Император Пограничья 1 (СИ) - Астахов Евгений Евгеньевич

А вслед за собой Угрюмиха утянет и ссыльного воеводу. Добиться от этого медвежьего угла хоть какого-то толка куда более нереально, нежели добыть алебарду из воздуха.

Через десять минут, сидя на крыльце и прихлёбывая душистый напиток, я размышлял о превратностях судьбы, забросившей меня в это захолустье. Золотистый мёд таял на языке, вливая в тело новые силы. Горячее молоко дарило чувство покоя.

В голове промелькнула отвлечённая мысль. Нужно будет достать ещё соли и побольше. Почти всё, что собрал Захар по селу, ушло на ритуал и подготовку к нему. В противном случае, есть нам предстоит исключительно пресную еду и, учитывая, «мастерство» Василисы на кухне, жизнь моя станет совершенно невыносимой.

Ближайший час я решил посвятить отдыху. Прислушиваясь к организму, я чувствовал, как усвоенная сила постепенно становится частью меня. Захар хлопотал рядом, подавая то одно, то другое.

Его присутствие действовало умиротворяюще. Было приятно осознавать, что рядом есть человек, на которого можно положиться.

Пока я пил молоко с мёдом, слуга присел рядом на крыльцо и начал рассказывать о жителях деревни. Старик оказался на редкость наблюдательным, за день успел многое подметить.

— Кузнец Фрол — первый после старосты человек. Силён, хоть и туповат. За ним обычно треть деревни идёт. Потом Степан-мельник, у него своя шайка. Ещё плотник Михей, тоже с людьми.

Я задумчиво кивнул. Такое распределение сил было вполне ожидаемо — ремесленники всегда имеют влияние в небольших поселениях.

— А что со стариками? Кого слушают?

— Есть тут один, Петрович. Бывший учитель, говорят, из Владимира сбежал. К его словам прислушиваются, хоть он в дела особо не лезет. Ещё бабка Агафья — знахарка. К ней все ходят, когда прижмёт.

Захар помолчал, почёсывая затылок.

— Молодёжь вся к старосте тянется — он им обещает, что деревню поднимет, наладит добычу Реликтов, с разбойниками справится. Только где уж там… Савелий хоть и не глуп, да труслив больно стал особенно после того, как на охоте его едва не прибили и руку набекрень свернули. Чуть что — в нору прячется.

Я усмехнулся. Картина вырисовывалась любопытная. Три ремесленника со своими людьми, мудрец, знахарка и староста, пытающийся усидеть между всеми, да ещё и гнущий свою линию.

После моей прежней жизни — политика уровня детской песочницы. А с другой стороны, привыкнув в масштабам Империи, как бы мне не переломать тут всё, словно слону в посудной лавке.

Переубивать всех несогласных много ума не надо. А новых людей я откуда возьму? Их сюда никакими обещаниями не заманишь. В этом положении каждая пара рук на счету, даже поломанных как у старосты.

Всех их требуется поставить на службу роду Платоновых, да не за страх, а за совесть. Чтобы выгоду свою понимали и верными были.

— А что насчёт охотников? Кроме Бориса есть кто толковый?

— Есть пятеро. Но они больше сами по себе, друг с другом только ходят. На общие сходы редко являются, разве что когда совсем припрёт. Живут на отшибе деревни.

Это тоже было неудивительно. Охотники везде держатся особняком — их ремесло требует независимости.

— Значит, всего три силы, — подытожил я. — Ремесленники, староста и охотники. А простые крестьяне?

— Их мало совсем, — вздохнул Захар. — Земли тут не шибко плодородные, да и Бездушные мешают. С полями не разгуляешься, зерно покупное всё. Больше на огородах живут. Картошка, капуста, репа — вот и весь урожай.

Я встал, разминая затёкшие мышцы. Информация была полезной. Теперь я лучше понимал, с чем имею дело. Деревня держалась на добыче Реликтов и Эссенции, а не на сельском хозяйстве. Это объясняло и малое число женщин — такой промысел не для них.

— Спасибо, Захар, — я положил руку на плечо старика. — Ты мне очень помог.

— Да чего уж там боярин, — поначалу смутился он, а после вдруг как-то горделиво выправился и по-военному выпалил, — рад стараться!

Усмехаясь его рвению, я накинул на плечи куртку и отправился в деревню.

