Император Пограничья 7 (СИ) - Астахов Евгений Евгеньевич

— Кто… кто вы, барин? — прошептала она дрожащим голосом.

Я сделал глубокий вдох, стараясь унять бушующую в крови ярость.

— Я боярин Платонов, воевода острога Угрюм, — ответил как можно спокойнее. — И обещаю вам — те, кто устроил эту мерзость, заплатят за всё. За каждую украденную жизнь, за каждую развеянную надежду.

Толпа зашевелилась. Молодая женщина прижимала к себе двоих детей, мужчина средних лет поддерживал старика, который едва держался на ногах. Все они смотрели на меня со смесью страха и робкой веры в лучшее.

— Барин, мы заплатили… нам обещали… — начал кто-то.

— Знаю, — кивнул я. — Вас обманули. Ограбили и привезли сюда умирать. Но это закончилось. Я предлагаю вам отправиться со мной в Угрюм. Это далеко от города, но там вы будете в безопасности. Клянусь именем своего отца, никто не станет требовать с вас денег за право жить. Только честный труд в обмен на защиту и кров.

Повисла тишина. Потом из толпы раздался горький смех.

— И почему мы должны вам верить? — спросил бородатый мужчина, сжимая кулаки. — Нам уже обещали безопасность. Видите, чем это закончилось?

Я не стал спорить. Их недоверие было оправданным — после такого предательства поверить кому-либо становилось почти невозможно.

— Не должны, — согласился я. — И я никого не заставляю. Кто хочет — может вернуться к городским стенам, попытаться пробраться внутрь. Кто готов рискнуть и поверить мне — добро пожаловать в Угрюм. Решайте сами.

Люди переглядывались, перешёптывались. Старуха в шали первой шагнула вперёд.

— Я пойду с вами, барин. Всё равно терять больше нечего.

За ней потянулись другие — женщина с детьми, несколько стариков, двое молодых парней. Всего человек пятнадцать из тридцати. Остальные отступили, качая головами.

— Мы попробуем в городе, — сказал бородатый мужчина. — Может, найдём другой способ…

Я не стал их переубеждать. Каждый имел право на собственный выбор, даже если этот выбор вёл в никуда.

Вдалеке послышался шум моторов. Вскоре к карьеру подъехали три полицейские машины. Из первой выскочил Трофимов, оглядел кровавую сцену и тяжело вздохнул.

— Вы опоздали, — сообщил я очевидное.

— Вижу, — кивнул он, доставая магофон. — Зато вы успели. Боярин, тут такое дело… Его Светлость желает с вами немедленно поговорить.

С интересом я взял артефакт и поднёс к уху.

Глава 9

Князь Оболенский стоял у окна своего кабинета, глядя на вечерний Сергиев Посад. Огни города отражались в его глазах, но мысли правителя были далеки от умиротворённой картины за окном. В руке он сжимал магофон, двадцать минут назад принявший доклад Трофимова.

Массовые убийства. Десятки трупов, предположительно спрятанных в старом карьере. Коррупционная схема, в которую вовлечены не просто отдельные мздоимцы, а целые подразделения его администрации. И во главе всего — боярин Никон Уваров, его собственный чиновник, знатный вельможа, обменявший честь на золото.

Матвей Филатович медленно опустился в кресло, продолжая сжимать магофон так, что побелели костяшки пальцев. Холодная ярость клокотала в груди, но внешне князь оставался спокоен. Годы правления научили его не показывать эмоций даже наедине с собой.

Сколько лет он выстраивал эту систему? Сколько сил потратил на создание работающей вертикали власти? И вот результат — колосс на глиняных ногах… Гнилая структура, пронизанная коррупцией сверху донизу. Начиная от шпиона Червоненко, который под чужим именем проник в его собственную канцелярию, и заканчивая массовыми убийствами беженцев ради наживы.

Князь вспомнил, как Червоненко предпочёл покончить с собой, проглотив замаскированную капсулу с ядом, лишь бы избежать расширенных методов допроса. По крайней мере, у врага хватило чести умереть достойно. А его собственные люди? Убивают беззащитных стариков и детей за горсть монет. Мерзость и гнусь!

