Машка, или Ключи от счастья - Сурская Людмила

Таран кипел.

— Ты всё сказал? Вот и отлично. Теперь меня послушай. Я Машку люблю, как выяснилось до сумасшествия, а ребёнок вообще завёл мой холостой корабль в гавань, — признался он. — Кончай переживать. Утрясётся всё, поженимся, если она, конечно, простит мою дурь. А за сына, я тебе вообще в ножки поклониться должен. Пришлось бы дундуку усыновлять своего ребёнка. Надо было и фамилию мою вписать…

Александр не хотел да улыбнулся. Всё-таки не один и в беде рядом такое мощное плечо Тарана.

— Ну, уж это ты сам, если решишься на такой официальный зигзаг. Машка тебя безумно любит. Ругался, не помогло. Когда вы только успели сойтись. Превратив портрет в реальность… Непонятно совсем, тем более, что она абсолютно не продвинутая в этом вопросе.

— В Сибири.

— Теперь понятно чего её туда понесло. А то кедр, омуль, Байкал, турпутёвка… Ясно теперь какая это была путёвка и что за тур.

Смущённый Таран принялся оправдываться:

— Я занимал отдельный "номер" и она была со мной.

Он никак не ожидал, что на Сашу это произведёт совсем не то впечатление, которое бы ему хотелось. Тот вспылил:

— Чёрте что. Я понимаю, мужик, надо… Мне тоже надо, но я любовниц оплачиваю. Покупаю баб на худой конец. У меня в голове не укладывается, что кто-то мог трахать мою сестру.

Кирилл выкинул ладони вперёд, словно останавливая его гнев.

— Стоп, стоп…, я её не трогал, она сама захотела.

Немного успокаиваясь, Саша всё же огрызнулся:

— Мне только не рассказывай про это "сама".

— Ну может ты и прав, но я, её люблю. Ты разницу улавливаешь. Любовниц своих я тоже чёрном теле не держу, но Машуня, это другое.

Вымученный Саша махнул рукой.

— Разбирайтесь сами, ваша жизнь и ваш малец.

Кирилл протянул ему ладонь.

— Спасибо.

Тот помедлив ответил на рукопожатие тем самым закрепив дружбу.

— До завтра. Хотя дать бы тебе между глаз для верности, — проворчал он прощаясь.

— Ты просто Сашок не встретил ещё свою половинку.

— Пошёл ты, — отмахнулся Саша, шагнув в лифт. — У меня из-за вас пол головы седые.

Да и как тут с такой сестрой не поседеешь. Не одно, так другое. Утром Машка не смогла спустить ноги на пол, что-то мешало. Голова, оторванная от подушки, гудела. На придвинутой к кровати раскладушке спал Кирилл.

Разбуженный Таран потянулся.

— Осторожно, ты меня раздавишь, — пошутил он, поймав её не послушные ноги.

Машка села и закрыв глаза, потёрла веки, потом виски, но ничего не изменилось, Таран лежал опершись на локоть перед ней… И он не просто смотрел на неё, а открыв рот своим безумно красивым голосом, которого ей не спутать ни с чьим другим проговорил:

— Мышонок, прости меня. Я бревно, тормоз, колбаса и всё что хочешь. Приревновал тебя к Саше. Обалдел совсем…

— Ты дашь кровь, да? Я не ошибаюсь? — не слушая и перебив его, начала она с того, на чём закончили вчера.

"Видно для неё это сейчас важнее. Пусть так и будет. Сосредоточимся на ребёнке", — решил он.

— Зачем же я малышка здесь, — отпихнув раскладушку, подсел он к ней.

— Спасибо, — расплакалась она, уткнувшись ему в плечо.

— Надо вставать, — поцеловал он её руки, поняв, что полез рано с разговором о себе и своём прощении. — Врачи сейчас приходить будут. Я тебе горячего чая детка приготовлю. У тебя что-то болит? — спросил он, заметив, как она кривится от боли.

Она смутилась, но прошептала:

— Так. Грудь ломит.

Он деятельно хлопнул себя по лбу.

— Вчера тебя усыпили, надо молоко сцедить, — говоря это, Кирилл думал о том, что мать права, непонятно как при таких выбросах нервных клеток у неё вообще оно сохранилось.

Помедлив, спросила полушёпотом:

— Что со мной было?

Он объяснил:

— Усталость, я попросил ввести тебе успокоительного.

Она пожаловалась:

— Голова тяжёлая. Беспокойство в груди. Что с ребёнком?

Таран поспешил заверить и объяснить.

