Счастливая жизнь для осиротевших носочков - Варей Мари

– Но я все тебе верну, когда…

– Когда разбогатеешь, да, знаю. Проблема в том, что я годами это слышу и годами перевожу тебе деньги. Мне нелегко убедить мужа, что однажды ты и правда все нам вернешь. – Не знаю, что на меня нашло. Обычно я не разговариваю так со Скарлетт. Может, я устала, а может, все дело в мозгоправе, которая довела меня до трясучки… – Я продолжила: – Знаешь, что сегодня сказала мой психотерапевт?

Скарлетт закатила глаза:

– Тебе не нужен психотерапевт, Алиса! Не понимаю, почему ты идешь у Оливера на поводу…

– Она сказала, – перебила я, – возможно, я не беременею потому, что подсознательно боюсь тебя предать и боюсь, что ты почувствуешь себя брошенной.

Тишина. Скарлетт нахмурилась и положила палочки в картонную коробочку.

– Почему ты говоришь обо мне со своим психотерапевтом?

– Вопрос в другом! Почему ты три недели не давала о себе знать, а теперь объявилась и первым же делом просишь деньги?

Скарлетт сникла, но я не обратила внимания. У меня из головы не шла мысль о том, что, возможно, это она во всем виновата. Или не во всем, но в этих зависимых отношениях. Я вынуждена заботиться о Скарлетт – потому что мама поставила на ней крест и потому что Скарлетт не может позаботиться о себе сама.

– Сколько еще продлится это ребячество, Скарлетт? Сколько ты собираешься тратить жизнь на погоню за мечтой? Сколько мне придется заботиться о тебе, а не о своей семье?

– Хорошо, Алиса, – с обезоруживающим спокойствием ответила Скарлетт. – Не думала, что я для тебя такая обуза. Я больше не буду просить у тебя денег. Сама справлюсь.

Я почувствовала, что причинила ей боль, и тут же пошла на попятную:

– Дело не в деньгах, Скарлетт. Речь о твоей жизни. Тебе следует задуматься о реальных вещах, заняться карьерой, завести семью… Если бы тебе было суждено стать рок-звездой, ты бы уже ею стала! Тебе уже не двенадцать, ты больше не можешь позволить себе вести себя инфантильно. Где твои амбиции?

– Амбиции? – недоверчиво переспросила Скарлетт, и в ее карих глазах промелькнул гнев. – Кто бы говорил про амбиции! Все, чего ты хочешь – это быть послушной женушкой, потакать капризам мужа и производить на свет отпрысков. Я бы не назвала это амбициями! И я играю не рок, а панк!

– То, что Оливер – один из немногих, кто не поддался твоим чарам, не дает тебе права говорить о нем гадости! Вот подумай. Станешь ли ты счастливой, если завтра проснешься Джоан Джетт?

– Кто дал тебе право осуждать мои амбиции только потому, что они отличаются от твоих? Я годами шла к своей мечте! Я делаю все возможное, жертвую всем возможным, чтобы достичь целей. Не говори, что я – безответственный ребенок только потому, что так думает Оливер! Он родился с серебряной ложкой во рту и никогда не прилагал усилий, чтобы чего-то добиться самостоятельно!

После этих слов я вспыхнула как спичка – и до бочки с порохом было рукой подать:

– Представь себе, не ты одна пытаешься достичь своих целей! Ты даже не спрашиваешь, как у меня дела! Все вокруг беременеют, все – но не я! Я тоже годами шла к мечте, которая куда важнее твоего бряцания на гитаре! Но тебе плевать, потому что ты думаешь только о себе!

Лицо Скарлетт словно окаменело. Она позволила мне выговориться и молчала, пока слова сами слетали с моих губ. Хуже всего то, что я знаю: Скарлетт очень талантлива. Но после слов психотерапевта мне вспомнилось все, что мама с Оливером когда-либо говорили о моей сестре. Когда я наконец закончила, Скарлетт спокойно сказала:

– Я больше не буду занимать у тебя деньги, но знай: я бы никогда ни о чем не попросила, если бы знала, что тебе придется идти на жертвы. И не переиначивай правду: мне не плевать на твои проблемы. Просто ты не хочешь слышать советов и расстраиваешься, когда мы обсуждаем твою не-беременность.

– Неправда!

– Хорошо. Вообще-то я немного изучила эту тему, потому что мне больно из-за того, что с тобой происходит. Я читала о бесплодии и проблемах с зачатием, и меня удивляет, что вы с Оливером никогда не прибегали к медицинской помощи… Есть же искусственное оплодотворение… Ты никогда даже не говорила о нем. Почему?

