Восьмая шкура Эстер Уайлдинг - Ринглэнд Холли

Проснулась она уже под вечер; на реке сгущались фиолетовые тени. Из ресторана Эстер вернулась прямиком домой. Приняла душ, выпила две растворимые таблетки берокки [48], потом две таблетки парацетамола и провалилась в глубокий сон.

Эстер потянулась, наслаждаясь тем, что головная боль прошла без следа. В висках больше не стучало, зато пробудилась память. Эстер натянула стеганое одеяло на голову и крепко зажмурилась. «Не понимаю, что он, да и все остальные, в ней находят. Психованная». Эстер застонала. Но ведь это правда? Она вспомнила, как бросила учиться после исчезновения Ауры, вспомнила официальные письма из университета, уведомлявшие ее о последнем сроке сдачи работ, – все эти письма она проигнорировала, оставив их без ответа. Вспомнила невыплаченный студенческий кредит. Письма от научного руководителя, которые даже не удосужилась прочитать. Соседей по съемной квартире, которых нашла благодаря Тому и которых бросила, предоставив им выплачивать ее долю аренды. Знал ли об этом Том, когда они встретились на вечере памяти? Конечно, знал; эта мысль была словно удар под дых. И все же он был добр к ней, хотя она совсем не заслуживала его доброты. Да еще и пыталась к нему клеиться. Выражение ужаса на его лице. Дружбу с Томом Эстер тоже безвозвратно погубила.

Эстер отбросила стеганое одеяло и уставилась в потолок. Желудок пронзила острая боль. Она уже не помнила, что́ ела в последний раз.

Она села, спустила ноги с кровати и задумалась, чем бы таким позавтракать.

– Можно подумать, ты чего-то заслуживаешь, – прошептала она. Голод стал настойчивее. Эстер вздохнула, встала и потащилась на кухню.

Потом она сидела в кресле у окна спальни; на тарелке лежал недоеденный сэндвич с помидором и сыром. Прихлебывая чай, Эстер смотрела, как на темном небе восходят звезды. До осеннего равноденствия – несколько суток, скоро ночь станет длиннее дня. Созвездие Лебедя еще не поднялось над горизонтом. Оно появится только утром, но тогда его скроет солнечный свет. На северо-западе низко, прямо под восковым полумесяцем, висели Семь Сестер. К концу месяца они соскользнут за горизонт.

Эстер оглядела безделушки-однодневки, осевшие на подоконнике, – она собирала их во время прогулок весь год жизни на западном побережье: речные камни, засушенные папоротники, береговые улитки, которые от воды приобрели радужные зелено-сиреневые оттенки, высохшая ламинария из песчаного устья. Крошки-талисманы. Доказательства того, что она пережила первый год без Ауры. Но чего ради? Увидь ее сейчас Аура, она не испытала бы ничего, кроме разочарования. Та Аура, которую Эстер знала лучше всего, Аура, какой она была до отъезда в Копенгаген.

– Ра-ра, как мне все исправить? – прошептала Эстер.

Месяц поднимался все выше, его розоватый свет отражался от капота машины Эрин. Глядя на лунный блик, Эрин вспомнила, как они с теткой шагали по берегу. «Не торопись. Почитай дневник. Подумай о нем».

Дневник Ауры был там, где Эстер его оставила: в темноте бардачка. С самого возвращения в Каллиопу Эстер видеть его не хотелось. Но теперь, когда она про него вспомнила, дневник снова будто позвал ее – как когда она тайком вернулась за ним в дом Эрин. Эстер поставила чашку и сходила к машине за дневником.

– Эстер, намечается вечеринка. Ты с нами? – позвал с заднего двора Бен.

«А Бен, ее сосед по общежитию, просто с ума по ней сходит, только и разговоров, какая она знойная женщина».

Мимо поплыли мелодия регги и запахи барбекю.

