Тактик 2 (СИ) - Кулабухов Тимофей "Varvar"

— Но, — продолжал я, меняя тактику, — есть и другой вариант. Ты расскажешь мне всё, что знаешь, честно и без утайки. И тогда, возможно, я сохраню тебе жизнь.

Орк недоверчиво посмотрел на меня.

— Ты лжёшь! — выплюнул он, отвечая на всеобщем. — Люди всегда лгут!

— Не все, — возразил я. — Я — человек слова. Если я даю обещание, я его держу. Расскажешь правду — будешь жить. Будешь врать или молчать — умрёшь. Выбор за тобой.

Я смотрел ему прямо в глаза, стараясь, чтобы мой взгляд был максимально убедительным. Орк колебался. Борьба между страхом смерти и недоверием к человеку была написана на его уродливом лице. Наконец, он тяжело вздохнул.

— Что ты хочешь знать? — глухо спросил он.

И он заговорил.

Сначала неохотно, обрывками, но потом, видя, что я внимательно слушаю и не перебиваю, всё более подробно.

Он рассказал о численности орочьей армии, которая осаждала Алатор — несколько тысяч воинов, не считая вспомогательных отрядов и рабов. Рассказал об их вожде, Гхырре Великом, жестоком и хитром военачальнике, который лично руководил войной и называет себя Горным Королём.

О том, что орки действительно не ожидали такого манёвра гномов на поверхность, и что буран застал их врасплох. Основные силы орков, по его словам, сейчас отсиживались в главной системе туннелей, пережидая непогоду. Их план был прост: дождаться окончания бури, а затем выйти на поверхность, найти выживших гномов и добить их. Их отряд был послан на разведку, чтобы найти возможные пути отхода гномов или другие выходы на поверхность. Но они, как я и предполагал, поленились выполнять приказ в такую погоду и решили отсидеться в той норе, где мы их и нашли, разведя костёр.

Гррхаш также упомянул, что недалеко отсюда, примерно в получасе ходьбы на восток, есть ещё один, не слишком известный орочий ход, ведущий с поверхности обратно в их туннели. Этот ход они использовали для выходов на поверхность и охоты на туров.

Я слушал внимательно, запоминая каждую деталь. Информация была ценной. Очень ценной. Она давала нам хоть какое-то представление о ситуации и, возможно, шанс.

Когда Гррхаш закончил, я некоторое время молчал, обдумывая услышанное. Затем я повернулся к Зобгину и Брору, которые все это время стояли рядом, сжимая в руках топоры и с ненавистью глядя на пленного.

— Развяжите его, — сказал я спокойно.

Гномы уставились на меня, как на сумасшедшего.

— Что⁈ — прорычал Зобгин, его борода затряслась от возмущения. — Ты что, ума лишился, человек? Отпустить его? Он же тут же побежит к своим и всё им расскажет!

— Ну и что? Я дал ему слово, — так же спокойно ответил я, глядя гному прямо в глаза. — Я сказал, что если он расскажет всё, я сохраню ему жизнь. Он свою часть сделки выполнил. Теперь моя очередь. А я — человек слова.

Я снова повернулся к Гррхашу, который смотрел на меня с не меньшим удивлением, чем гномы.

— Ты свободен, Гррхаш, — сказал я и развязал его руки и ноги. — Беги. И передай своему вождю, что сэр Рос Голицын идёт за ним.

Орк, не веря своим ушам, смотрел то на меня, то на разъярённых гномов, которые, казалось, вот-вот бросятся на него, несмотря на мои слова. Затем, поняв, что это не шутка и не какой-то изощрённый способ поиздеваться над ним перед смертью, он медленно поднялся на ноги. Мгновение он ещё колебался, словно ожидая подвоха, а потом, с диким, нечленораздельным воплем бросился к выходу из башни и исчез в снежной мгле.

— За ним! — коротко приказал я Зобгину и Брору. — Пошли за ним, но не чтобы схватить, а посмотрим, куда он побежит. Это план такой, называется «Дочь турецкого паши». И проверим тот ход, о котором он говорил. Если он существует — завалим, чтобы ни одна тварь оттуда не вылезла.

Гномы, хоть и были явно недовольны моим решением отпустить орка, не посмели ослушаться. Они молча кивнули и, схватив своё оружие, бросились вслед за Гррхашем.