— Нормально всё. К операции готовят. Примешь душ, и голова пройдёт. Сейчас я тебе помогу, — заторопился он, вспомнив слова матери и отчима о пользе грудного молока.

Наскоро собрав постель и нырнув в одежду, Кирилл занялся Машей. Но напоролся на её:

— Отвернись.

Кирилл уже понял, что сейчас не лучшее время для споров и разборок.

— Хорошо, я не буду тебе мешать. Пойду, посмотрю ребёнка и приготовлю завтрак.

На это она не возражала. Через двадцать минут, он отвёл её в душ. Пропуская мимо себя в открытую дверь, напутствовал:

— Мойся детка. Я покараулю дверь, не мучайся там с придумкой, чем бы закрыть, — услышав, как Машка пытается пристроить швабру, добавил. — Не дёргайся. Я не буду смотреть.

— Точно? — уточнила она.

— Видишь, стою спиной, — успокоил он.

Машка молча ковырялась в своих вещах, потом спросила:

— Почему здесь нет запоров нигде?

Он, вспомнив, как это было в годы его работы тут, принялся рассказывать.

— Пять лет назад одному пациенту после операции стало плохо в душе. Хорошо хоть заметили, куда пошёл, и что его долго нет. Пока вытащили замок…

Маша, перекрикивая потоки воды, поинтересовалась:

— Обошлось?

— Тогда да. Но с тех пор все места пользования без запоров.

По тому, как забарабанили крепкие струи о пол. Понял — моется. Покупавшись, появилась перед ним. Смущаясь, выдавила из себя:

— Спасибо. Я всё.

Он отметил ожившие глаза на её бесцветном лице.

— Легче стало? — обнял он её. — Позавтракаем, детка. Поторопимся, я соорудил тебе кое-что.

Он сам расставил на столе чашки, разложил по тарелкам омлет с колбасой. Сам не ел и не пил. Но и Машка, выпив чай, не притронулась к еде. Так и сидела, глядя в одну точку.

— Ешь девочка, — обнял он её сзади, вложив вилку в руку, — тебе Пашку кормить. Я тебя расчесать попробую и феном волосы подсушу, да?

Не откликнулась, но вдруг подняла глаза.

— А он выживет, — закапали слёзы, как горох в тарелку. — Что если это последний мой денёк.

Таран засуетился, но тут же взял себя в руки.

— Выживет, не сомневайся, — прижал он к себе девчонку. — Вырастит здоровый и красивый. И будет за девчонками бегать, мамку свою не слушаться, хулиганить, и пойдёт по его попе гулять отцовский ремень.

Она всхлипнула, прошлась ладонью по щекам собирая слёзы и прошептала, повернувшись к нему лицом:

— Он очень похож на тебя.

Кирилл осмелился поцеловать её в глаза.

— Так уж заведено в нашем роду. Сын повторяет отца.

Она вдруг обхватила его шею руками и забормотала:

— Как я хочу, чтоб он поправился. Он же такой малюсенький, что ещё ничего не понимает, но уже столько выстрадал, пропуская через себя боль. Он же не виноват ни в чём… Не виноват… За что его Бог вместе со мной наказывает…

Сердце его скакало. Вот ведь жил себе не тужил и вдруг такое…

— Не переживай, эту кочку мы перескочим, — с присущей ему трезвостью заявил он.

Смущённая Машка, опустила руки себе на колени и впервые за последние месяцы улыбнулась: "Конечно, всё будет хорошо! Как она смеет думать иначе".

Чтоб не обижать его, Маша всё-таки поела. Собрав посуду, она сама, не смотря на его возражения, помыла её.

Кирилл ушёл вместе с хирургами в операционную, оставив Машку на руках Юли. Строго настрого наказав:- "Следи в оба. Если что скажешь сестре. Сделают укол. Они в курсе". И потянулись долгие тревожные часы. Пробегающие мимо врачи и сёстры отказывались вступать в беседу и что-либо сообщать. Только через три часа вышла Татьяна Анатольевна, с ходу успокаивая обомлевшую от страха Машу:- "Обошлось пока, не дрожи, конец операции уже не за горами". Чтоб чем-то отвлечь Машу, организовала переезд её в послеоперационную палату. Испугавшаяся сначала Маша, что её положат отдельно от сына, после объяснений Татьяны Анатольевны, успокоилась. Действительно таская скопившийся за время пребывания здесь скарб, забыли о времени. Так тяжело ждать. Хотя пока ждёшь, всегда остаётся надежда. И всё равно ждать невыносимо трудно. По усталым, но улыбающимся лицам появившихся из операционной врачей Юля поняла, что действительно всё обошлось.