Тайны митрополита - Ремер Михаил

Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 60

– Что? – встряхнув головой в попытке прогнать наваждение, посмотрел на хозяина Булыцкий.

– Почивать, – улыбнулся в ответ тот. Затылок налился свинцовой тяжестью, веки предательски слиплись, и трудовик уснул.

Открыв глаза, Николай Сергеевич судорожно подскочил на ноги, ошарашенно озираясь по сторонам. Он лежал на топчане, рядом посапывал Милован, в очаге тлели угли, наполняя утлую землянку зыбким теплом. Прямо рядом с убогим ложем стоял небольшой горшок со свежеприготовленной кашей, но сама лачуга была пуста: ни старика, ни мальцов нигде не было. Почесав затылок, пенсионер спустил ноги на пол и поднялся. Удивительно, но ни от вчерашней усталости, ни от хвори не осталось и следа.

– Вот чудно. – Николай Сергеевич почесал затылок.

– А, Никола, где мы? – проснулся Милован. – Хозяин, дому мир твоему, – окликнул тот старика.

– Нет его.

– Вышел, что ли? А мальцы где?

– На дворе, может, – Булыцкий пожал плечами. – Сам как?

– На дворе? Все разом? Навряд ли, – задумался тот. – А кашля-то и нет, – прислушавшись к ощущениям, добавил он.

– Отвар, что ли? – в свою очередь удивился трудовик. – Так не от того вроде был. Эй, мил-человек, хозяин добрый, ты хоть, звать как тебя, скажи! – снова выкрикнул он. В ответ – тишина. Ни одной живой души не отозвалось в ответ. – Во дела! – поразился преподаватель. – Как испарились.

– Чего сделали?

– Ушли… – Пришелец задумчиво посмотрел на заботливо подготовленный завтрак и пару плошек с деревянными ложками. – А как – отрава какая? – подозрительно поглядывая то на товарища, то на содержимое посудины, скорее сам с собой разговаривал он.

– То вряд ли, – рассудительно заметил Милован. – Хотел бы сгубить, так еще давеча управился бы.

– Твоя правда, – согласился пенсионер. – Есть будешь? – и, особенно не дожидаясь ответа, быстро раскидал толченую бурду по предусмотрительно оставленным хозяевами плошкам. – А ведь вкусно, – осторожно лизнув содержимого плошки своей, поднял он голову. – Милован, отведай.

Товарищ не заставил просить дважды. Вначале, конечно, поморщился, хотя вроде к еде такой попривычней, чем Булыцкий должен был быть, но все-таки и его смутил вид бурды. Но то – вначале. А как отведал, так быстро смолотил порцию свою.

Покончив с завтраком, начали решать, а что дальше? По-хорошему следовало бы дождаться хозяев, чтобы отблагодарить за прием теплый да завтрак. Однако и времени не было совсем. Милован вон как на иголках был: извелся совсем. Видать, худо совсем князю было. Порешили в итоге так: малость подождут, пока не рассветет, а потом с Богом и – в путь. Придут хозяева, в чем оба сомневались, – ладно. Нет, – оставят что-нибудь в благодарность, и своей дорогой отправятся. Раз так, то, подбросив в очаг веток, уселись поближе к огню и, задумавшись каждый о своем, принялись ждать. Расслабившись и пригревшись, Николай Сергеевич погрузился в дрему, из которой его бесцеремонно вырвал взбудораженный Милован.

– Проснись, Никола! Проснись! – тормошил он товарища.

– А? Чего? – всполошился пенсионер.

– Слушай! – приложив указательный палец к губам, прошипел бородач.

Николай Сергеевич замолчал и прислушался.

– Ну, и чего там? – ничего не услыхав, обратился он к товарищу.

– Тихо ты! – цыкнул тот в ответ. В этот же самый момент до слуха пенсионера донеслись чьи-то отчаянные вопли, крики и свисты.

– Бежим! – Разом похватав топоры, те ринулись к двери, но тут же рассыпались в проклятьях и ругани, буквально впечатавшись в подпертую снаружи дверку.

– Таки сгубить задумал! – яростно пиная неказистое препятствие, прорычал пенсионер. – Откуда она вообще взялась?!

– Как в гробу заколочены, – прошипел в ответ его верный товарищ. – А ну, Никола, навались!

Мужчины с размаху попытались вынести преграду, однако та, жалобно скрипнув, все же выдержала.

