Ночной убийца - Сэндфорд Джон

– Что?

– Он убил ее. Давай посмотрим на квартиру.

Лукас направился к входу в дом, и Грив поспешил за ним.

– Эй, подожди минутку, ну подожди же…

В квартире обнаружилось около тысячи книг, свернутый восточный ковер, перевязанный коричневой бечевкой, и пятнадцать еще не разложенных коробок из «Сам себе перевозчик» [14]. На фортепианном табурете сидела расстроенная женщина средних лет. На голове у нее был повязан носовой платок, на лице, обветренном и очень загорелом, как у садовника, застыло печальное выражение. Дочь Шармань Картер, Эмили.

– Я должна все вывезти по первому требованию, иначе придется платить за аренду квартиры, – объяснила она Гриву и окинула взглядом комнату, – Понятия не имею, что делать с книгами. Я хотела бы сохранить все, но их так много.

Лукас присмотрелся к книгам: американская литература, поэзия, история, эссе. Труды по феминизму, расставленные таким образом, что становилось ясно: это сознательная подборка, а не случайное чтение.

– Я могу кое-что забрать, – сказал он, – Разумеется, если вы назовете цену. Меня интересует поэзия.

– Ну… как по-вашему, сколько это может стоить? – спросила Эмили.

Грив с любопытством посмотрел на Лукаса. Тот быстро подсчитал.

– Здесь тридцать семь книг, в основном в бумажных переплетах. Сомневаюсь, что среди них есть редкие экземпляры. Как насчет ста баксов?

– Давайте я сначала просмотрю их, а потом позвоню вам.

– Конечно, – Лукас отвернулся от книг и посмотрел на Эмили Картер, – Ваша мать в последнее время не страдала от депрессии или чего-нибудь подобного?

– Если вы хотите спросить, не совершила ли мама самоубийство, отвечу: нет. Она ни за что не доставила бы Джойсам такого удовольствия. Это прежде всего. Но главное, она любила жизнь, – ответила Эмили. Вспоминая мать, она немного оживилась, – Накануне вечером мы ужинали вместе, и она рассказала мне про чернокожего мальчишку из своего класса. Мама считала, что он может стать писателем, но ему требуется поддержка. Она не могла покончить с собой. Кроме того, даже если бы она и решила это сделать, то как?

– Да, непростой вопрос, – согласился Лукас.

– Единственное, что беспокоило маму, – это щитовидка. Небольшая проблема, но ей было трудно поддерживать постоянный вес, она худела. И еще бессонница. Возможно, причина отчасти в той же щитовидке.

– Значит, она все-таки была больна? – спросил Лукас, искоса взглянув на Грива.

– Нет-нет, вовсе нет. Не настолько, чтобы принимать таблетки. Мама весила девяносто девять фунтов при росте пять футов шесть дюймов. Это меньше нормы, но об истощении или чем-то подобном речи не шло.

– Хорошо.

– Теперь мальчику, который мог бы стать писателем, никто не поможет, – сказала Эмили, и по ее щеке скатилась слеза.

Грив погладил ее по плечу – Офицер Френдли, – а Лукас отвернулся и, засунув руки в карманы, шагнул к двери. Он уже понял, что тут они ничего не найдут.

– Вам нужно поговорить с Бобом, он живет в следующей квартире по коридору, – сказала Эмили. Она взяла рулон скотча и коробку, разложила ее, превратив в куб, и оторвала кусок ленты с таким звуком, будто кто-то разодрал простыню, – Он заходил ко мне перед вами.

– Боб дружил с Шармань, – пояснил Грив, – Он был здесь в тот вечер, когда она умерла.

Лукас кивнул.

– Хорошо. И примите мои соболезнования.

– Спасибо. Надеюсь, вы поймаете этих подонков, – сдавленным голосом произнесла Эмили.

– Вы считаете, что вашу мать убили?

– Что-то здесь определенно произошло, – ответила она.

Боб Вуд, худой лысеющий нервный мужчина, тоже был учителем, он преподавал естествознание в Центральной средней школе Сент-Пола.

– Теперь, когда Шармань умерла, нам всем придется отсюда уехать. Город обещал дать денег на переезд, но я не знаю. Цены просто ужасающие.

