От убийства до убийства - Адига Аравинд

— Следующая пара: богатырь Балрам и богатырь Раджеш, — объявил Брат.

Наполнявшая яму светлая земля уже потемнела в самой середке — там, где происходила основная борьба. Зрители сидели на травянистом откосе над ямой. Брат прогуливался вокруг нее, комментируя происходящее. «Вах, вах!» — восклицал он, когда один борец прижимал к земле другого. Над ямой вилось облако комаров, тоже, наверное, взволнованных состязаниями.

Кешава прошелся вдоль толпы зрителей, увидел пары мальчиков, державшихся за руки, некоторые из мальчиков прижимались щекой к груди друга. Ему стало завидно: ах, если бы и у него был друг, с которым он мог бы держаться за руки.

— Бесплатно пролез? — Это Брат подошел к нему. Он положил ладонь на плечо Кешавы и подмигнул. — Идея не из лучших — денежки-то за билеты мне идут, выходит, ты обжулил меня, негодник!

— Мне пора, — сказал, поеживаясь от стыда, Кешава. — Меня цирюльник ждет.

— К черту цирюльника! — взревел Брат. Он посадил Кешаву рядом с собой и снова принялся комментировать матч через мегафон.

— Я был таким же, как ты, — сказал, прервав комментарий, Брат. — Нищим мальчишкой, с пустыми карманами заявившимся сюда из деревни. И посмотри, чего я добился…

Он широко развел руки в стороны, и Кешава увидел, как они обхватывают борцов, продавцов арахиса, комаров, стоявшего у входа человека с барабаном, — Брат словно правил всем, что было важного в мире.

В ту ночь цирюльник пришел в проулок и обнял Кешаву, который уже укладывался спать.

— Эй! Куда ты исчез после кино? Мы думали, ты совсем пропал.

Он положил ладонь на голову Кешавы, поерошил его волосы.

— Ты мне теперь как сын, Кешава. Я скажу жене, что мы должны взять тебя в дом. Она согласится, и ты придешь ко мне. Это последняя твоя ночь здесь.

Кешава повернулся к брату, который откинул, чтобы послушать их разговор, угол одеяла.

Виттал накрылся с головой и повернулся к ним спиной.

— Делай с ним, что хочешь, — пробормотал он. — Я работаю, у меня своих забот хватает.

Однажды вечером, когда Кешава мыл автобус, чья-то трость пристукнула рядом с ним по земле.

— Горлодер! — Это был Брат, одетый в его обычную белую майку. — Ты нам нужен на митинге.

Автобус номер 5 доставил на Майдан Неру всех мальчишек автобусной станции. Здесь собралась огромная толпа. В землю были врыты колья, с которых свисали маленькие копии флага партии Конгресса.

В самой середке площади соорудили большой помост, над которым висел огромный портрет усатого мужчины в темных очках, воздевшего перед собой руки — так, точно он благословлял все сущее. Под портретом сидели шестеро мужчин в белых одеждах. Седьмой говорил в микрофон:

— Он хойка, но сидит рядом с премьер-министром Радживом Ганди и дает ему советы! И теперь весь мир видит, что хойка заслуживают доверия, что на них можно положиться, какую бы ложь ни распространяли о нас банты и представители других высших каст!

Спустя недолгое время к микрофону вышел и сам Член Парламента — тот, что был изображен на портрете.

И Брат тут же прошипел:

— Кричите!

Мальчики, стоявшие на задах толпы, набрали в грудь воздуху и завопили:

— Да здравствует герой народа хойка!

Они прокричали это шесть раз, и Брат приказал им умолкнуть.

Великий человек выступал целый час:

— У нас будет храм хойка. Что бы ни говорили брамины, чтобы ни говорили богачи, в этом городе будет храм хойка. Со священниками хойка. С богами хойка. И с богинями хойка. С дверьми хойка, с колокольчиками хойка и даже с ковриками у дверей и дверными ручками хойка! А почему? Потому что мы составляем девяносто процентов населения города! У нас есть здесь права!

Брат приказал мальчикам кричать: «Мы девяносто процентов города! Мы девяносто процентов города!» Мальчики заорали, один только Кешава подошел поближе к Брату и прокричал ему в ухо:

— Нас же не девяносто процентов. Это неправда.

— Заткнись и кричи.

По окончании митинга с грузовиков стали раздавать бутылки с вином, и люди побежали, толкаясь, чтобы успеть схватить их.

— Эй, — поманил к себе Кешаву Брат. — Иди сюда, выпей, ты это заслужил.

Брат хлопнул его по спине, другие силой влили в горло Кешавы вино, он закашлялся.

— Наша голосистая звезда!

Когда Кешава вернулся той ночью в проулок, Виттал ожидал его, скрестив на груди руки.

— Ты пьян.

— Ну и что? — Кешава толкнул его в грудь. — Ты мне кто, отец?

Виттал повернулся к игравшему со своими котами соседу и закричал:

— Этот малый потерял в городе все представления о приличиях. Он больше не отличает хорошее от плохого. Он водится с пьяницами и бандитами.

— Предупреждаю тебя, не говори таких слов о Брате, — негромко сказал Кешава.

Однако Виттал не умолкал:

— О чем ты только думаешь, болтаясь по городу в такой поздний час? По-твоему, я не знаю, в какого скота ты обратился?

Он замахнулся на Кешаву кулаком, но младший брат перехватил его руку.

— Не прикасайся ко мне.

И, не совсем понимая, что он делает, Кешава собрал свою постель и пошел по проулку.

— Куда это ты собрался? — крикнул ему вслед Виттал.

— Я ухожу.

— А спать где будешь?

— У Брата.

Он почти уже вышел из проулка, когда услышал, как старший брат окликает его по имени. По щекам Кешавы текли слезы. Одного зова ему было мало; ему хотелось, чтобы Виттал побежал за ним, догнал, обнял, попросил вернуться.

Чья-то рука легла ему на плечо, и сердце Кешавы подпрыгнуло. Однако, обернувшись, он увидел не Виттала, а соседа. Секунду спустя прибежали и коты и с истошным мяуканьем принялись лизать ступни Кешавы.

— Ты же знаешь, Виттал так вовсе не думает! Он волнуется за тебя, вот и все, — ты связался с опасными людьми. Забудь о том, что он сказал, и вернись.

Но Кешава лишь головой покачал.

Было уже десять часов. Кешава пошел в мастерскую, где ремонтировали автобусы. В темноте двое мужчин в масках резали синим огнем металл; пар, искры, запах едкого дыма и громкий шум.

Спустя некоторое время один из мужчин резко дернул рукой вверх, и Кешава, не понимая, что это значит, пошел за автобусы. Там он обнаружил комнату, а в ней, на полу, женщину, которой никогда прежде не видел. Опустившись на корточки, она массировала ступни Брата, сидевшего, по пояс голым, в плетеном кресле.

— Возьмите меня к себе, Брат, мне негде ночевать. Виттал прогнал меня.

— Бедный мальчик! — Брат, не поднявшись из кресла, обратился к женщине, которая занималась его ногами: — Видишь, что происходит в этой стране со структурой семьи? Брат выгоняет брата на улицу!

И он повел Кешаву в соседнее здание, где находилось, как объяснил Брат, принадлежавшее ему общежитие для самых лучших работников автобусной станции. Он открыл дверь, за нею рядами стояли кровати, и в каждой лежало по мальчику. Брат сорвал с одного из них одеяло. Мальчик спал, подложив под голову руки.

Брат пинком разбудил его:

— Вставай и убирайся из этого дома.

Мальчик, не протестуя, начал торопливо собирать вещи, а затем отошел в угол и присел там на корточки, — он совершенно смешался и не знал, куда идти.

— Пошел вон! Ты уже три недели на работе не появлялся! — закричал Брат.

Кешаве было жалко скорчившегося в углу мальчика, ему хотелось крикнуть: «Нет, не прогоняйте его, Брат!» Однако Кешава понимал: сегодня на кровати будет спать либо он, либо этот бедняга.

И через несколько секунд мальчика в углу уже не было.

Между двумя потолочными балками была протянута длинная бельевая веревка, с нее свисали, перекрываясь, белые саронги живших здесь мальчиков, словно толпа жмущихся друг к другу привидений. Стены комнаты были заклеены плакатами с портретами киноактрис и с восседающим на павлине богом Айяппой.

Все мальчики повскакивали и, разглядывая Кешаву, принялись отпускать шуточки на его счет. Он же, не обращая на них никакого внимания, доставал из мешка свои вещи: запасную рубашку, ополовиненный пузырек с маслом для волос, немного скотча и шесть портретов киноактрис, которые он стянул из лавки своего родственника. Портреты Кешава прикрепил над кроватью скотчем.