Только не Академия темных хранителей (СИ) - Коломеец Елена

— Теоретически, — честно признаю я и представляю, как весь окружающий меня свет собирается в маленькие искорки, те соединяются друг с другом, как будто сворачиваются в обратную сторону и постепенно меркнут. Очень тяжело концентрироваться на таком огромном пространстве, и я представляю, будто втягиваю свет в себя, словно вдыхаю его.

— Я тебя боюсь, — шепчет Эрика, — у тебя глаза светятся.

Мне и самой жутковато. Чувствую, будто меня наполнили легким газом, и я вот-вот взлечу.

— Я не знаю, что это. Но, не бойся, пожалуйста, — я хочу добавить «мне и так плохо», но замолкаю. Еще я не жаловалась.

— Мне кажется, в этом году у нас появился уникальный игрок с уникальной магией, — говорит Райвен, сворачивая щит, — осталось понять, как ей пользоваться.

— Мной не надо пользоваться, меня надо любить, — вырывается у меня. Я понимаю, конечно, что он имел в виду магию, но все равно неприятно. Мало того что я тут чужая и, видимо, никогда не стану своей, они из меня еще какую-то страшилку сделать хотят. — Извините, мне нужно немного отдохнуть.

Говорю, уже уходя с точки, в очередной раз мысленно проклиная этот дурацкий зал без единой скамейки. Какой мудрец так строил, что не присесть. Нахожу у стены уголок с плоским камнем, сажусь и закрываю глаза. Хоть бы никто не подошел, пожалуйста.

— Какая же ты крутая.

Приоткрываю глаза, посмотреть, кто там. Лиам.

— Ага, такая, что скоро на цепь посадят и в углу пристегнут. Я чужая тут. Совсем-совсем одна.

— Ох, Далия, Далия, — он качает головой и смотрит на меня, чуть улыбаясь. — Помнишь, когда тебе было лет пять, вы с родителями приезжали на прием в Кристалл-Холл? Лазурный дворец в горах, у круглого озера? Ты играла в догонялки с мальчишкой, и никак не могла его догнать, рассердилась…

— И швырнула в него заклинание поводка, которое выучила для прогулок с собакой, — ахнула я. — Это ты? Я поверить не могу, это ты? Погоди, погоди… Уилл? Точно, Уилл!

— Я бы попросил! Лорд Уильям Брэндон Баркли младший, — сверкнув глазами, отрапортовал Лиам, целуя мне руку по всем светским канонам — лишь коснувшись воздуха у самой кожи. Так умеют только те, кто годами оттачивает мастерство. — Только не распространяйся особо. Я уже несколько лет, как не пользуюсь этим именем.

— Сознательный выбор?

— Ага. Маменька рыдала, папенька грозился отлучить от дома и забыть мое неблагодарное имя.

— Поэтому ты тогда поддержал меня?

— А то. Считай первое столь близкое общение с девушкой, — смеется он. — Не могу забыть, как ты сидела на мне и орала от восторга.

— А ты орал от обиды и гнева.

— Все равно это было незабываемо, — смеется Лиам. — Ты не одна, Лия. Ты всегда можешь рассчитывать на мою поддержку. Давай будем считать, что я какой-нибудь дальний кузен.

— Спасибо. Это, правда, очень ценно для меня. Очень.

— Тогда пойдем уже. А то твои воздыхатели сейчас испепелят меня взглядами.

— Мои кто?

Лиам только молча кивает на стоящих поодаль Тейта и Райвена.

— Пф, и ты туда же, — фыркаю я.

Он не спорит, только, улыбаясь, смотрит в ответ. И я тоже улыбаюсь, потому что я не одна. И еще из-за какого-то теплого чувства, которое я не могу назвать даже для себя самой.

Остаток тренировки проходит в обычном режиме. Я мало общаюсь с кем-то, просто выполняю то, что говорят. Иду, как автомат, от точки к точке, от луча к лучу. Доходит до того, что я даже не оборачиваюсь, когда открывается очередная ловушка. Все равно от меня там мало что зависит. К окончанию чувствую себя выжатым лимоном и не рада не объятиям Тейта, ни дружеской улыбке Лиама, ни мягкому пожатию ладони от Эрики. Наверное, со стороны я выгляжу сейчас злым, неприятным человеком, но изображать сейчас хорошее настроение у меня нет ни сил, ни желания. Немного даже рада тому, что надо идти на процедуры к Райвену, и можно ни с кем не общаться.