Поступок, конечно, спорный. С точки зрения военной прагматики — глупость несусветная. Но что-то внутри меня говорило, что я поступил правильно. Может, это была та самая «честь», о которой так любят говорить в книжках. А может, просто не хотелось уподобляться тем, с кем я сражался. Да и, честно говоря, был в этом и холодный расчёт. Пусть орки знают, что не все люди — лживые ублюдки. Пусть у них появится хоть капля сомнения. Иногда слухи и недоверие могут нанести больше вреда, чем прямой удар.

Через час гномы, мастера камня, убедились, что вход был и завалили его.

— Хорошая работа, — кивнул я. — Теперь у нас есть немного больше времени.

Гномы молча шли обратно, но я видел, что мой поступок произвёл на них впечатление. Неоднозначное, конечно, но всё же. В их взглядах читалось удивление, смешанное с каким-то новым, ещё не оформившимся уважением. Кажется, я снова заработал пару очков в их глазах. Или, наоборот, потерял, как знать этих бородачей?

Рассвет пришёл медленно, неохотно, пробиваясь сквозь редеющую снежную пелену. Буран начал стихать, ветер уже не выл так яростно, а лишь недовольно посвистывал в щелях башни. Сквозь проломы в крыше начало просачиваться тусклое, серое утреннее небо.

Именно в этот момент, когда казалось, что худшее позади, и у нас появилась хоть какая-то надежда, один из гномов, дежуривших у ложа короля Хальдора, тревожно позвал Воррина.

— Королю… ему хуже, — сказал он тихо, и в его голосе слышался страх.

Мы все собрались вокруг умирающего правителя. Хальдор лежал на импровизированном ложе из старых плащей, его лицо было пепельно-серым, дыхание — прерывистым и слабым. Рана на плече, полученная ещё в подземной засаде, уже не кровоточила, но, вероятно, потому что он потерял большую часть крови. Было очевидно, что старый король угасает.

Воррин опустился на колени рядом с ним, взял его за руку. Рядом, с каменным лицом, стоял принц Фольктрим, сын Хальдора. Взрослый гном, в отличие от своего отца, был немногословен, всегда держался в тени, но в его глазах читались ум и твёрдость.

«Молчаливый принц», как его называли за глаза.

Хальдор на несколько мгновений пришёл в сознание. Его мутные глаза обвели собравшихся, остановились на сыне, потом на мне. Губы его дрогнули.

— Сражайтесь… — прошептал он, и его голос был едва слышен. — Не отдавайте… наши горы… оркам… Фольктрим… сын мой… будь… достоин…

Его взгляд снова метнулся ко мне.

— Человек… Помоги… моему сыну…

Это были его последние слова. Голова короля бессильно откинулась набок, из груди вырвался последний, судорожный вздох, и он затих.

В башне воцарилось тяжёлое, гнетущее молчание. Даже ветер, казалось, затих, отдавая дань уважения ушедшему правителю.

Воррин бережно закрыл Хальдору глаза.

— Король умер, — глухо произнес он. — Да здравствует король!

Он повернулся к Фольктриму и, преклонив одно колено, склонил голову. Остальные гномы, как один, последовали его примеру.

Фольктрим Молчаливый стоял неподвижно, глядя на тело своего отца. На его лице не дрогнул ни один мускул. Лишь в глубине глаз на мгновение мелькнула какая-то тень — то ли скорбь, то ли тяжесть внезапно свалившейся на него ответственности. Затем он медленно поднял руку.

— Мы отомстим за него, — сказал он твёрдо, и его голос, хоть и негромкий, прозвучал на удивление властно. — Мы вернём наши горы. И орки заплатят за всё.

Он посмотрел на меня.

— Рос, — сказал он, и в его голосе не было ни отцовского высокомерия, ни пренебрежения. — Мой отец просил тебя помочь. Твои советы помогли спастись в залах вчера. Твоя мудрость и отвага нужны нам сейчас, как никогда.

Я молча кивнул. Новая игра началась. Со смертью старого короля и восхождением нового. Старые счёты с орками никуда не делись, но теперь, возможно, появилась новая надежда. Надежда на то, что этот молодой, молчаливый гном окажется более разумным и дальновидным правителем, чем его самодовольный отец. И что мы сможем не просто выжить, но и победить.