Дочери Волхова (СИ) - Дворецкая Елизавета Алексеевна

Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 77

– Вот кощунник-то! Святобор обзавидовался, поди? – Ранята толкнул локтем сидевшего рядом волхва.

Но люди вокруг если и улыбнулись при этих словах, то как-то неуверенно, душой и мыслями еще находясь там, в далеких землях, в чудесной горе, где стены увешаны шелковыми рубахами и где живут прекрасные девушки-колдуньи…

– А у моего дяди по матери, Хермода хёвдинга, был волшебный синий плащ, который раз в год, во время йольского пира, изрекал пророчества, да еще в стихах, – продолжал Одд. – Конечно, стихи были не очень-то складные, все-таки это только плащ, но его пророчества всегда сбывались, поэтому он считается величайшим сокровищем.

– А тебе он что-нибудь предрекал? – спросила Яромила.

– Я не люблю пророчеств и предсказаний, – ответил Одд, глядя ей в глаза. – Моя жизнь в руках богов, и ничего не изменится от того, знаю я свою судьбу заранее или не знаю.

– Многие люди в Северных странах думают иначе, – заметил Вологор. – Я слышал, как говорят, что человек сам принимает решение, которое закладывает основы его судьбы.

– Для иных людей это верно. Но есть люди, через которых сами боги осуществляют среди людей свою волю.

– И ты из таких? – прямо спросила Яромила.

– Да. – Одд кивнул. – Но ведь и ты, Йармиль, из таких. Ты ведь знала об этом?

– Это верно. – Яромила кивнула.

С двенадцати лет она воплощала богиню Лелю в весенних обрядах и возглавляла девичью стаю все остальное время года. Но с появлением здесь Одда Хельги что-то изменилось, и в самой себе Яромила отчетливо ощущала перемены: с того мгновения как она впервые его увидела, как впервые прикоснулась к его руке, она стала по-иному воспринимать мир. Силы земли, обычно разделенные на неисчислимое множество нитей, теперь свивались в одну нить, которая проходила через само ее сердце. Не нужны стали обряды и заклинательные песни – ей достаточно было подумать об этом, чтобы взглянуть на мир глазами богини. Яромила ощущала скорбь по каждому из ладожан, погибших в первом столкновении с Игволодом, и горевала о своем брате и прочих родичах не больше и не меньше, чем обо всех прочих. Все словене стали ее родней, но при этом она всем существом своим знала, что на смену погибшим придут новые люди, и это нужно для того, чтобы мир не застаивался в неподвижности, а непрерывно обновлялся. Она жила как обычно – хлопотала по хозяйству, занималась повседневными делами и внешне оставалась прежней, – но сквозь очертания привычного мира Яви смотрела в Закрадье. И эта жизнь, протекающая словно бы сразу в двух мирах, казалась ей естественной, будто так и полагалось.

– Я знала, – добавила Яромила, глядя ему в глаза. – Знала даже больше. Я с детства знала, что, если Волхов-батюшка пойдет назад и будет идти семь дней, – это значит, что он зовет меня к себе и мне пора уйти к нему.

– Почему именно ты? Потому что ты самая красивая дева в Альдейгье?

– Не только поэтому. Род моей матери первым из людей словенского языка пришел на эту землю, и это благословение передается старшей дочери…

Люди уже разошлись, легли спать прямо на земле, завернувшись в плащи с головой, чтобы не мучили комары, а Яромила и Одд все сидели вдвоем у костра и тихонько разговаривали, чтобы не тревожить спящих. Домагость давно загнал Дивляну в шатер и велел братьям ложиться там с ней, якобы для тепла, а на самом деле – чтобы Вольга как-нибудь не пробрался.

Но отправлять спать Яромилу или мешать ей беседовать с варяжским князем ему и в голову не приходило. В благоразумии старшей дочери он был полностью уверен, Одд держался почтительно и руками к ней не лез, а еще… Домагостя не оставляло смутное ощущение, что устами этих двоих сами боги ведут тайный разговор – бог Высокого Пламени из далекой северной страны и богиня Леля, принимающая на своей земле этого удивительного гостя.

Они сидели вдвоем в светлой летней ночи, обмениваясь родовыми преданиями, и Яромила не могла отделаться от ощущения, что за всем этим стоит нечто гораздо более важное, чем кажется на первый взгляд.