Когда подходит время, он молча берет меня за руку, и мы переносимся в кабинет., где я, так же молча сую пальцы в уже знакомую миску. Закрываю глаза. Представляю, что я маленькая куколка, которую убрали в коробку, и она может отдохнуть. Лишь бы никто не трогал. Лишь бы не надо было изображать любезность. А кому надо? Маменьке и папеньке, как выразился Лиам? Ну им надо, пусть изображают. Я чувствую себя какой-то безвольной щепкой, которую годами тащило течением, бросало от берега к берегу, и вот наконец, впервые я это поняла. Но что делать дальше? Щепка не спорит с течением, она может только покорно позволять себя тащить дальше. Но не щепка! Я человек. И я должна уже понять, чего я хочу. Потому что если не знаешь, куда хочешь дойти, то никогда и не дойдешь.

— Лия? Посмотри на меня.

Райвен сидит за столом, работает с бумагами. Но сейчас он отложил лист и смотрит на меня. Как-то печально и чуть тревожно.

— Да? Простите, я сегодня себя не очень хорошо чувствую.

— Не выспалась?

Он спрашивает без всякого двойного смысла, как мне кажется. Или он все-таки есть? Всматриваюсь в лицо куратора, пытаясь понять, что он имеет в виду. Но там лишь непроницаемая зеркальная тьма.

— Я устала от того, что я не знаю, кто я. Не знаю, чего я на самом деле хочу. Мне кажется, что мир вертит мной, как ребенок своей куклой, а я даже не успеваю осознать что-то, не говоря уже о том, чтобы повлиять. Вот нас учат выбору своего пути, а я даже представления не имею, что может быть за путь у меня. Много других первокурсников, которые прекрасно знают, что они делают. А я… Я, как заблудившийся в чужом доме малыш. Только и делаю, что стучусь в закрытые двери. А когда какая-то открывается, радуюсь, бегу вперед, но только чтобы опять уткнуться в новую закрытую дверь.

Слова льются потоком, и мне, с одной стороны, становится легче, но с другой, я остро ощущаю, как глупо выгляжу с этими пальцами в миске. Жаловаться само по себе унизительно, но, когда ты еще при этом по-дурацки выглядишь, совсем обидно. Когда уже закончится это лечение. Хотя… Я вдруг понимаю, что не хочу, чтобы оно заканчивалось. Я привыкла к этим вечерам с Райвеном, когда мы о чем-то говорим или он рассказывает, а я слушаю. Да даже, когда просто молчим. В этом есть какое-то спокойствие, как будто сидеть у моря или горящего камина.

— Лия, как ты думаешь, как часто представители исконно звездно-магической семьи оказываются в хранителях? И наоборот? — спрашивает Райвен, подходя ко мне.

— Не знаю, — пожимаю плечами и, достав руки, протягиваю к нему, — глупо, но я думала, что я вообще первая.

— В этом суть людей — думать, что они первые и единственные, а их проблемы уникальны, — хмыкает он, оборачивая мои руки и промакивая проводящую жидкость. — Ты не обижайся на эти слова, это правда жизни, не на что тут обижаться, все мы такие. Только это не такая уж редкость. А вот то, что ты как-то смогла совместить в себе тьму и свет, это уникальный дар.

Он убирает полотенце и осматривает мои пальцы, как делает каждый раз после процедуры. Мне приятны эти аккуратные, бережные касания. И я больше не шарахаюсь от него, как в первый день, хотя все-таки мне неловко.

— Мне кажется, ты практически восстановилась, — говорит он, снимая с моих ладоней проводки, — и наши сеансы можно прекратить.

— Нет, — вырывается у меня раньше, чем я успеваю подумать, что говорю.

13. Откровение

Райвен смотрит на меня так долго, что мне становится неловко. Я пытаюсь, если не для него, то хотя бы для себя найти объяснение такой реакции.

— Я просто думаю, что пальцы — это же очень важно. Нужно дождаться полного восстановления.

Он молча сворачивает проводки, убирает их вместе с артефактом, создающим молнии, в коробку. Ставит его на полку. Каждое движение четкое и выверенное, он делает все с такой тщательностью, как будто это не просто коробка, а хрустальный саркофаг. Молчание затягивается, и я понимаю, что сказала больше, чем следовало. Что вообще не стоило спорить, и теперь не знаю, будет лучше извиниться или промолчать, чтобы не сделать еще хуже. Убрав коробку, Райвен расправляет полотенце и вешает на спинку стула, разгладив складки. И, наконец, поворачивается ко мне.