– Потом, – отозвалась Эстер. Она закрыла дверь своей комнаты, щелкнула выключателем настольной лампы и устроилась у незанавешенного окна. Комната наполнилась неярким лунным светом.

Эстер отпила чая и постаралась дышать ровнее. Провела ладонью по обложке, на которой вскинула меч Ши-Ра, и открыла дневник. Пролистав все, что она уже прочитала, бегло просмотрела оставшиеся фотографии и рисунки, а также строфы, которыми их снабдила Аура.

Эстер провела пальцами по строчкам, написанным рукой Ауры, представляя себе эти слова, но уже на коже сестры. Внутри набух гнев: Фрейя видела татуировки Ауры. А она, Эстер, – нет. Аура ничего ей не сказала. Почему? Сколько Эрин ни писала Ауре – что на телефон, что по электронной почте, – ответа так и не получила. Аура перестала пускать Эстер в свою жизнь, разорвала связь.

Эстер стоит перед запертой дверью Ауры. В руках у нее поднос с завтраком: тосты, намазанные маслом и веджимайтом [49], чашка чая и горшок с голубой фиалкой. Эстер бросилась домой сразу после звонка Джека – лишь затем, чтобы увидеть, как изменилась Аура. Эстер не знала, что думать, но уговаривала себя потерпеть.

Но дни идут один за другим, а дверь Ауры остается закрытой. Джек и Фрейя слоняются по дому, перешептываются в прихожей, сидят на кухне у чайника, обнимая ладонями кофейные чашки. Когда Эстер пытается присоединиться к ним, они меняют тему разговора. Погода. Прилив. Небо. Родители и сестра словно исключили Эстер из своей жизни. Это ощущение столь тягостно, что Эстер начинает гулять по ночам, выпивать в местном пабе, как будто виски и незнакомцы могут излечить боль отвержения.

Точка невозврата оказывается пройденной, когда Аура оставляет Эстер записку. Слишком мало, слишком поздно. Эстер садится в машину и гонит назад, в Нипалуну. Поступок, о котором она будет жалеть до конца своей жизни.

Эстер вытерла глаза и вернулась к третьей фотографии, третьей строчке «Семи шкур» – босой молодой рыбачке с платком на голове. Хрупкие плечи; одна рука на поясе, другая касается горла. Черно-белая ксерокопия (все фотографии и рисунки в этом дневнике были ксерокопиями) все же производила сильное впечатление, особенно свет и тени за спиной у девушки и черты ее лица, отчасти скрытого пятнами патины. Эстер предположила, что некогда бронза была позолоченной, а на этом лице с печальным, мечтательным выражением лежали солнечные блики.

Эстер хотела было перевернуть страницу, как вдруг ее внимание привлекло что-то в самом низу фотографии – что-то, чего она до этого не замечала. Нахмурившись, она всмотрелась в снимок. Настольная лампа мало поправила дело; Эстер встала и включила верхний свет, после чего снова села и стала изучать фотографию.

Внизу снимка оказался водяной знак, полускрытый прозрачным скотчем, которым Аура приклеивала ксерокопии. Зернистая черно-белая печать осложняла задачу.

Эстер выудила из ящика фонарик и для большей четкости направила свет на надпись. Крошечные буквы гласили: «Клара Йоргенсен».

Пошарив в кровати и на полу, среди одежды, Эстер отыскала ноутбук. Потыкала в клавиши. Ничего. Она включила его в сеть и, дожидаясь, когда батарея зарядится хоть немного, успела проклясть всех мыслимых богов.

– Телефон! – вспомнила Эстер. Отодвинув ноутбук, она поискала мобильный. Телефон обнаружился за ночным столиком. Тоже разряженный.

Эстер легла на пол лицом в ковер и какое-то время не шевелилась. Потом ей пришло в голову, что на ковре много чего может быть, и отвращение заставило ее подняться. Ноутбук как раз жизнерадостно зажужжал, и экран ожил. Эстер набросилась на компьютер и дрожащими пальцами напечатала в окошке поисковика: