, надо просто ровно наложить заплатку. – Пальцы мистера Барроу с узловатыми костяшками разгладили заплатку и просунули иглу в ткань. Хозяин потянулся к хлебу и откусил кусок. – Простите, что нет еды получше, – сказал он, прожевав.

– Я совсем не голоден. – Тео чувствовал, как его лицо заливает краска стыда. Неужели все было написано у него на лице? – Меня еще ждет ужин, и я не хочу слишком много есть.

– Вы не привыкли лгать, верно? – Мистер Барроу улыбнулся, не сводя глаз с иголки. – Вам следовало бы выбрать какое-то одно оправдание: вы не голодны – или не хотите перебивать аппетит.

– Простите. – Тео пытался говорить правду, но не переходить границы вежливости. – Полагаю, к сыру надо привыкнуть. Человек привыкает к определенному сорту, после чего другие сыры кажутся ему хуже.

– Так-то лучше. – Хозяин улыбнулся, и на его щеках появились морщины. – Но вам лучше жениться на девушке, которой не придется лгать. – Он указал пальцем на кусок сыра. – Это ужасный сорт. А ведь вырос на молочной ферме…

– Правда? Здесь, в Суссексе? – Тео подался вперед и уперся локтями в стол. Возможно, ему удастся разговориться с человеком преклонных лет, не думая о том, что надо сказать, а слушая историю его жизни и учась мудрости. Задавая вопросы, которые он мог бы задать собственному деду, доживи дед до этих лет.

Мистер Барроу упростил его задачу. С сияющим лицом, с воодушевлением он принялся рассказывать о своей жизни в Суссексе полвека назад, перемежая рассказ решительными репликами о современном процессе производства сыра и масла, а также хлеба и чая, в которые ради выгоды добавляется различный мусор.

Тео внимательно слушал. Конечно, он ожидал, что история жизни мистера Барроу будет захватывающей, и даже рассказ о производстве сыра увлек его – оказался намного интереснее, чем он предполагал. К тому же именно такие вещи могли заинтересовать миссис Расселл.

Во время их следующей беседы в гостиной он может небрежно обронить кое-что из услышанного у мистера Барроу и посмотреть, не появится ли на ее лице выражение блаженства. Или может прошептать ей эти слова на ухо в постели, надеясь, что она посмотрит на него так, как женщина смотрит на мужчину, знающего, как ее удивить.