– У, нора крысиная! – в сердцах выпалил преподаватель, матеря и крохотную, – едва головой не подпирал потолок, – землянку, и дверку низенькую, невесть откуда взявшуюся! Ведь готов был поклясться пенсионер: вчера вечером дверь тряпкой грубой завешана была! И вроде преграда – не преграда, а тут тебе ни замахнуться как следует, ни плечом высадить! Как дети, в ловушку угодили.

– Ну-ка, Никола, поднатужься. – Найдя-таки щель, Милован просунул в нее носок топора и теперь пытался сдвинуть одну из досок, навалившись на нее всем своим весом. Та, натужно скрипя, все-таки держалась, но было видно: еще чуть-чуть… С рыком бросился пенсионер на помощь, и деревяшка с противным скрипом треснула. – А ну дай! – Схватив топор, дружинник точным ударом расколол ее на две части. – Вот же, шельма! – орудуя инструментом и разрубая две поперечины, удерживающие дверь, зло выругался он. – Давай, Никола, не отставай! Ох, покалечу душегуба, как встречу! – Едва дверь рухнула, Милован ринулся вперед. Не помня себя от злости, пенсионер рванул следом.

Шум уже стих, и теперь лишь протяжный вой шавки указывал направление, выводя товарищей к той самой полянке, где еще вчера располагался купеческий караван.

– Стой! – уже ближе к окраине прилеска остановил друга Милован. – Тихо!

Припав к самой земле, путники принялись напряженно вглядываться, пытаясь понять, а что же произошло на поляне.

Их застали врасплох. Когда, не ожидая ничего худого, все еще кутались в шубы да рогожки да потихоньку стекались к костру. Огромный чан, в котором кошевой заводил утренний харч, теперь неуклюже валялся между двумя бревнами. Расплескавшееся его содержимое погасило огонь, и от кострища теперь в небо поднимался плотный столб белого пара. Посреди поляны увядшим бутоном осела палатка, по всей поляне тут и там, в нелепых позах валялись тела убитых купцов. Чуть в стороне к могучему дубу был прибит копьем тот самый мужик, что еще вчера гнал прочь Булыцкого с его товарищем. У его истерзанного, изжаленного стрелами тела, жалобно скуля, сидела мохнатая дворняжка. Задрав морду к небу, она жалобно отпевала своего хозяина.

– Ну, дела, – прошипел Милован, напряженно огладывая место побоища.

– Лихие?

– Мне почем знать-то?! – огрызнулся в ответ тот. – Пошли! – убедившись, наконец, в отсутствии опасности, махнул дружинник, и товарищи, пригибаясь, вышли к убитым.

Атаковали на стыке суток: когда ночное напряжение уже отступает, и караульных накрывает утренняя волна усталости вперемешку с сонливостью, вооруженный отряд вылетел из лесу и с ходу набросился на еще не очухавшихся торговцев, устроив настоящую резню. Не пощадили никого. Пара человек в исподнем, упав на колени, наверняка молили о пощаде, но дерзкие всадники, не сбавляя ходу, порассекали черепа да пронзили их копьями. Еще трое, воспользовавшись суматохой, попытались утечь в лес, но их в спины ужалило сразу по нескольку стрел, прервав бег несчастных. И лишь здоровяк, сообразив, что происходит, успел схватить оглоблю, и, яростно ею орудуя, ринулся в бой, прежде чем его самого настигла пущенная чьей-то твердой рукой стрела. Потеряв равновесие, тот, видимо, сделав несколько шагов назад, упершись спиной в ствол древнего дуба, к которому его и пригвоздило черное копье, прервав на полувдохе жизнь. То ли со злобы за сбитых, то ли для верности, а может, и забавы ради, нападавшие выпустили в него еще восемь стрел, – раны от их укусов уже не кровили. Мертв был тогда уже. Широко раскрытые пронзительно-голубые глаза с удивлением глядели на место недавнего побоища, словно до сих пор не веря в то, что произошло.

– Спасибо тебе, – Милован подошел к убитому и, положив ладонь на лоб, закрыл его глаза. – Уберег от беды, – затем, словно проснувшись, распахнул ворот рубахи и, взяв в руки нательный крест, повертел его перед глазами. – Вторуша, – прочитал он выбитое на нем имя. – Свечку поставим, отпоют душу твою. Отмается.

Поднявшись на ноги, дружинник принялся осматривать поляну. Сначала – пятачок рядом с распластанным купцом.

– Не лихие, – мотнул он головой.

– Чего говоришь?

– Того, что не лихие. На лошаденках были. Скорее, соседних князей или пришлая дружина. Или те, вчерашние, – задумчиво огляделся по сторонам ратных дел мастер. – Мож, упомнишь чего, Никола, а? Кто там еще на земли московские повадился?

Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 60