Перековка. Перевернутое Небо (СИ) - Игнатов Михаил

Но я за миг преодолел более чем две сотни шагов. Как?

— С-старший, — Кавий тем временем почти справился с испугом и заиканием. — Позвольте этому ничтожному…

А вот тут мне вновь пришлось стиснуть зубы, давя новую вспышку злости. Дарсов Кавий, сам ведь ищет на свою голову и своё сердце проблем.

Прозрение у него действовало хорошо — заткнулся в тот же миг и продолжил только тогда, когда я сумел вытеснить из головы мысли о его сердце. Да и выводы сделал на удивление правильные.

— К-как я могу загладить свою вину?

И нет, выводы это не то, что он завёл разговор о вине, а то, что перестал называть себя ничтожным. Глядя на то, как медленно, глазея по сторонам, сходятся внизу мои люди, я насмешливо спросил:

— И что же мне может предложить глава ни… небольшого вольного города? Неужели за эти годы ты разбогател?

— Годы, старший? Простите меня за мою память, но разве мы уже встречались?

Я отвернулся от происходящего внизу и вновь обернулся на Кавия. Разве не ради подобной встречи я восстановил это лицо?

— Года два назад или даже три. Тот год, когда Фатия выиграла на Взвешивании Трав, тот год, когда исчезли Жуки.

Кавий изменился в лице.

— Атрий, — через миг изменился вновь, побледнев и торопливо согнув спину в приветствии. — Старший Атрий, простите, не признал. Да, вы правы, Лунный Свет не стал богаче, но его девушки за это время тоже не стали уродливей. А может быть, вы соскучились по родной еде, старший Атрий?

Я хмыкнул:

— Еда, девушки. Ты бы ещё предложил ваших так называемых монет, жалких осколков духовных камней, — согнав с губ улыбку, я преодолел разделявший нас на мече шаг, оказавшись вплотную к Кавию. — Рождённые Пылью и их… — пришлось на миг стиснуть зубы, давя в себе злость и ненависть, давя в себе чужое слово, — ублюдочные Марионетки. Чтобы и следа от всего этого не осталось в твоём городе, ты понял меня?

Кавий, не смея отвести или опустить взгляд, кивнул:

— П-понял, старший. Два дня и я сложу их головы перед вашим домом.

— Я не собираюсь торчать здесь даже два дня.

— Эм, — растерялся Кавий. — Старший, простите за мою возможную грубость, но, если вы забыли, то сейчас сезон Молниевых Бурь. Он не закончился и не…

Я вскинул брови и спросил:

— Ты считаешь, что они могут мне навредить?

— Простите, старший! — Кавий снова согнулся бы сейчас в поклоне, если бы не боялся врезаться в меня головой. — Простите, что позволил себе усомниться в вас!

— Но ты молодец, что не стал о них молчать.

На самом деле, мне почему-то помнилось, что эти бури, напротив, стихают перед открытием Хребта, и в это время как раз стекаются в вольные города добытчики. Не думаю, что сейчас что-то изменится. Уходя из владений безумного духа, я ничего не менял и отдал приказ продолжать всё по-прежнему. Да и отсветы молний на горизонте я уже видел.

Вспомнив, потребовал:

— Карту.

— Карту, старший? — не понял меня Кавий.

Я изумился:

— Что непонятного? Карту всех окрестных земель мне. За эти годы я подзабыл окрестности.

— Да, старший, сейчас принесут.

Он в тот же миг толкнул от себя мыслеречь, выкликивая какого-то подчинённого.

По большому счёту мне всё уже было неинтересно. Я совершил немало глупостей, которые привели к гибели моих людей, но то, что сейчас произошло за воротами, глупостью не считал. Да, сорвался, да, да, поступил так, как не должен был, но… Лучше всего было бы не заявлять о себе до начала всего задуманного, но и так вышло неплохо.

Я проверил силу местных и узнал, что она осталась ровно такой, какой я её помнил.

Я дал почву слухам: Атрий вернулся, у Тритонов что-то сейчас будет.

Ну а то, что будет совсем не то, что все ожидают, кто виноват в том, что все ждут глупостей?

Раз уж всё случилось, то можно только ещё немного позабавиться и ещё немного запутать этого старикашку Кавия.