– Вы ничего не слышали в тот вечер? Совсем ничего?

– Совсем. Я видел Шармань около десяти часов; мы оба отвозили пустые алюминиевые банки вниз, в мусорный бак, и вместе поднимались в лифте. Она собиралась сразу лечь спать.

– Вам не показалось, что она чем-то огорчена?

– Нет-нет, Шармань была в прекрасном настроении, – ответил Вуд, – И я повторю вам то, что уже говорил другим полицейским: когда она закрыла дверь, я слышал, как щелкнул замок. Это можно сделать только изнутри, при помощи ключа. Я знаю совершенно точно, потому что, когда Шармань поставила новый замок, она волновалась, что окажется в ловушке, если, например, начнется пожар. Однажды Черри страшно напугал ее – он просто посмотрел на нее, но этого хватило, – и она стала запирать дверь. Я был здесь, когда взломали замок, так вот, вместе с ним отвалился кусок стены. Там все закрасили, но след остался.

На стене была видна едва различимая заплатка из штукатурки. Лукас потрогал ее и покачал головой.

– Если бы в квартире у Шармань что-то происходило, я бы заметил, – продолжал Вуд, – Между нашими спальнями общая стена, а кондиционер не работает уже несколько дней. Никакого шума не было. Только очень жарко и пугающе тихо. Я ничего такого не слышал.

– И вы считаете, что она просто умерла?

Вуд дважды сглотнул, его адамово яблоко заходило ходуном.

– Господи, я понятия не имею. Если знаешь Черри, можно предположить… Боже мой…

Выйдя на улицу, Лукас и Грив увидели, что по тротуару едет маленькая девочка на крошечном велосипеде. Она упала, подняла велосипед, села и снова упала.

– Нужно, чтобы кто-нибудь бежал за ней, – сказал Грив.

Лукас фыркнул.

– Все так и делают.

– А ты у нас философ!

– В квартирах Вуда и Картер общая стена.

– Да.

– Ты проверил Вуда?

– Проверил. Он считает, что газетные комиксы полны насилия.

– Но тут должно быть что-то. Что можно сделать с общей стеной? Например, вставить иголку и закачать в другую квартиру газ или еще какую-нибудь гадость.

– Слушай, Дэвенпорт, токсикологический анализ ничего не показал, – резко возразил Грив, – Ничего, понимаешь? Если заглянуть в словарь, чтобы узнать, что значит слово «токсикология», ты увидишь там фотографию нашей пожилой леди и надпись: «Не про нее».

– Ладно, ладно…

– Ее не отравили ядом или газом, не зарезали, не застрелили, не задушили и не избили до смерти. Что еще бывает?

– А как насчет электрического тока? – предположил Лукас.

– Хм, и как они могли это проделать?

– Не знаю. Прикрепили провода к кровати, протянули под дверью, а когда она легла – раз, и все готово. Потом они просто вытащили их наружу.

– Ты не обидишься, если я посмеюсь? – спросил Грив.

Лукас оглянулся на дом.

– Дай я еще немного подумаю.

– Но ты не сомневаешься, что ее убил Черри?

– Не сомневаюсь, – Оба посмотрели на лужайку и увидели в дальнем ее конце Черри: тот стоял на коленях около затихшей газонокосилки и что-то делал, наблюдая за ними, – Точно, как в банке.

Подойдя к машине, Лукас взглянул на часы: они провели в доме около часа.

– Коннел разорвет меня на части.

– Да уж, она настоящая заноза, – заметил Грив.

На парковке около участка они столкнулись с Мэй Хайнц, которая садилась в свою машину. Лукас посигналил ей и крикнул:

– Как все прошло?

Хайнц подошла к ним.

– Эта дамочка, офицер Коннел… очень уж она назойливая.

– Что есть, то есть.

– Мы нарисовали портрет, но…

– Что?

Хайнц покачала головой.

– Не знаю, это мое или ее творчество. Понимаете, портрет вышел слишком точным. Я в основном помню того мужчину с бородой, но теперь, когда у нас получилась полная картина, я начала сомневаться. Мне кажется, что все правильно, но, с другой стороны, я не уверена, этого ли человека я тогда видела, или его лицо возникло из-за того, что мы перебрали слишком много разных вариантов.