Настало время побеседовать по душам со старостой.

Глава 12

Прошлой ночью

Сержант Могилевский расхаживал по горнице, то и дело бросая обеспокоенные взгляды в сторону окна. На душе у него было тревожно. Приказ графа Сабурова расквартировать отряд на противоположном конце деревни, вдали от нового воеводы, казался ему не просто странным, а откровенно подозрительным.

С самого начала их миссия по сопровождению опального боярина отдавала какой-то недосказанностью. Слишком уж обтекаемо звучало поручение — доставить Платонова в Угрюмиху живым и невредимым, а дальше пусть сам разбирается. Никакой конкретики, никаких чётких инструкций на случай непредвиденных обстоятельств.

А ведь обстоятельства были более чем непредвиденными. Чего стоила одна только стычка с Бездушными по дороге! Тогда Демид увидел самого боярина в бою, а не только последствия его победы над каторжниками. Сержанта поразило то, как держался в бою их подопечный. Вместо того чтобы укрыться за спинами охраны, как поступил бы любой нормальный аристократ, Прохор ринулся в самую гущу сражения. Орудуя вначале копьём, а потом и молотом он сокрушил уродливую тварь. Действовал грамотно и уверенно. Без малейшего страха.

Тогда-то Могилевский и проникся к нему невольным уважением. Не каждый день встретишь боярина, который не гнушается сражаться плечом к плечу с простыми бойцами. Да и на привычного столичного хлыща Платонов походил мало — скорее уж на закалённого в боях воина, чей клинок не раз обагрялся кровью врагов.

И вот теперь этот необычный человек остался в своём доме без охраны и защиты в компании лишь молодой девушки да старика-слуги. Могилевский не обманывался насчёт намерений… Угрюмцев?.. Угрюмичей?.. Угрюмихцев?.. Тьфу ты, не деревня, а чёрт-те что, язык сломишь! Слишком уж злобные взгляды кидали они на воеводу, слишком явно звучала в голосах затаённая ненависть. Стоило Платонову хоть на миг ослабить бдительность, и его попытаются убить, в этом сержант не сомневался.

— Нехорошо это, ой нехорошо, — пробормотал он, в очередной раз меряя шагами комнату. — Бросили боярина на растерзание, как овцу волкам. Не по-людски это.

— Да брось ты, Демид Степанович! — отозвался один из подчинённых. — Чай, не маленький наш воевода. Ты ж сам видел, как он Бездушного приголубил. Уж с деревенскими-то справится.

— Тьфу на тебя, дурень! — рассердился Могилевский. — Бездушный — он тварь безмозглая, на кусок мяса кидается. А селяне — они хитрые, исподтишка ударят.

Собеседник примолк, обдумывая сказанное. Видно было, что и его начали одолевать сомнения. Остальные бойцы тоже призадумались. В горнице повисла тягостная тишина, лишь потрескивали в печи дрова да завывал на дворе ветер.

К тому же чуяло сержантское сердце, неспроста граф приказал им отдельно заселиться. Больно уж складно всё получалось: и от казни боярин чудом ушёл, и воеводой недолго пробудет. Сделают селяне всю грязную работу за Сабурова…

Могилевский вздохнул и подошёл к окну, вглядываясь в ночную темень. Где-то там, на другом краю Угрюмихи, в старом доме воеводы остался их подопечный. Один против целой деревни, полной недоброжелателей. Устоит ли? Хватит ли сил и умений?

«Эх, Прохор Игнатьевич, свалился же ты на мою голову!.., — подумал сержант со смесью сочувствия и невольного раздражения. — Ну да ладно, коли судьба привела тебя сюда, стало быть, для чего-то ты ей сдался. Держись там, боярин. А мы уж по мере сил поспособствуем, если сможем…».

С этими мыслями Могилевский отошёл от окна и принялся устраиваться на ночлег. Что-то подсказывало ему — спать сегодня придётся вполглаза. Мало ли какая весть с дальнего конца Угрюмихи прилетит. Надо быть готовым ко всему.

Я шагал по заметённой улице, оставляя за собой цепочку следов на грязном, утоптанном десятками ног снегу. Из труб изб тянулись к небу струйки дыма, там и сям слышались голоса и скрип калиток. Люди спешили по своим делам, то и дело бросая на меня настороженные, опасливые взгляды.