Оболенский поднялся и подошёл к шкафу с документами. Вытащил папку с отчётами городской управы за последний квартал. Пролистал — всё гладко, всё прекрасно. Преступность снижается, доходы растут, население довольно. Ложь. Всё это — тщательно выверенная ложь, скрывающая истинное положение дел.

Где были его ревизоры? Те, кто должен был следить за чиновниками? Купленные. Или просто предпочитающие не замечать очевидного, лишь бы не портить отношения с влиятельными семьями.

Князь усмехнулся. Влиятельные семьи… Уваровы считались одной из опор его княжества. Торговцы оружием, щедрые спонсоры городских мероприятий, уважаемые члены общества. А по факту — обычные убийцы, прикрывающиеся титулами и деньгами.

Государь мог понять, когда чиновник брал взятку за ускорение оформления документов или закрывал глаза на мелкие нарушения. Это было неправильно, но объяснимо человеческой слабостью. Но убивать беззащитных людей? Выстраивать в ряд тех, кто отдал последние гроши в надежде на спасение, и расстреливать как скот?

Оболенский закрыл глаза, чувствуя подступающую тошноту. Он помнил лица беженцев у городских стен. Измождённые, испуганные, но всё ещё надеющиеся. И кто-то из его подчинённых смотрел на эти лица и видел только источник дохода. Живой товар, который можно обобрать и утилизировать.

А ведь эти люди оказались в руках убийц именно потому, что он закрыл город. Его решение — логичное, обоснованное, единственно возможное в сложившихся непреодолимых обстоятельствах — заставило отчаявшихся людей хвататься за любую соломинку. Они готовы были поверить любым обещаниям, отдать последние деньги за призрачную шанс защититься от Гона высокими стенами. И его подчинённые, прикрываясь его же властью, превратили эту отчаянную надежду в смертельную ловушку.

Это было не просто преступление против закона. Это было преступление против самой человечности. И совершали его не какие-то отморозки с большой дороги, а люди с титулами, в мундирах, с полномочиями, данными им княжеской властью. Его властью.

Его вина… Ему и исправлять содеянное. Главное, подобрать правильный инструмент…

Матвей Филатович набрал номер Трофимова. Не стоит звонить Платонову напрямую — лишние связи ни к чему. Да и давать свой личный номер какому-то воеводе из Пограничья… Нет, пусть даже этот воевода раскрыл больше преступлений за несколько месяцев, чем весь его сыскной приказ за год.

— Володя, — произнёс князь, услышав голос подчинённого. — Ты уже на месте? Он там? Ясно. Тогда дай ему трубку.

Пауза, шорох, и вот уже в трубке звучит спокойный голос воеводы:

— Слушаю, Ваша Светлость.

Оболенский помолчал, подбирая слова. Прямо говорить было нельзя, но намёк должен быть достаточно ясным.

— Боярин, благодарю за оперативные действия. Масштаб вскрытых преступлений… впечатляет. И огорчает одновременно.

— Понимаю. Гниль пустила глубокие корни.

Умный человек. Понимает с полуслова.

Оболенский сделал паузу, обдумывая, как лучше донести свою мысль. Если он прикажет своей армии арестовать или ликвидировать целый знатный род, другие аристократические семьи воспримут это как угрозу. Сегодня Уваровы, завтра — кто? Начнутся тайные сговоры, попытки объединиться против князя, рост политического напряжения. В преддверии Гона это было бы катастрофой. Город должен встретить угрозу единым, а не расколотым внутренними противоречиями.

Но если Уваровы падут от руки приезжего воеводы… Это совсем другое дело. Личный конфликт, трагическое стечение обстоятельств. Князь сможет выразить сожаление, провести расследование, которое, разумеется, подтвердит виновность погибших, и закрыть дело. Другие роды увидят в этом не угрозу системе, а наказание конкретных преступников.

— Видите ли, боярин, — продолжил князь, разглядывая огни города за окном, — иногда приходится принимать непростые решения. Когда болезнь зашла слишком далеко, остаётся только ампутация. Но вот незадача — хирургу сложно оперировать самого себя.

Пауза. Князь почти физически ощущал, как на другом конце провода Прохор обдумывает его слова.