– Я хочу, чтобы мой ребенок был зачат естественным путем!

– Ты либо хочешь ребенка, либо нет. Какая разница, как он будет зачат? Он все равно будет вашим с Оливером ребенком. Проросшие соевые бобы и йога – не панацея, и ты знаешь это не хуже меня!

– Да что ты понимаешь! – в ярости выкрикнула я. – Ты не хочешь ни семьи, ни детей, поэтому мне не нужны твои советы!

С этими словами я бросила трубку.

Скарлетт перезвонила. Трижды. Я ни разу не ответила.

Я думала о нашей ссоре всю ночь, а утром всплакнула.

– Дорогая, что снова стряслось с твоей сестрой? – спросил Оливер за чашкой кофе.

Я рассказала, чем закончился наш со Скарлетт разговор. Оливер выглядел удивленным. Он пригубил кофе и после некоторого колебания ответил:

– А ведь она дело говорит. Мы могли бы подумать в сторону искусственного оплодотворения.

Вне себя от ярости я убежала в спальню и так сильно хлопнула дверью, что дверная ручка осталась у меня в руке. Я скажу тебе, Брюс, почему я в таком бешенстве и почему сейчас ненавижу их обоих. Дело в том, что я пришла к ужасному выводу: возможно, они правы.

Это вгоняет меня в депрессию. Мне кажется, что меня никто не поддерживает. Я прекрасно вижу, что моя способность писать «гистеросальпингография» и «спермоцитограмма» задом наперед больше никого не забавляет. Раньше я такой не была. Раньше я была веселой, доброй и щедрой. Раньше я умела радоваться чужому счастью. Сегодня я полна злости, грусти и зависти. Младенцы в колясках больше не вызывают умиления, беременные женщины бесят. Почему у всех получается забеременеть, а у меня – нет?

Единственное, что поддерживает меня, – это дневник. Не повезло тебе, Брюс, но я предпочту надоедать своими проблемами тебе, а не другим.

* * *

Выйдя из метро, проверяю адрес, который Джереми прислал мне накануне. Потом быстро нахожу нужную улицу и звоню в домофон. Джереми живет на последнем, шестом этаже красивой многоэтажки. Лифт не работает, и я поднимаюсь пешком. Я сказала Саранье, что мы встречаемся в 8:45 – так есть шанс, что она появится до полудня. В 9:58 я звоню в дверь, молясь, чтобы она уже была на месте. Мне совсем не улыбается перспектива оказаться один на один с неразговорчивым программистом.

– Входи, – говорит Джереми, пропуская меня внутрь.

– Привет…

Джереми в процессе надевания футболки, и я понимаю, что он только что из душа. С каштановых волос стекают капельки воды. С порога открывается вид на гостиную, и Джереми взмахом руки указывает мне на кожаный диван:

– Присаживайся. Прости, мне нужно еще две минуты.

Квартира большая и солнечная. Я вспоминаю, что читала о Джереми в Интернете. Судя по жилью, в деньгах он не нуждается. Остается понять, почему он вложил кучу денег в такой странный стартап, как «ЭверДрим». Сажусь на диван и осматриваюсь вокруг. Книжный шкаф забит комиксами и книгами по программированию с непонятными мне названиями: HTML, CSS, Javascript, Java, C++… Вижу детские рисунки, виниловый проигрыватель, на полу – коробку с пластинками. В воздухе витает слабый запах кофе и сигарет. На деревянном кофейном столике круглые следы от стаканов – видимо, их в спешке убрали поздним вечером. Поборов желание протереть стол, обращаю внимание на беспорядок на полке. Полка заставлена фотографиями, на которых запечатлены Джереми, Зои и молодая белокурая женщина (видимо, мама девочки), одетая в стиле гранж. Эти сделанные в отпуске семейные фотографии буквально излучают радость и детский смех.

Не удержавшись, подхожу к коробке с пластинками, опускаюсь на корточки и просматриваю названия на обложках. Классика: «Нирвана», «Лед Зеппелин», «Роллинг Стоунс»… В следующее мгновение сердце пропускает удар. «Сестры», Скарлетт Смит-Ривьер… Подведенные черным карандашом глаза, платиново-светлые волосы с розовыми прядками, покрытая татуировками рука, которая тянется к небу, чтобы потом ударить по струнам электрогитары, торжествующая улыбка – такая яркая, что могла бы осветить сцену в Мэдисон-сквер-гарден… Горло сжимается от нахлынувших чувств.