– Даже и не знаю, жили ль мы когда-нибудь спокойно, – говорила она, подразумевая даже не себя и свою семью, а всех людей словенского языка на этой земле, начиная от древнего пращура Любоша. – С тех пор как варяжские гости сюда дорожку через море проложили, наш покой и кончился. Есть от варягов и польза – мастера у вас умелые, купцы богатые, кощунники мудрые… – Она улыбнулась, намекая на его удивительные истории, которых, похоже, у Одда имелся неисчерпаемый запас.

– Это еще не все. – Он понял намек и тоже улыбнулся. – Я еще не рассказал тебе о моей кормилице, принимавшей роды у жены ютула, и о свадебном платье моей сестры, которое у нее однажды одолжила хулдра. А еще с моим братом Олейвом был случай… Но об этом лучше в другой раз. Я понял, что ты хочешь сказать. Мне известно, что северных людей здесь не слишком любят даже те, кто сам ведет от них свой род. Это нетрудно понять. Люди с Севера приносят на вашу землю слишком много беспокойства. Но ты знаешь, как раньше жили боги?

Поселилися асы в полях Идавалльра,

Во дворах веселились, играли в тавлеи,

Водилось тогда у них золота вдоволь.

Пока не явились три вещие девы,

Из земли исполинов могучие гостьи. 14

– Я не поняла. – Для Яромилы строки из песни на древнем языке были слишком трудны.

– Песнь говорит о том, что когда-то прежде боги жили без забот и хода времени для них не было: за одним веселым беспечальным днем приходил другой веселый беспечальный день, вернее, не другой, а все тот же. Они проживали в веселье неизменно повторявшийся день, и даже нельзя сказать, сколько это продолжалось, потому что времени не было совсем. А потом появились три норны, три вещие девы, чьи имена Урд – Прошлое, Верданди – Настоящее и Скульд – Будущее. Вместе с ними к богам пришло само время. Теперь с каждым рассветом начинался уже новый день, все стало меняться, ведь живое не может оставаться неизменным, оно подобно луне – либо растет, либо старится. А то, что движется, рано или поздно приходит к своему концу – так боги узнали о том, что впереди их ждет неизбежное Затмение Богов. А следом за ним – новое возрождении. Так и мы. До того как появились мы, северные люди, вы, словены, жили, как боги до прихода норн, и для вас ничего не менялось. Мы принесли вам перемены и отняли покой. Но тот, кто идет вперед, в конце концов приобретает гораздо больше, чем тот, кто сидит на месте.

– Но и теряет больше.

– Да. Но разве оно того не стоит?

Одд придвинулся к ней ближе и заглянул в глаза. И на какой-то долгий миг Яромила забыла, о чем они говорили: ей так нравилось смотреть ему в глаза, что это было важнее, чем все на свете разговоры.

– А что же хочешь найти ты? – еле слышно спросила она.

Одд не знал, что ответить. Где-то далеко остались горы Северного пути – горы, упирающиеся черными головами в облака, горы, по туманным склонам которых бродят великаны, легко различимые в серой мгле. Как и каждый, рожденный в норвежских фьордах, Одд с детства привык смотреть на землю и море с высоты, и от этого он сам себе казался огромным и сильным, как те великаны. Возможно, поэтому сыновей Северного пути всегда тянет из дома – когда видишь перед собой так много земли, усидеть на одном месте просто невозможно. С юных лет его вела по морям неутолимая жажда перемен, открытий и завоеваний, он хотел обойти весь мир и таким образом завладеть им.

Но этого он не мог сказать деве, богине-покровительнице новой для него земли. Потому что чувствовал: еще немного – и он будет думать не о том, как завоевать что-то, а о том, как сохранить самого себя и свою свободу. Она была слишком красива – ее белое лицо с ясными чертами, тонкие брови с легким надломом, серо-голубые сияющие глаза, яркие сладкие губы, огненно-золотистые волосы с легкими кудряшками надо лбом… Казалось, в них горит то самое пламя, что вело его через ночные бескрайние моря. Когда он смотрел на нее, особенно вот так, вблизи, мысли о дальних дорогах исчезали… Ее красота обещала блаженство, от которого не захочешь уходить.