С этой мыслью я махнул рукой и шагнул в сторону, где повис в воздухе уже мой меч.

Гадайте теперь, какой звезды я Предводитель и ошибайтесь.

Лететь над городом я не стал, спустился вниз тут же, в ста шагах от схватки у ворот, там, где не было тел, крови и обломков. Внизу меня уже ждали мои спутники.

И если насчёт Пересмешника у меня не было никаких вопросов, то остальных двух я смерил взглядом с ухмылкой.

— Ну как, готовы проверить своё понимание стихии?

Амма не изменила себе:

— Если таков приказ господина.

А вот Тола был на удивление осторожен:

— И как будет проходить проверка?

— Узнаешь, — не стал я открывать правды.

Он хмыкнул, огляделся и словно невзначай заметил:

— Это даже близко не похоже на того младшего, которого мне поручили проверить в Академии. Зато понятно, почему глава Шандри обратил на него внимание. Он не раз и не два повторял мне: магистр должен быть твёрдым, даже жёстким в решениях.

У меня дёрнулась щека, а через вдох я сказал:

— Шандри погиб в Истоке во время битвы за город. На нас напал Повелитель Стихии. Ни Шандри, ни других павших не вернуть, но я убил Повелителя, а из нападавших мало кто успел сдаться.

— Повелитель Стихии, — покачал головой Тола. — Мог ли я когда-то даже подумать о том, что увижу идущих подобной силы? Или о том, что окажусь в Шестом? Что до Шандри… Я понимаю, о чём вы, магистр, хотите мне сказать, но моё сердце давно очерствело. Я сожалею о гибели наставника, но не более. Это хорошо, магистр, потому что у других собратьев вот это, — повёл рукой Тола, обводя место наказания Рождённых Пылью, — могло бы вызвать вопросы, у меня же, убивавшего Дизир, вопросов нет.

Пересмешник возразил:

— Нет у меня никаких вопросов.

— У меча и не должно их быть. Он разит, не задавая вопросов, — твёрдо ответил ему Тола. — Какое ты отношение имеешь к моим собратьям, наёмный меч?

— Я вольный меч, — ухмыльнулся Пересмешник. — Я просто следую за господином вольных, верных и безумных.

Вздохнув, я повёл рукой и предложил, всем:

— Давайте не будем ссориться и забудем о том, что случилось у ворот.

Пересмешник хмыкнул:

— Если господину будет угодно, то самые верные станут и самыми беспамятными.

— Угодно, — немедленно ответил я.

Тола пожал плечами и больше ничего мне не сказал.

Позади осталось уже три улицы, и даже стражники отстали, поэтому люди вокруг совсем не выглядели встревоженными. Они не видели сцены на летающем мече и тем более не слышали криков у ворот. Не так уж и громко там все вопили. Ничего больше во мне не ярилось, да и вокруг не было ничего такого, что казалось бы мне ничтожным. Но не у одного меня могут быть проблемы с сектантами, что бы там мне ни говорил Тола про Дизир и чёрствое сердце.

У меня не так много времени и ничего лучше этого города впереди не будет. Не считая полей и крестьян на них. Поэтому я повёл рукой и спросил Толу:

— Представь, что я ничего не сказал тебе о месте, куда привёл. Ты не знаешь, кто эти люди. Сильно ли они отличаются от соседей Ордена?

Тот поднял бровь:

— А ворота забываем, магистр?

Я скривился, потёр бровь и процедил:

— Забываем.

Тола покачал головой, замолчал на какое-то время, крутя по сторонам головой. Наконец, сказал:

— Не вижу пленных на продажу, не висят отрубленные головы и руки, но вон на том лотке, на соседней улице, лежат на продажу пилюли. Видимо, мой магистр хочет услышать от меня мысль, что внешне у нас никаких отличий и мы никак не выделяемся. Ни внешне, ни по одежде, ни по оружию.

— Хорошо, — кивнул я. — Ещё лучше было бы, если бы больше не пытался говорить обо мне в третьем лице.

Тола на миг заледенел лицом, коротко кивнул:

— Виноват, магистр.

— И не называй меня так в этих землях даже мыслеречью. Ей тоже нужно уметь пользоваться и учиться отмерять ровно столько силы, сколько нужно.