Полное собрание сочинений. Том 15. Чудеса лунной ночи - Песков Василий Михайлович

Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 61

Ребятишки были под наблюдением. На припеке, прислонившись спиною к камню, сидел седовласый наставник. Линялое синего цвета трико, обувка, но главным образом не утраченная с летами гибкость в мосластом теле обличали в мужчине «столбиста», начинавшего, возможно, так же, как ребятишки, у этого камня.

— А не хотите ли посмотреть, что могут делать асы? — спросил мужчина, заметив повышенный интерес к своей пастве. — Саша! — окликнул он проходившего мимо парня. — Тут москвичи, в Столбах впервые…

Худощавый парень без объяснений понял, чего хотят от него.

— Подождите, я сбегаю за калошами…

Минут через пять он вернулся, держа в руке перевязанные бечевкой, неглубокие остроносые калоши.

— Такие видишь обычно у стариков-аксакалов в Узбекистане…

— Точно. Оттуда и посылают друзья. Для лазанья в скалах ни кеды, ни что другое не могут сравниться с калошами.

По каменным тропам мы вышли к наиболее впечатляющим скалам с названием Перья. Эту гигантскую выделку из гранита чей-то глаз нарек очень точно, именно перья из камня уходили из леса в небо.

— Ну вот, с виду вроде бы неприступны, а через пять минут, смотрите вот с этой точки, я буду стоять на верхушке средней пластины, — сказал ас и стал обуваться в калоши. Подошвы калош он попудрил порошком канифоли и на пятках — не повредить пудру — пошел к скале.

Опасные номера в цирке показались мне детской шалостью в сравнении с этим молниеносным вознесением парня вверх. Худощавое тело в трикотажной желтого цвета рубашке и синих трикотажных штанах змеей вертелось в расщелинах скал. Упираясь о камни спиной, ногами, руками, задом, парень с легкостью белки оказался на узком гребне каменного пера и пошел по гребню к вершине. «Там его и сниму», — подумал я. Но побоялся поднять фотокамеру, побоялся, что лазальщик, увидев, как я снимаю, потеряет на полсекунды контроль над собой…

Спустился ас быстрее, чем поднимался. Он просто мелькнул в каменном желобе между перьями. И вот стоит перед нами. Возбужден. Дыхание частое.

— Неужели не ободрался? — потрогал я спину скального циркача. Парень с улыбкой задрал рубашку, обнажил загорелое худощавое тело:

— Ни единой царапины! Но может случиться. Этот спуск называют у нас «шкуродером».

Мы присели около Перьев. Знакомый наш, Александр Шестаков, оказалось, имеет профессию водолаза, работает в Красноярском порту.

— Днем — под водой, а вечером, хотя бы на час, — сюда. И в воскресенье обязательно целый день…

Александр женат. С женой познакомился тут, в Столбах. Она тоже заядлый лазальщик.

— Разглядели друг друга. Это не танцплощадка. Тут сразу видно, кто чего стоит… Дочка растет… Скоро ее начнем приучать…

— Не страшно?

— Нет. Страх был, конечно, но я одолел его еще пацаном. Не знаю, понятно ли это, но, пересилив, поборов страх на скалах, во всем другом человек небоязливым становится. Это я понял и в армии, и когда в водолазы подался. При всякой опасности — любопытство и собранность. Страха нет.

— Но ведь, случается, падают?

— Да. Случается. Вон посмотрите: большими буквами имена у вершины. Это те, кто сорвался.

Какая-то плата за все неизбежна. Сюда и дорогу провели специально, чтобы «Скорая» быстро могла подъехать. Я тоже два раза срывался. Но в снег — без последствий. Отряхнулся и снова…

Ни остановить, ни запретить это невозможно. Непонятная сила магнитом тянет испытать себя, утвердить. И эти вот имена не пугают. Не пугает же моряка сознанье, что корабли время от времени тонут. И на самолетах летаем. Альпинистов возьмите. Кто гонит? Сами. Я убежден, что люди закиснут и захиреют, если риск и опасность будут видеть только на телеэкране. Надо себя испытывать, закалять. Но, конечно, нужны дисциплина, самоконтроль, четкое понимание: это же по силам, а это пока «Эверест».

Чувствовалось, свой монолог водолаз-скалолаз говорит не впервые. Александр убежден в своей правоте. И от других я слышал примерно те же слова. Говорили даже об особом «красноярском характере», который формируется тут, в Столбах. Так, наверное, оно и есть. Не зря же все красноярцы преданно любят Столбы и тех, кто их может одолеть.

— Абалаковы вам, конечно, известны? — спросил Александр. — Символ нашего альпинизма. А где начинали? Тут, в Красноярске, в Столбах.

О технике лазания Александр сказал так:

— Бывают моменты: прикосновение пальца к скале рождает спасительную устойчивость… ноги чутко находят в камне изгибы, для глаз не заметные. И важно к себе прислушаться. Если не готов духом, надо о становиться.

— Есть такие, что лазают лучше тебя?

— Есть. Например, Володя Теплых, литейщик с алюминиевого. Когда он на скалах, я думаю: это не человек, а бог в калошах шествует по камням.

Я сказал Александру, как вышло у меня с фотографией.

— А очень нужна? Можем и повторить, но уже не сегодня.

Договорились встретиться в день возвращения в Красноярск нашего теплохода.

И все повторилось. Как в первый раз, Александр у Перьев обулся в калоши. Опять попудрил подошвы. И замелькало гибкое его тело вверх по еле заметным уступам отвесной скалы.

И вот он на высоте. Десять секунд на ветреной оконечности скал. Группа туристов, наблюдавшая этот подъем, шумно зааплодировала и заставила меня вспомнить рассказ Александра о гибели его друга — на глазах обычных тут зрителей он сделал на руках стойку… Я вздохнул с облегчением, когда по узкой щели «шкуродера» вниз, вниз замелькало гуттаперчево-гибкое тело. И вот уже водолаз-скалолаз с улыбкой снимает с ноги калошу.

— Напрасно вы волновались. Перья — не самое трудное место в Столбах…

_{Фото автора. 3 июня 1984 г.}

Новоселье большой синицы

(Окно в природу)

Поищите-ка город с названием более поэтичным, чем это: Алма-Ата — Отец яблок. Этот нестарый город очень красив. В его зелени белыми кораблями плывут здания самобытной современной архитектуры. И есть у этого большого города достоинство, редкое в наше время: из него не ушла природа. Белые шапки гор парят за околицей. Городская зелень смыкается с лесом. Есть тут район под названием «Компот» с улицами: Грушовая, Яблоневая, Сливовая, Урючная… Это район одноэтажных домов с садами, где как раз и растет душистый алма-атинский апорт, урюк, орехи, кизил, груши дюшес («Снимаем с этого дерева каждый год двадцать ведер», — сказал мне хозяин).

Много в Алма-Ате птиц. Ночью, открыв окно в высокой гостинице, я слышал перекличку в садах маленьких совок-сплюшек. Утром, сверкая на солнце пером, повсюду скакали дрозды. Давно я не видел такого обилия желтоклювых черных дроздов. В парке — сорочье гнездо. Старое? Потянулся — прямо из-под руки шмыгнула белобокая птица. В шапке-гнезде — шесть теплых яичек. А рядом с парком гудят машины, людской поток… «Это что! — сказал Максим Дмитриевич Зверев, старейшина здешних натуралистов. — В город иногда залетают и филины. Тут у нас на Грушовой сидел однажды весь день робким притихшим пугалом, возбуждая ворон и галок. А в сумерки снялся и полетел по своим совиным делам, прихватив в лапы одну из крикуний». И все это в городе, где собираются строить метро, — число жителей Алма-Аты перевалило за миллион.

На остановке, ожидая автобус, у дупла в старом карагаче я вдруг заметил синицу. Домовитая, чуть нахальная, эта птица, как и везде, чувствовала расположение человека и занималась своими делами так уверенно и сноровисто, что, наблюдая за ней, я зевнул свой автобус… Стойте-ка, но больших синиц в Алма-Ате, кажется, не должно быть! Кто-то давно мне рассказывал: не может синица преодолеть с севера больших пустынных районов… Максим Дмитриевич, выслушав мой рассказ о встрече с синицей, улыбнулся: «Все правильно. Не было.

И очень мы горевали об этом. В наших садовых местах эта работница очень нужной была».

В шестидесятых годах местные натуралисты решили помочь синице одолеть пустыню на самолете. В областях Омской, Пермской, Новосибирской было поймано шесть с половиной сотен белощеких желтеньких птиц и доставлено в Алма-Ату и окрестности. Город сердечно встретил переселенцев. Дуплистых старых деревьев сейчас всюду недостает — развесили для синиц домики. И прижились птицы!

Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 61